Моя профессия - Сергей Образцов

«Я» и «он»

Но всякий ли хороший актер может быть актером кукольного театра? Нет, не всякий. Какими же отличительными свойствами он должен обладать? И чем обусловлены эти свойства? Прежде всего тем, что образ, создаваемый актером кукольного театра, ощущается им вне себя самого. И если формула Станиславского «я в предлагаемых обстоятельствах» как рабочий посыл верна для актера драматического театра, то для актера театра кукол та же формула должна звучать в третьем лице – «он в предлагаемых обстоятельствах».

Когда драматический актер объясняет режиссеру, что он делает в том или ином месте роли, то всегда это звучит так: «Тут я подслушиваю за дверью, потом быстро отворяю дверь и застаю жену с Семеном». Когда то же самое объясняет актер театра кукол, то фраза звучит так: «Тут он подслушивает за дверью, потом с силой толкает эту дверь, смотрит в левый угол, со всего маху правой рукой скидывает со стола графин, а помреж в это время бросает стекляшки в ящик».

Что же меняется в психологии актера, если вместо слова я говорится слово он? Очень многое. Актер становится и режиссером роли. Он видит своего героя. Фактически видит. И не только создает физическое поведение куклы, но и следит за тем, как это получается. И если получается хорошо, актер испытывает режиссерскую радость. Таким образом, актер театра кукол должен ощущать создаваемый им образ отдельно от себя. Именно поэтому в театре кукол некрасивая актриса может играть абсолютную красавицу. Сверхкрасоту. Сверхмолодость. Это совсем особое ощущение радости исполнения. Вот она какая, моя героиня. Смотрите, как она плавно движется, как гордо несет свою голову. Как стройна ее талия, как длинны ее косы. Вот он какой, мой герой. Как он бесконечно стар. Старше всех стариков на свете, старше всех долгожителей. Старше Мафусаила. Смотрите, как он идет, как стучит его клюка, как затруднена его речь.

Актер драматического театра, играющий роль старика, якобы с трудом переставляет свои собственные ноги. Он «самопоказывается». Актер театра кукол, играющий при помощи куклы роль старика, медленно переставляет чужие ноги. Ноги куклы. В этом актере нет даже намека на самопоказ, потому что он не играет старость, а показывает ее. Вне себя. Кукла-старик идет с трудом. Актер же в это время себя не мучает – он испытывает радость результата. Режиссерскую радость. И как это ни странно, но для того, чтобы эту радость испытать, у актера театра кукол должен быть чуть-чуть иронический глаз. Он подглядывает за куклой и тем самым за своим же собственным поведением. И мне кажется, что без этого иронического глаза, без чувства юмора быть актером театра кукол нельзя.

Когда, принимая к нам в театр новых актеров, мы устраиваем конкурс, то просим пришедших на этот конкурс прочитать какой-нибудь смешной рассказ. Причем необходимо, чтобы в рассказе этом было несколько действующих лиц, так сказать, несколько ролей. А вот лирические или героические монологи нам не нужны. По ним никак не догадаешься, подходит ли нам данный актер или актриса. И еще мы просим спеть что-нибудь. Слух и чувство ритма абсолютно необходимы. Если и юмор, и музыкальность, и темперамент понравились, мы берем актера. Но, как правило, заключаем с ним договор на шесть месяцев. За один месяц трудно в актере разобраться, а за шесть месяцев можно.

Что это значит «разобраться»? Учить его играть куклой? Нет, учить тут нечему, кукла не скрипка, тем более что даже опытному кукловоду в каждой новой роли нужно сызнова привыкать к кукле, выясняя ее биомеханические свойства. Нет, не в учебе дело. А в том, полюбится ли вновь пришедшему актеру играть куклой, а не самим собой. Обрадуется ли он ограниченным возможностям куклы или будет тосковать по самовыражению, и, наконец, приживется ли он в коллективе, потому что сумма хороших актеров – это еще не театр. Театр – это сумма единомышленников.

Станет ли он нашим единомышленником? Станет ли настоящим партнером наших актеров? Если да, то через полгода мы с радостью зачислим его в труппу.

Глава пятнадцатая

Другие страницы дневника памяти

В конце первой части я обещал вернуться к дневнику памяти. Выполняю обещание и начинаю со страниц, относящихся к самым первым дням рождения нашего театра. А потом буду перелистывать этот «дневник», иногда перескакивая через годы и меняя последовательность в зависимости от сохранности «страниц» и от той или иной смысловой необходимости.

В родительском гнезде

Для канарейки, естественно, это было бы огромное гнездо – целая комната. Но для театра очень уж маленькое. Одна комната. Два окна на улицу, Пианино, за которым сидит будущий композитор Милютин. Небольшой стол. За ним иногда маленький седой человек – директор и одновременно актер театра Сергей Сергеевич Шошин, а иногда – художественный руководитель театра, на вид абсолютный мальчишка. Это я. В гнезде тесно, но уютно и очень спокойно, потому что мы ни за что не отвечаем. За нас отвечают наши «родители» – дирекция Центрального Дома художественного воспитания детей. Репетируем спектакли. И тем временем выясняется, что для разъездов по разным школам, домам пионеров и детским лагерям нам нужен транспорт. Раздобыли мерина по имени Катер, телегу и кучера. Сейчас, когда наши декорации в двух многотонных грузовых автомобилях пересекают всю Европу – от Москвы до Рима, Парижа, Лиссабона, – этот старенький мерин кажется смешным.

Тогда наш Катер никакого смеха у нас не вызывал, наоборот, это было достижение. Через некоторое время вместо Катера появился автомобиль. Я не помню, что была за марка, то ли старый «Линкольн», то ли «Бьюик», но заднего хода у него не было. Вперед он мог двигаться, а назад не мог, и если въезжал в ворота, то, чтобы выехать назад, его надо было выталкивать. Мы назвали его Антилопой-Гну и тоже гордились им. Все-таки собственный автомобиль.

Репетируем спектакли. Ужасно тесно. Идем к «родителям», просим еще комнату. Дали. Получилось две комнаты. Сперва стало свободно, но очень скоро оказалось, что и две комнаты – тоже тесно, и тогда мы сняли клуб табачной фабрики на Тверской улице. Но там можно было только играть, а не репетировать.

Вылетели из гнезда и сели на веточку

Через некоторое время на Поварской, теперешней улице Воровского, нам дали подвал, бывшее картофелехранилище. Остатки гнилого картофеля мы оттуда вытащили, сам подвал отремонтировали и были счастливы.

Это оказалось довольно большое помещение. Мы репетировали там и «По щучьему велению» и «Кота в сапогах».

Кроме того, оборудовали специальный грузовой автомобиль под разъездной театр – красиво раскрашенный фургон. Если раскрыть одну из его боковых стенок, получался театр для кукол на нитках. А если раскрыть заднюю стенку и откинуть раму со спускающейся с нее материей, то получается ширма для театра с куклами на руках. Заключили договор с райсоветом и ездили по дворам, показывая наши спектакли. Заранее расклеивали афиши, на которых было напечатано: «Едем, едем к вам во двор! Будем, ждите!» – и от руки написаны число и час приезда. К этому моменту обычно уже стояли лавочки, табуретки, стулья, сидели ребята и толпились взрослые.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});