Сочинения в трех томах. Том 2 - Майн Рид

из грота, вскочили в седла и снова поехали искать следы товасов.

Они спустились, следуя по течению ручья, до его впадения и уже взобрались на берег реки, а между тем не было видно следов похитителей.

Пронесшийся ураган и разлив воды уничтожили все следы, что заставило гаучо немало призадуматься.

— Проклятье! — воскликнул он, когда они все трое остановились, держа под уздцы своих лошадей, и переводили глаза с земли друг на друга, спрашивая взглядом, что делать. — Проклятье! Вы также ничего не видите?

— Не остановиться ли нам? — спросил Людвиг, видя беспокойство своих друзей.

— Остановиться! Что ты говоришь, Людвиг? — воскликнул Циприано. — Остановиться, отказавшись от преследования!

— Нет, я совсем не то хотел сказать.

— Чем отказаться от преследования, — продолжал молодой парагваец, не дожидаясь ответа Людвига, — я лучше соглашусь всю жизнь рыскать в Чако. Я ведь дал клятву твоей матери, Людвиг, не возвращаться на эстансию без твоей сестры, а моей кузины.

— Я решил поступить точно так же, и ты это знаешь, — проговорил Людвиг. — Но Чако велико, а блуждать наудачу — вряд ли это приведет к цели. Нам нужно обдумать свое положение.

— Известно, — продолжал Циприано, — что Франческа у товасов. Племя это довольно многочисленное, и они не могут все укрыться в одной норе; да, наконец, товасы не в состоянии даже оставаться на одном месте: всегда несколько человек из них находятся в каком-нибудь походе, и мы, наверно, их встретим, а нам только это и нужно, чтобы узнать место стоянки главного отряда.

— К несчастью, — печально ответил Людвиг, — нам придется слишком долго ждать, прежде чем мы встретим хоть одно живое существо в этой пустыне. Что станется с моей матерью до нашего возвращения? Я не могу думать о ней; каково ей теперь одной перед могилой отца! Наше долгое отсутствие она может счесть за гибель в пустыне! Если бы можно было послать кого-нибудь к ней сказать, что мы все живы и здоровы.

Голова юноши при этих словах склонилась на грудь и слезы невольно выступили на глазах.

Людвиг обожал свою мать, и мысль, что ей грозит какая-нибудь опасность в его отсутствие, положительно повергала его в уныние. Сердце его было глубоко потрясено картиной горя, в каком он оставил ее, и эта мысль везде неотвязно следовала за ним.

Даже участь сестры, какая бы ужасная она ни была, не могла доставить ему такого мучения и такой заботы. По его мнению, сестра его была неземное существо, которому никто, даже дикарь, не в состоянии причинить зло, и единственная опасность, которая могла угрожать ей, — это продолжительный плен.

Конечно, ее сердце тоже съедает забота; ей, может быть, пришлось увидеть собственными глазами еще более ужасное зрелище. Но Людвиг, ничего не знавший о смерти Нарагуаны, продолжал твердо верить, что дружба между его отцом и вождем товасов была верным залогом спасения его сестры.

Ему даже казалось, что виновники злодеяния, жертвой которого сделался его отец, уже наказаны Нарагуаной. Кто знает, может быть, в то время как они преследуют похитителей, этот верный и испытанный друг уже возвратил сестру их матери?

Он обратился к Циприано.

— Послушай, Циприано, — сказал он, — ты рано остался сиротой и не знаешь, может быть, что значит отец и мать, которую я имел неосторожность покинуть.

— Я знаю, Людвиг, — ответил парагваец, — что значит для тебя и для меня тот, кого мы так неожиданно потеряли; знаю, что значит для тебя твоя мать. Но разве она не была в то же время и моей матерью? Я разделяю твое горе и так же, как и ты, хотел бы одновременно быть и на эстансии, чтобы плакать вместе с тетушкой, и среди племени товасов, чтобы вырвать у них Франческу. Но из двух обязанностей, одинаково важных, надо сделать выбор, а раз он сделан, не надо отступать. Твоя мать окружена верными и преданными слугами, Франческа же в руках убийц твоего отца. Можно ли колебаться в выборе?

Людвиг, приподнявшись на стременах и глядя по направлению стансии, послал рукой воздушный поцелуй той, чей образ не покидал его ни на минуту.

— Только ты, моя дорогая мама, поняла бы мои сомнения и мое душевное волнение! — сказал он и, хлопнув по плечу Гаспара, остававшегося во время этого разговора погруженным в глубокое размышление, добавил: — Едем! Хоть на авось, если так надо!

— Не совсем на авось, господин, — прервал гаучо, — не совсем так. У нас есть проводник, может быть, и не очень хороший и не особенно надежный, но лучше что-нибудь, чем ничего.

— Какой? — спросили оба брата.

— Река! — ответил Гаспар. — Я думаю, что пока мы можем довериться ей: судя по следам, оставленным разбойниками до того момента, как мы их потеряли, я уверен, что они следовали вверх по течению Пилькомайо и укрылись где-нибудь, как и мы, во время торменты; и если только они не покинули берега реки до начала бури, то мы непременно нападем на их следы, которые яснее будут видны на сырой почве. А раз мы нападем на следы, то поскачем в погоню и, быть может, до наступления ночи нагоним индейцев. Я уверен, что они прошли здесь до восхода солнца и, очевидно, не спешили, не ожидая нашей погони.

— Дай-то Господи! — воскликнул Циприано в ответ на слова гаучо. — Вперед! — стремительно повторил он и, не дождавшись ответа Гаспара, пришпорил своего коня и пустился по берегу реки.

За ним последовали его спутники.

Глава X

ЭЛЕКТРИЧЕСКИЕ УГРИ

Путники отъехали добрую милю от своей последней стоянки, когда высокие берега Пилькомайо стали понижаться и почти сравнялись с уровнем воды.

Холм, по которому они до сих пор ехали, продолжался и на другом берегу, точно он был перерезан внезапно течением реки, образующей в этом месте пороги; вода здесь шумела и кипела.

Спустившись вниз по скату, путешественники продолжали ехать по течению реки, как вдруг неожиданное препятствие