Солдат великой войны - Марк Хелприн

– Я Клодвиг, – истерично выкрикнул слуга. – Твой начальник. Это, – он указал на других лакеев, напудренных, в париках, золотистых ливреях, белых, до колен, носках и кожаных туфлях с большими пряжками, – мои помощники. Ты должен называть тех, кто выше тебя по рангу, Hobeit. Ты знаешь немецкий? Это означает высочество, но ты должен запомнить и их имена, для справки.

– Для справки?

– Для справки, Hobeit!

– Для справки, Hobeit?

– Если кто-то, к примеру, велит тебе принести мыло другому или явиться к нему в свечной чулан.

– Понятно.

– Понятно, Hobeit!

– Понятно, Hobeit! – Алессандро проорал «Hobeit» во всю мощь легких, так что его услышали в бальном зале, и некоторые танцоры с недоумением посмотрели на пол.

– Избыток усердия ни к чему.

– Вам тоже.

Клодвиг не услышал последней реплики Алессандро, зато услышали итальянцы. Они очень хорошо знали, о чем говорит его тон, хотя Клодвиг пребывал в полном неведении, и думали, что Алессандро или законченный идиот, или отчаянный храбрец.

Клодвиг повернулся к своим помощникам и слегка кивнул – так особа королевской крови могла кивнуть муравью. Потом назвал всех по имени: Либорий, Мамерт, Маркварт, Непомунк, Набор, Одо, Онно, Ратод, Ратвард, Панкратий, Хиларий, Над, Полипарк, Гандольф, Килиан, Кацилия, Сутувнин и Кортельц.

– Это же шутка, – сказал Алессандро.

– Не понял?

– Вы пошутили.

– Насчет чего?

– Это не имена.

Все помощники выступили на шаг вперед, крепко сжимая трости, готовясь пустить их в ход.

– Не надо! – крикнул один из итальянцев Алессандро, но едва закрыл рот, как трость одного из помощников рассекла воздух, и итальянец рухнул на пол, держась за живот.

Клодвиг сощурился и сделал шаг к Алессандро.

– Я собираюсь отправить тебя туда, – рявкнул он, указывая на потолок, – потому что ты красивый. Но не сейчас! – Его улыбка показалась Алессандро безумной. – Так или иначе, ты должен быть послушным. Мы это требуем.

Алессандро моргнул.

– Ну? Можешь ты быть послушным?

Итальянцы затаили дыхание.

– Да, я могу быть послушным, – ответил Алессандро, разочаровав соотечественников. – Я мастер послушания, но в итальянском стиле. Конечно, имея в подчинении столько итальянцев, вы знаешь, что я имею в виду, Hobeit.

– Нет, не знаю, – возразил Клодвиг, с искренним любопытством.

– Хотите узнать?

Клодвиг кивнул.

– Дело вот в чем, – ответил Алессандро, сощурился, шагнул вперед и со всего размаха врезал Клодвигу в челюсть. Вложил в удар всю свою силу и ярость.

* * *

Алессандро висел на цепях, подвешенный к потолочной балке, Клодвиг хлестал его плетью, а оркестр наверху играл «Голубой Дунай». Алессандро знал этот вальс с далекой юности. Слышал его в горных хижинах и танцевал в посольствах.

В Зимнем дворце, с обреченным императором Австро-Венгрии над головой, он висел на цепях, и его избивал слуга-психопат в напудренном парике. Помимо его сестры, все, кого он любил или к кому чувствовал привязанность, умерли, некоторые прямо у него на глазах, в пламени, расстрелянные, зарубленные, взорванные. Сотня итальянцев в пижамах, несомненно, тоже могла подтвердить, мир просто подошел к концу. «Голубой Дунай», невероятно красивый вальс, теперь казался жестоким и неприятным. Будь Алессандро революционером или циником, он бы возненавидел офицеров в белых штанах и золотых галунах и роскошно одетых женщин, которые проплывали в танце над его головой, но ненависти он не испытывал: он пребывал в мире, созданном им самим.

С каждым ударом плети Клодвига комната наполнялась красными и желтыми вспышками, но после удара Алессандро совершенно не менялся. Даже Клодвиг, собиравшийся бить его до того, как тот обвиснет на цепях, был в ужасе, потому что за час порки Алессандро ни разу не вскрикнул.

В какой-то момент он обошел Алессандро, чтобы посмотреть, жив ли тот. Алессандро следил за ним взглядом и улыбался самому себе, потому что знал: он полностью контролирует себя. Не Клодвига, не Хофбург, не войну, не мир, а себя.

На каждый удар, на каждый звук блестящей музыки наверху Алессандро слышал другую музыку, пусть и тихую, за которой уже не было никакой музыки вовсе, и эта другая музыка идеально сочеталась и с танцами наверху, и с пыткой в подвале, потому что соединяла их воедино и в равной степени превращала в ничто. Он содрогнулся, волосы встали дыбом, электрический разряд пробил тело.

