Королевский маскарад - Оксана Демченко

По словам сына вождя, юноша заболел на охоте у реки, бил диких оленей с лодки во время осенней переправы. Попал в воду, нахлебался, получил несколько достаточно серьезных ран – то ли по камням тащило его, то ли рога оленьи порвали тело. Нашли охотника на берегу, гораздо ниже оленьей переправы по течению реки, без сознания, очень слабого. С тех пор он не приходит в себя и почему жив до сих пор – загадка…

– Не хочет он на тот берег. Упрямый, – усмехнулся эльф. – Вот так держи его, буду воду из легких убирать, там ее ох как много… Прокалывать надо и сцеживать. Плошку ставь, большую. Дянгу, у тебя лимонник есть? Ты же ходишь в тайгу.

– Есть, – кое-как выговорил охотник.

– Вот, заваривай. Сейчас раздышится, попьет, и поведете его на прогулку. Чум проветрить надо, даже выстудить: свежий воздух важен. Шкуры на ложе поменять, должны быть совсем сухие.

Охотник молча засуетился. Руки дрожали, выдавая беспокойство проснувшейся надежды. Жена Дянгу тоже оживилась, стала собирать одежду для сына. Чистую, аккуратно сложенную, припрятанную подальше. «Наверное, никто уже не предполагал, что вещи для прогулки вне чума понадобятся больному прежде последнего дня», – хмуро догадался Лоэль.

Воды в легких оказалось даже больше, чем он предполагал. Принц покачал головой: чем вообще дышал парень? Второй раз удивиться ему пришлось, обрабатывая старые загноившиеся раны. Может, и похожи на след рогов. Лоэль движением брови уточнил мнение Дюпты, обведя пальцем особенно подозрительный глубокий прокол под ребрами.

– У оленя острые рога, Элло, – засомневался сын вождя. – Но ты, может, и прав. Я бы сам так бил, очень похоже на след от ножа. Костяного.

– Потом подумаю, – заинтересовался Лоэль. – Моя магия склонна утверждать: это нож. Злоба есть в ударе. Даже я бы добавил – заклятие. Незнакомое мне, вашего народа, северное. Дянгу, как там отвар?

– Почти готов, – быстро откликнулся охотник. – Только мой Хэнку не может глотать, ослаб.

– Держи питье горячим, уже скоро потребуется. Скажи жене, пусть жидкой рыбной похлебки сварит. Глотать он может, дышать не получалось, вот и захлебывался. Дюпта, далеко ли его нашли?

– Отсюда два аргиша, – прикинул сын вождя.

– Поедем немедленно, как только я к Тимынтэ сбегаю. Хочу глянуть, что там пели. Ох, приложил к этой болезни свою руку шаман. Нехороший, темный. Если получится, я его след поймаю. Потом найдем и поспрашиваем…

– Мой младший сын выберет вам двух лучших учагов. – Охотник глянул на мальчика, и тот сорвался с места, на ходу натягивая сокуй, верхнюю теплую одежду. – Учаг, Элло, – это верховой олень, не упряжный. Там удобнее именно верховой, места неровные.

– Спасибо, запомню.

Юноша, названный Хэнку, закашлялся, судорожно забился и поник. Лоэль довольно кивнул, нашептал еще несколько слов, останавливая кровь из потревоженных ран и двух проколов, созданных самим лекарем для откачки влаги из легких. Потом пришлось еще шептать – поить больного силой, заново учить дышать полной грудью. Расправлять легкие, сжавшиеся и смятые в нижней части. Хэнку опять кашлял, мучительно и часто. Его отец вздрагивал и жалобно глядел на нидя-шамана, вдвоем с Дюптой решительно перемещающего и поворачивающего тело. Наконец больного посадили и, придерживая голову, бережно напоили. К полному восторгу тихой хозяйки чума, сын пил сам, охотно и много. Лоэль наспех пояснил, как его надо вести, сколько гулять, чем поить и кормить. И вышел на свежий воздух. Жена Дянгу уже торопливо вскрывала слои шкур, проветривая чум. Сам охотник, устроив руки больного сына на своих плечах и буквально переставляя его ноги, вместе с Дюптой вывели его на воздух. Можно было попросту и вынести юношу, но эльф предпочитал этот способ. Пусть тело вспомнит, что такое – ходить. Глядишь, быстрее вернется здоровье от хороших-то воспоминаний.

