Девочка, которая зажгла солнце - Ольга Золотова

в восхитительном молчании, прежде чем выдать сбивчивым голосом:

— Ты права, Кэти, отчасти права. ОНА удивительна, и иногда я думаю о том, что не достоин ни капли ее внимания. И ОНА не догадывается даже, как много нас с ней связывает, и что в самые трудные минуты полного отчаяния я цепляюсь за эти воспоминания, словно они последнее, что не дает мне погрузиться с головой в омут мыслей. Я только недавно понял (вернее, пару секунд назад, но тебе, конечно же, не обязательно об этом знать), что пронес в себе сквозь долгие годы прекрасное чувство, и она точно позволит себе короткую улыбку, когда я ей лично в этом признаюсь — ОНА в последнее время стала слишком редко улыбаться, но, стоит ей подумать о чем-нибудь хорошем, как губы расцветают, лицо становится еще светлее, чем когда-либо. Это девушка-солнце, Кэти, и у меня внутри замирает все, останавливается, стоит только завидеть издалека знакомый силуэт, когда она покупает себе сливочное мороженое в уличном ларьке или терпеливо ждет свой кофе, внимательно наблюдая за каждым движением баристы… Наверное, чтобы описать ее, будет чертовски мало часа или целых суток, ведь я могу говорить об этом все время, даже самую долгую в мире вечность заполнить красками образов и пятнами живых мыслей. ОНА поправляет шоколадные кудри, и, Боже, мне хочется раствориться в сладком запахе ее духов и пушистых волосах, а персиковые цветы на щеках — перенести на бумагу (у меня очень много таких рисунков, милая, вот только показывать их я также не стану), — Джек замолчал, подбирая еще слова и призывая на помощь уснувшее воображение, и осмелился посмотреть на до сих пор молчавшую Джонс.

Поначалу всю ее охватила странная теплая грусть, стоило парню начать свой восторженный рассказ о безымянной красавице: она представила уже самого Джека и его новую спутницу, высокую, стройную блондинку с беззаботной улыбкой в какой-нибудь василькового цвета юбке; как она к нему доверчиво прижимается, обнимает за плечи и шепчет на ухо всякую чушь о любви и чувствах, а он в ответ крепко сжимает тонкую руку и выглядит вполне себе счастливым. Вот только затем, по мере продолжения чудного монолога, девушка рядом с Дауни стала преображаться с невероятной скоростью — легкий оранжевый румянец украсил скулы и щеки, волосы из прямого блонда упали на плечи закрученными природой волнами, становясь все темнее и темнее, пока не приобрели мягкий оттенок горячего шоколада с коричневыми концами… Ей вдруг начало казаться (точнее, глупая мысль родилась в самой глубине сознания и начала отчаянно пульсировать, окруженная странной надеждой и непонятной еще радостью), будто Джек над ней насмехается, пытаясь сказать что-то, но не находя нужных фраз. И только когда он выдал следующее сбивающимся от волнения голосом, она поняла, что вот-вот закричит от восторга и закажет еще два карамельных кофе, несмотря на один уже выпитый стакан:

— Но не будем уделять этому столько внимания — ей и самой известно, какая ОНА замечательная. Но мне с ней чертовски сложно, как бывает всегда с красивыми людьми, когда не можешь к ним подступиться и топчешься рядом в полном неуверенности и разочаровании… И все же я скажу ей. Да, Кэти, я собираюсь признаться во всем этом и в одну прекрасную ночь или утро рассказать о своих чувствах. Быть может мы также сядем за столик уютного кафе, возьмем по молочному коктейлю или латте, и в этих напитках растворится мое признание — мы тогда долго-долго будем сидеть друг напротив друга, не находя слов и наслаждаясь восхитительной тишиной вокруг. Но это все после, потому что… Сейчас ОНА сидит передо мной и, ты не поверишь даже, я ужасно боюсь, что не получу в подарок второго, пусть самого маленького шанса. У меня для нее куплены черничные вафли, но я не знаю, захочет ли она…

— С радостью принять такое угощение? — попыталась съязвить Кэтрин, до полные счастья глаза выдавали ее с головой и портили картину наигранной серьезности. — Думаю, тебе стоит попробовать — говорят, девушки любят уверенность и сладкое, так что не угадать окажется весьма непростой задачей.

Парень смущенно опустил голову, не осознавая до сих пор, что весь разговор, который он долго продумывал бессонными ночами и складывал по кусочкам в надежде получить идеальную картинку, вышел вот так просто и спонтанно. С души словно свалился огромный камень, который прежде мешал ровно дышать и будто бы замедлял своей тяжестью стук сердца — теперь оно колотилось еще сильнее, грозясь разорвать тонкую человеческую оболочку и вырваться прочь, из ставшей вдруг тесной груди. Дауни почувствовал самую настоящую свободу, такую легкую и невесомую, всего лишь слово, приносящее неимоверное облегчение: он словно вырвался из сковывающих его цепей, вынуждающих держаться своего одиночества и отвергать любого, кто окажется на пути в неизвестную темноту; снова вернулся на ту самую развилку, и теперь уверенными шажками направляется к прекрасному маковому полю, где его встречает привычный радостный смех и тепло солнечных лучей; признался в прекрасном чувстве, и оно заполнило тело, расплавило мысли и затуманило голову, как будто бы внутри, в большом чугунном котле, варился и кипел угольно-черный космос, а он все мешал и мешал его не меньших размеров ложкой, иногда подсыпая в тягучую жидкость пару щепоток мерцающих звезд. «Вот, как чувствуют себя свободные от самих же себя люди», — подумал вдруг Джек, в то время как руки сами выудили из-под стола пакет с десертом и протянули девушке одну из вафель. «Они смеются, говорят о том, что ощущают на самом деле и совершают безумные глупости».

— То есть теперь все будет, как раньше? — с нескрываемым сомнением спросил брюнет, не прикасаясь к своему лакомству и не сводя задумчивых глаз с подруги.

На эти слова Кэти ответила просто, без слов — и оба сразу же поняли, несмотря на то, что никто не желал произносить вслух появившуюся в голове мысль. Девушка уже было поднесла ко рту угощение, собираясь отведать первый и самый вкусный кусок, но остановилась на мгновение и вновь улыбнулась, так чисто и ярко, что сам Джек не смог удержать хмурое лицо от такой же улыбки. Затем одним твердым движением сжала руку в кулак и тыльной стороной ладони провела по линии губ, размазывая алый блеск по щеке. А после… безудержно рассмеялась, не в силах сдерживаться ни одной лишней секунды, и этот след от помады, милое лицо и искренний смех как бы повторяли сквозь вспышки веселья: «Смотрите все, я та же Кэти Джонс, которой была прежде!