– Что такое? – изумленно спросил Клодвиг, потому что, несмотря на льющуюся кровь, Алессандро вдруг запел.

* * *

Штатские редко понимают солдат. Те, кто видел войну, навсегда будут воспринимать ее естественным состоянием мира, а все остальное – иллюзией. Бывший солдат уверен: когда время ослабит мечту мирной жизни и все подпорки уберут, он вернется в состояние, которое его сердце считает родным. Он грезит о войне и вспоминает ее в мирное время, занимаясь чем-то еще. Мир губит его. Он столкнулся лицом к лицу с великим и загадочным, каковым является смерть, но не умер, и не может не задаваться вопросом, почему?

Когда Алессандро достаточно поправился, чтобы работать, Клодвиг пришел к нему и заплакал. Он, как выяснилось, никогда не бил человека, который при этом бы не кричал, и это вызывало у напудренного парика угрызения совести, усиленные близким окончанием войны и великими изменениями в Зимнем дворце.

– Скажи, что я могу для тебя сделать, – спросил Клодвиг, усевшись на кровать Алессандро.

– Для начала, чуть отодвинься.

Клодвиг выглядел печальным и расстроенным.

– Что я могу для тебя сделать? – повторил он.

Алессандро поднес ладони ко рту, потом сложил рупором.

– Мне нужна информация, – прошептал он.

– Информация?

– Имя пилота одного самолета, который летал над горами прошлой зимой, и где его можно найти.

– Пилота?

– Меня восхитило его мастерство. Он потряс нас всех, даже будучи врагом, и я хочу сказать ему об этом лично. Теперь, когда война почти окончена, я с удовольствием пожму ему руку.

– Он красивый?

– Да, – кивнул Алессандро, – очень.

– Тогда я этого не сделаю! – прокричал Клодвиг, его лицо исказилось.

– Не настолько красивый.

– Не настолько?

– Нет.

– Как он выглядел?

– Он выглядел как византийский сосуд, как амфора.

Клодвиг слушал, как зачарованный.

– Его уши напоминали глиняные ручки, лицо пятнали маленькие красные и золотые керамические квадраты. Летел он головой вниз, шасси – кверху, такой храбрец.

– Я этого не сделаю, – ответил Клодвиг. – Все, что ты говоришь о нем, печалит меня.

Алессандро принял отказ Клодвига.

– Но я пришел, чтобы сказать другое. Поскольку ты еще выздоравливаешь, я не заставлю тебя таскать мусор, скрести котлы или убирать навоз. Вместо этого ты будешь убирать подносы из коридоров.

– В каком смысле?

– Во дворце всегда живет много людей, гости, придворные. Когда они что-то просят, когда бы то ни было, днем или ночью, им приносят это на подносах. Иногда они вызывают лакея, чтобы забрать поднос, но чаще делают проще: выставляют поднос в коридор. Нам не нужны лакеи, чтобы забирать подносы. Прежде это делали итальянские военнопленные. Тебе надо быть ниже травы и тише воды, кланяться, если столкнешься с кем-нибудь из гостей или придворных, а когда будешь нести поднос, смотреть ты должен исключительно в пол. Если идешь без подноса и кого-то увидишь, глубоко поклонись и не понимай глаз. Видишь ли, они постоянно трахаются друг с другом, а мы должны оставаться невидимыми и сами ничего не видеть.

– Какая альтернатива?

– Ты когда-нибудь выгребал навоз?

– Допустим, кто-то из этих людей проснется в четыре утра и попросит артишоки и черную икру или суфле из семги. Повара встанут и разожгут печь?

– Повара ждут и печи разожжены. Все наготове. Все исполняется мгновенно. Кухни здесь размером с Палермо.

– Потрясающе, – усмехнулся Алессандро.

– У меня такое впечатление, – сказал Клодвиг, – что король Италии живет довольно просто, даже с какими-то лишениями. Ничего такого у него нет и в помине, верно?

– Верно, – кивнул Алессандро, – но у него есть специальный резиновый трон с электрическими шарами, и шляпы, напоминающие мертвых страусов.

– Электрическими шарами? – Клодвиг наклонился ближе.

– Hobeit, вы знаете, почему вороны черные?

– Нет, никогда об этом не думал.

– Они отвратительные на вкус и черные, чтобы хищники знали, что они вороны и на вкус отвратительные.

– Почему они не желтые?

– Они живут в холодном климате, а черное поглощает тепло. Им не нужен камуфляж, вот они и используют преимущество своего цвета, который вбирает в себя солнечный свет.

– Почему ты задаешь такие вопросы? – спросил Клодвиг.

– Чтобы напомнить вам, Hobeit, что невозможно спорить с природой.

Следующим вечером Алессандро вышел на работу. Зимние ветры достаточно выстудили город, чтобы печи топились и в огромных залах, и в просторных коридорах дворца. Несколько часов один из помощников Клодвига водил его по коридорам. Он обратил внимание, что все, мимо кого они проходили, выглядели потрясенными и удрученными.