Том 11. Неопубликованное. Публицистика - Аркадий Стругацкий

Я не говорю уж о разных мелочах, вроде уничтожения демократических свобод, о новом ГУЛАГе, репрессиях против целых народов — все это будет неизбежным следствием национальной диктатуры, но это, как я замечаю, пугает далеко не всех. Многие и многие по-прежнему исповедуют старый добрый принцип: «А меня-то за что? Я-то здесь при чем?» История ничему их не научила — ни мировая, ни собственная, и они хоть сейчас готовы начать все сначала.

«…Зато преступность уничтожат», — заявляют они с торжеством. Но фашизм способен уничтожить только организованную преступность, потому что фашизм сам по себе есть мафия, занимающаяся рэкетом (то есть сбором налогов), берущая взятки, держащая всех и вся в страхе и подчинении. Никакую другую мафию рядом с собою он терпеть не намерен и норовит уничтожить. Что же касается обыкновенной, уличной преступности (той самой, от которой мы, обыватели, страдаем в первую очередь), то национальная диктатура такими пустяками не занимается, и уголовников было полным-полно во всех тоталитарных государствах (равно как и в демократических).

И на подавление коррупции рассчитывать не приходится. Уровень коррупции совершенно не зависит от государственной идеологии, он зависит только от степени бюрократизации: больше чиновников — больше коррупция, меньше чиновников, меньше у них власти — коррупция меньше. Всемогущее государство немыслимо без армии чиновников, так что во всех тоталитарных странах коррупция благополучно процветала, процветает и будет процветать, несмотря на систематические по этому поводу громы и молнии официальной пропаганды…

Пару лет назад прошумел уголовный процесс предприимчивых молодых людей, которые искали (и находили) безнадежно опустившихся, спившихся или просто слабоумных стариков, обманом, за гроши покупали у них квартиры, а их самих убивали. На перепродаже квартир (уже по полной стоимости) делался неплохой бизнес. Омерзительная история. Но самым омерзительным в ней было то, что молодые предприимчивые даже не считали себя преступниками: «Мы санитары города! — объявляли они во всеуслышание. — Мы очищаем город от скверны!»

Мне кажется почему-то, что среди сторонников и поборников нацио— нальной диктатуры обязательно найдутся человекообразные существа, которые до поводу этой истории скажут: «Что ж… В этом что-то есть. В конце-то концов, и в самом деле поразвелось этих стариков — проку от них никакого, а жилплощадь занимают»… И вот таких человекообразных мне не убедить. Их никому не убедить. Они готовы воевать. Они готовы убивать. Некоторые из них (с горящими глазами, но таких явное меньшинство) даже готовы сами быть убиты во имя Великой Идеи, во имя Нового Национального Порядка, во имя Всеобщего Национального Блага. Они с удовольствием сделаются санитарами. Они очистят наш город от скверны — от нацменьшинств, от хроников, вообще от стариков. Сколько пропадает сбережений, квартир, мебели, даже, черт побери, автомашин! Маленький, совершенно безболезненный укольчик — и все это добро передается Народу. А какое облегчение для государственного бюджета! И, вообще, черт побери, высокая цель (Благо Народа) разве не оправдывает уже любые средства?

Впрочем, все это было многократно описано в романах и обыграно в знаменитых триллерах. И никого ни в чем не убедило.

«В то ветреное утро 30 января 1933 года трагедия Веймарской республики, длившаяся четырнадцать тягостных лет и состоявшая из неуклюжих попыток немцев заставить демократию действовать, приближалась к концу». Престарелый президент Гинденбург привел к присяге нового канцлера Германии — Адольфа Гитлера. Это была самая последняя и самая «неуклюжая» попытка. Вместо того чтобы (нарушив конституцию) объявить чрезвычайное положение… Вместо того чтобы (нарушив демократию) засадить Гитлера в тюрьму или, по крайней мере, выслать его в Австрию. Вместо того чтобы силой оружия (растоптав конституцию, естественно) разогнать коричневые отряды СА, а заодно и штурмовые отряды тельмановцев, запретить НСДАП, а заодно и КПГ… Это было бы злостное, вызывающее, беспардонное нарушение конституции и демократии, но! От какого моря крови спасло бы оно мир! От каких бед, катастроф и жертв. Не было бы ни Треблинки, ни Освенцима, ни блокады Ленинграда, ни разрушения Берлина, сто миллионов человек прожили бы свою жизнь как люди, а не как замученные животные… Да, легко рассуждать задним числом, слишком легко. Но, может быть, все же небесполезно?