Чум шамана Тимынтэ показал Дюпта – еще по дороге к охотнику. Там Лоэль застал и хозяина, и гордую поручением Сыру. «Жена» выравнивала травы в кучках, стебелек к стебельку. Шаман из народа ны-кайга оказался совсем молодым человеком. Невысоким, худеньким, спокойным. Не склонным изображать из себя «великого и страшно могучего» мага. Поймал взгляд Лоэля, улыбнулся, виновато пожал плечами.

– Ну слабый я шаман. Неопытный. В прежней жизни помощником был у большого мастера. Только помню это плохо-плохо. Лечить травами могу, а вот с духами говорить – нет, не умею по-настоящему. – Он улыбнулся совсем грустно. – Все тебе рассказали, знаю. Вот и меня послушай. Надумал я: не пришла к нам пока беда, потому что звать дямадов не умею… А еще верю, за нами она охотится, за народом ны-кайга.

– Или за золотом, – добавил Лоэль.

– Зачем духам золото? – удивилась Сыру.

– Золото нужно людям, – согласился Лоэль. – И ради него некоторые согласны на любых союзников. Зовут, а потом сами не ведают, как их назад запихнуть… Вот и приходится каждую зиму искать нового врага для бывших союзников, чтоб самим уцелеть. Не смотрите на меня так, ничего я не знаю! Просто пробую разные мысли вслух высказать.

Эльф говорил и деловито изучал травы. Отбирал некоторые, ссыпал в маленькую миску, нюхал, смешивал, снова добавлял. Наконец остался доволен результатом.

– Тимынтэ, это средство для сна, пробуждающего память. Спать будете по очереди. Один пьет и ложится, кладет на лоб этот амулет. Сны придут яркие, и спящий станет внятно говорить. Второй должен слушать. Сыру, ты письму обучена?

– Да, меня Дюпта научил, – гордо сообщила девушка.

– Отлично. Тимынтэ, будешь говорить первым. Она запишет. Потом повторите – наоборот. Сравните записи и воспоминания. Никому ничего рассказывать не надо, пока мы не вернемся. Я и Дюпта уедем по делам дня на три-четыре.

– Успеете… – начал было Тимынтэ.

– Знаю, обязательно вернемся к последнему закату, – твердо пообещал Лоэль. – До встречи. И, Тимынтэ, пригляди за Хэнку, он должен завтра очнуться. Травок от жара ему дай, от воспаления.

Шаман кивнул, еще раз улыбнулся и бережно принял амулет. По живому интересу во взгляде Лоэль понял: в эту зиму у него появится, по крайней мере, один ученик. Наверняка толковый. И будет в роду Кэлху отличный шаман эльфийской выучки…

Посмеиваясь над своими мыслями, принц выбрался из тепла чума в холодную ночь. Расторопный Дюпта уже ждал, с оленями, с теплым новым сокуем для эльфа. Неизменное копье приторочено за седлом, глаза веселые, прищур заинтересованный. Сын вождя поверил в возможность проколоть беде брюхо и уже наточил для большого дела свою стальную «пальму».

Побежали быстро. Сперва пешком, сберегая силы оленей. Потом отдохнули в седлах – и снова рядом с учагами. Дюпта несся так, словно за ним уже гнались все баруси ледяного края. Эльф старался не отставать и всерьез обижался на себя самого. Что будет с отцом, если ему сказать, что эльфа, разменявшего третью сотню лет жизни, едва не загнал человек? Орильр станет охотно разговаривать с этим человеком – и уважать его больше, чем сына…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});