Великая оболганная война. Обе книги одним томом - Игорь Пыхалов

Самым ярким символом сотрудничества «национального правительства» с нацистами является эстонский триколор на башне Длинный Герман. В сегодняшнем Таллине этот флаг стал символом национальной независимости, растоптанной Красной Армией. Однако на самом деле государственный флаг Эстонии висел на башне не один.

Наиболее полная история поднятия на Длинном Германе эстонского флага была опубликована в издававшемся в Стокгольме журнале «Викерлане» в далеком 1949 году. Эта публикация была основана на воспоминаниях человека, непосредственно участвовавшего в поднятии флага, — эстонца Эвальда Арувальда.

«Генеральная инспекция находилась на Тоомпеа в здании Рийгикогу, и подчиняющаяся ей караульная команда состояла из эстонцев-легионеров. Комендантом Вышгорода был в то время эстонский офицер капитан Вяарт. Германское гражданское управление прекратило свою деятельность в Таллине 18 сентября, и власть перешла в руки военных. Немцы готовились к эвакуации. В среду, 20 сентября, во дворе замка Тоомпеа появился загруженный грузовик, в который отходящие немцы втиснули и алкоголь. Машину разгрузили в зале ожидания Рийгикогу. Любой военный мог взять и положить бутылку себе в карман. Вскоре началась настоящая попойка, и эстонский унтер-офицер Лепиксоо, набравшись храбрости, решил поднять эстонский флаг над башней Длинный Герман. Свастику спустили вниз, вместо нее подняли сине-черно-белый флаг. Возможно, это случилось между пятью и шестью часами пополудни.

Сами участники, в том числе входивший в состав караульной команды лейтенант Теодор Туй, направились в приподнятом настроении спускаться с Вышгорода. На улице Рюйтли лейтенант Туй, находившийся в радостной эйфории, стал стрелять в воздух. Навстречу шел немецкий военнослужащий, который посчитал, что эстонцы стреляют в него. Он достал револьвер и выстрелил в лейтенанта Туя; тот оказался тяжело ранен в живот и умер. Между находившейся в нижнем городе немецкой комендатурой и генеральной инспекцией тем же вечером было договорено, что оба флага, и сине-черно-белый, и со свастикой, будут подняты на следующий день вместе…

21 сентября, между пятью и шестью часами утра, из нижнего города подошла команда почетного караула из немецкой комендатуры во главе с лейтенантом. С эстонской стороны было шесть человек. Поднялись на башню Длинный Герман… Эвальд Арувальд привязал национальный флаг к шнуру флагштока; то же самое проделал немецкий фельдфебель со своим флагом — боевым флагом Германского флота, который был по размерам больше эстонского. Прозвучали команды к поднятию флагов на эстонском и немецком языках; и эстонские, и немецкие солдаты отдали честь. Ветер закрутил эстонский флаг вокруг растяжки флагштока, Эвальд Арувальд вскарабкался и освободил его. Оба флага были подняты и остались развеваться рядом друг с другом…

Эстонский флаг развевался на башне примерно до 11 часов пятницы, 22 сентября, когда русские танки въехали в город. Возможно, около половины одиннадцатого красный танкист от улицы Фалькпарги расстрелял из пулемета флагшток на Длинном Германе. Оба флага упали. Точно также немецкий солдат сбил с Длинного Германа выстрелами красный флаг летом 1941 года…»[1418]

Эстонский триколор действительно развевался на Длинном Германе — однако рядом с ним развевалось превосходящее его по размеру знамя с нацистской свастикой. И советские солдаты сбили с башни оба знамени — и флаг нацистов, и флаг их пособников.

Рассказ Эвальда Арувальда развеивает еще один созданный эстонскими политиками и историками миф: о том, что между уходом немецких и приходом советских войск имел место какой-то промежуток, во время которого власть принадлежала «национальному правительству».

На самом деле никакого «промежуточного периода» не было: наступление частей Красной Армии оказалось слишком стремительным, и когда советские солдаты вступили в город, немцы не успели завершить эвакуацию.

С востока, от Нарвы, наступали подразделения 8-й армии, с юга — части 8-го эстонского стрелкового корпуса. «Мы двигались к Таллину со скоростью 50–60 км в день, — вспоминал впоследствии Герой Советского Союза эстонец Арнольд Мери. — Люди обессиливали, падали в канавы, но как спешили — потому что знали: опоздаем — немцы все взорвут! Когда до Таллина оставалось 120 км, и нам, и ребятам со стороны Нарвы выделили специальный транспорт, сформировали ударные группы, и мы бросились к городу — за одну ночь расстояние преодолели. Еще и фрицев били по дороге, они ж огрызались, а не „цивилизованно отступали“, как сегодня в Эстонии врут. Убитых хоронить время не было, мы их на повозки складывали и так привезли в Таллин».