Замечательно, что немецкий народ, замордованный кризисом, обалдевший от реваншистской пропаганды, запуганный штурмовиками всех цветов, расколотый между красными, коричневыми, черными и розовыми, все-таки НИКОГДА не поддерживал Гитлера своим абсолютным большинством. Даже на последних демократических выборах в рейхстаг, когда Гитлер был уже канцлером, Геринг — прусским полицейпрезидентом, а на улицах немецких городов безнаказанно буйствовали штурмовики СА, даже в этих благоприятнейших для себя условиях нацисты собрали всего 44 процента голосов — больше всех других партий, это верно, но БОЛЬШИНСТВО немецкого народа все-таки высказалось против них.

На этом судороги германской демократии прекратились еще на полтора десятка лет. «Отвратительный, но самый лучший» образ правления сменился не самым лучшим, но зато обожаемым людьми определенного сорта. Наступил ПОРЯДОК.

Я ни минуты не сомневаюсь, что процент жестоких, глупых от природы и одураченных националистами избирателей в России никак не больше, чем в Веймарской республике начала тридцатых. Однако, к сожалению, их достаточно много, чтобы внушать самые серьезные опасения. Сходство социальных состояний наводит на мысли о неизбежной похожести конечного исторического результата. А сходство — велико.

Веймарская республика — порождение военного поражения Германии и жесточайшего всеобщего кризиса. Современная Россия — результат поражения СССР в многолетней тотальной войне за мировое господство с «миром капитала» — войне идеологической, экономической, политической, в войне, которую мы (правильнее сказать — наше начальство) проиграли по всем статьям. И тот всеобщий кризис, который мы переживаем сейчас, точно так же, как в Веймарской республике, породил и у нас дракона о трех головах — реваншизм, национализм, державность. Это расплата за унижение людей, с младых ногтей привыкших отождествлять себя с государством, с государственным строем — с начальством. (Мы же все — дети самодержавно-феодального строя, мы постоянно склонны, по меткому выражению Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, путать понятия Отечества и Вашего Превосходительства. Именно поэтому так много из нас предпочитают Порядок, даже прекрасно представляя себе, хотя бы по недавнему своему прошлому, что Порядок — это когда начальство в хоромах, а холопы в очередях.) Народ Веймарской Германии, как и народы нынешней России, не привык к свободе, никогда не знал демократии, но всегда, веками, жил под бронзовой пятой начальства. И когда выяснилось, что демократия отнюдь не есть немедленный ломоть пирога плюс чарка водки, когда выяснилось, что матблага если и последуют, то лишь через поколение, когда выяснилось, что надобно активничать, вертеться, брать на себя ответственность, — вот тут-то и задумался вчерашний холоп, а не лучше ли ему было у барского сапога, а не вернее ли это — миска баланды да спокойное житье, нежели журавль в небе?

Рассуждение о сходстве двух исторических ситуаций можно продолжать сколь угодно долго. Ослабевшая, разложившаяся, брюзжащая армия — и там и здесь. Всплеск преступности, разрушение установившихся норм морали, резкое падение уровня жизни, безработица — и там и здесь. Общий расклад политических сил — фашисты, коммунисты, социал-демократы — и там и здесь…

Конечно, никакое историческое сходство не бывает абсолютным. Есть и отличия, в том числе одно, существеннейшее, может быть, даже определяющее: мы, в отличие от них, уже точно знаем, каково оно бывает. И если бы история способна была учить, мы никогда бы не стали наступать дважды на одни и те же грабли, мы бы твердо знали: фашизм — это самоистребительный террор и самоубийственная война, а коммунизм — это самоистребительный террор, деградация экономики и в конечном итоге опять же война, и опять же — проигранная.

Но ведь история учит лишь умных, а что делать дуракам? Можно (хотя и несправедливо) осуждать их за глупость. Можно (хотя и бессмысленно) сочувствовать им. Можно — не обращать внимания: в конце концов, все пройдет, История все расставит по местам, а История явно за демократию и против фашизма всех мастей. Но ведь История — это всегда нескоро, божьи мельницы мелют так медленно, а нам всем жить сегодня, и завтра, да и послезавтра тоже. Как жить?

И кому решать, как мы будем жить завтра и послезавтра? Как это ни странно, как это нам ни непривычно, но решать — нам. Всем нам — и умным, и глупым, и битым, и не битым еще, способным предвидеть и дикарям. Ибо в нашей стране пока еще правит бал демократия — великая демократия, омерзительная демократия, любимая демократия, ненавистная демократия — та самая «отвратительная форма правления, лучше которой, однако, человечество пока ничего не придумало».