В 11 часов в Таллин вошла подвижная группа 8-го эстонского стрелкового корпуса; чуть позже — передовые отряды 8-й армии. В 9 вечера 22 сентября 1944 года штаб 8-й армии сообщал в Военный совет Ленинградского фронта: «Войска армии действиями подвижных отрядов, десантами пехоты, посаженными на танки, стремительно преследуя отходящего на запад противника, преодолевая заграждения, восстанавливая разрушенные переправы, продвинулись до 80 км и в 14.00 22.9.44 г. частями 125-й сд и 72-й сд совместно с 27-м тп, 181-м сап, 82-м тп, 152-й тгбр ворвались в г. Таллин и, сломив сопротивление противника, полностью овладели им»[1419]. Спустя три часа в Ставку ВГК были направлены первые приблизительные данные о потерях противника: «В ходе боя уничтожено до 600 и взято в плен свыше 400 солдат и офицеров»[1420]. Еще спустя несколько часов были подсчитаны захваченные трофеи: «Подвижным отрядом в г. Таллин захвачены трофеи: 25 самолетов, 185 орудий, 230 автомашин. В порту захвачено 15 судов с русскими военнопленными и населением»[1421].

Откуда же взялись сотни пленных и убитых немецких солдат и офицеров, 25 самолетов, 185 орудий, 230 автомашин, освобожденные из немецкого плена солдаты Красной Армии, спасенные от угона в Германию местные жители — если, как нам сегодня рассказывают эстонские политики, в Таллине не было немецких войск? Ответ ясен: мы имеем дело с очередной ложью. Ложью, при помощи которой пытаются утвердить миф о «возрождении национальной государственности» осенью 1944 года.

Несомненный факт заключается в том, что никакого возрождения национальной государственности Эстонии осенью 1944 года не было. «Правительство» Отто Тифа не являлось «независимым». Это была структура, сформированная сотрудничавшими с нацистами людьми, структура, созданная с ведома оккупационных властей, структура, единственным реальным результатом деятельности которой стал призыв эстонцев в созданные немцами формирования. Если в Таллине это правительство считают легитимным — значит, Эстония была союзником нацистской Германии и должна ответить за это. Если нет — то о какой «советской оккупации» может идти речь?

2

Обстановка в Эстонии в 1944–1945 годах

Теперь перейдем к рассмотрению концепции «геноцида». Прежде всего нам необходимо понять, насколько репрессивная деятельность органов НКВД-НКГБ ЭССР была обоснованной. В сегодняшнем Таллине пытаются сделать вид, что репрессии 1944–1945 годов были ужасающим и ничем не обоснованным террором против эстонского народа. Однако факты говорят об обратном.

В годы нацистской оккупации значительное число эстонцев сотрудничало с оккупационными властями, охраняло многочисленные концлагеря на территории республики и за ее пределами, участвовало в карательных операциях против населения России и Белоруссии, воевало против советских войск на фронте.

Масштабы поддержки, которую нацисты получили в Эстонии, не могут не поражать. Уже к концу 1941 года в созданные немцами отряды «самообороны» — «Омакайтсе» — добровольно вступило 43 757 человек[1422]. Члены «Омакайтсе» участвовали в облавах на оказавшихся в окружении советских военнослужащих и партизан, арестовывали и передавали немецким властям «подозрительных лиц», несли охрану концлагерей, участвовали в массовых расстрелах евреев и коммунистов. Конечно, в определенной мере это было всего лишь желанием выслужиться перед новой властью; как отмечается в одном из документов «Омакайтсе», «с приближением немецких войск недовольный элемент города [Таллин] стал подымать голову. Это были такие лица, которые во время советской власти перешли в подполье и скрывались от мобилизации или же по другим различным причинам предпочитали прятаться, отчасти же и такие лица, которые, в общем, ни в чем не были уличены, но ввиду создавшегося нового положения считали выгодным выйти на улицу и присоединиться к группам „Омакайтсе“»[1423]. Не все члены «Омакайтсе» были замешаны в преступлениях, но готовность к сотрудничеству с врагом ими была выражена достаточно ясно.