Истории московских улиц - Владимир Муравьев

Легенды о Брюсе, рассказываемые в чайной на Арбате в 1924 году, сохранили сюжеты двухвековой давности. В одной легенде рассказывается о горничной, которую Брюс сделал из цветов. "Настоящая девушка была: комнату убирала, кофий подавала, только говорить не могла". Но Петр I не поверил, что она сделана из цветов. "Полно, - говорит, - зря языком трепать, мыслимое ли это дело?" - "Ну, - говорит Брюс, - смотри!" Вынул из головы служанки булавку, она вся рассыпалась цветами". В другой - как на глазах Петра Брюс превратил "старючего деда" в молодого парня. Записана была Барановым и упоминаемая фольклористами XIX века легенда об ученике Брюса, который должен был после смерти учителя сбрызнуть его живой водой - и оживить, но он этого не сделал, потому что, пока Брюс лежал мертвый, сошелся с его женой. Есть рассказ и о железном орле, по поводу которого рассказчик заметил: "А говорят, не знаю, правда ли, что нынешние аэропланы по Брюсовым чертежам сделаны. Будто профессор один отыскал эти самые чертежи. И будто писали об этом в газетах..."

Во многих легендах о Брюсе упоминается царь Петр I, и представлен он, как правило, не в лучшем свете. Это лишнее свидетельство старинной народной основы легенд, так как позже под влиянием официальной пропаганды появились псевдонародные истории о царе-преобразователе, изображающие его в героическом плане.

В легенде "Брюс и Петр Великий" рассказывается о том, как Брюс умел "отводить глаза": заставлять людей видеть то, чего нет, и не видеть того, что действительно находится перед глазами. Царь Петр, узнав об этом, пригласил Брюса в трактир, выпили они графинчик водочки, принялись за чай.

"Вот Петр за чаем и давай Брюса расхваливать:

- Это, - говорит, - ты умной штуки добился - глаза отводить. Это, говорит, - для войны хорошо будет. - И стал объяснять, как действовать этим отводом: - Это, примерно, идет на нас неприятель, а тут такой отвод глаз надо сделать, будто бегут на него каркадилы, свиньи, медведи и всякое зверье, а по небу летают крылатые кони. От этого неприятель в большой испуг придет, кинется бежать, а тут наша антиллерия и начнет угощать его из пушек. И выйдет так, что неприятелю конец придет, а у нас ни одного солдата не убьют.

Вот Брюс слушал, слушал, да и говорит:

- Тут мошенство, а честности нет.

А Петр спрашивает:

- Как так? Какое же тут мошенство?

А Брюс разъясняет:

- А вот такое, - говорит, - на войне сила на силу идет, и ежели, говорит, - у тебя войско хорошее и сам ты командир хороший, то и победишь, а так воевать, с отводом глаз - одна подлость".

Петр "сильно осерчал на Брюса. А тронуть его боится".

Брюсу передали слова Петра о нем, что он-де "прохвост", "хоть самый ученый человек, а все же ехидна". На что Брюс ответил, что он "работает по науке" и у него нет того, "чтобы наукой на подлость идти". "Я умею фальшивые деньги делать, а не делаю, - сказал он, - потому что это есть подлость".

В другой легенде говорится прямо: "Не любил царь Брюса. "И когда, говорит, - черти заберут его от меня?" А тронуть Брюса боялся. А не любил вот почему: он хоть и царь был, а по науке ничего не знал. Ну, а народ все больше Брюса одобрял за его волшебство. Ну, царя и брала зависть".

В легенду "Брюс, Сухарев и Пушкин", рассказанную дворником дома 26 на Арбате Филиппом Яковлевичем Болякиным, великий русский поэт попал за то, что и он, как Брюс, "умнейший был господин", а напрямую к сюжету никакого отношения не имел.

В этой легенде рассказывается о цели постройки Сухаревой башни и ее строителе.

Начинается рассказ с характеристики Брюса: "И был этот Брюс самый умный: весь свет исходи - умней не найдешь. И знал он волшебство, и дошел до всяких наук. Календари делал... и порошки у него там, составы разные... И мог он обернуться птицей. А жил в Сухаревой башне...

А башню эту Сухарев построил... Вот по этому самому и называется она "Сухарева башня". А Сухарев этот был купец богатый, мукой торговал. Ну, еще и другие лавки-магазины были... бакалея там, да мало ли каких не было. Одно слово - богач... и тоже парень неглупый был, тоже по науке проходил. Ну, до Брюса-то ему далеко было, и десятой части Брюсовой науки не знал. Он, может, и узнал бы, да торговля мешала.

- Ну, хорошо, - говорит, - положим, ударюсь я в науку, а кто же, говорит, - за делом смотреть станет? А на приказчиков, -говорит, положиться нельзя: все растащут, разворуют... А тут еще баба-жена да ребятишки. А при бабе какая наука может быть? Ты, примерно, книгу раскрыл и хочешь узнать чего-либо по науке, а тут жена и застрекочет сорокой: то-се, пятое-десятое..."

И вот Сухарев думал, думал, как быть? И по науке человеку лестно пойти, да и нищим не хочется остаться... Видит - не с руки ему наука, взял да и построил башню.

- Ты, - говорит, - Брюс, живи в этой башне, доходи до всего.. А чего, - говорит, понадобится, скажи, дам".

Кроме того, фольклористам известны еще несколько сюжетов, связанных с Брюсом. Рассказывают, что он в летний день умел вызвать гром среди ясного неба и снегопад, что однажды пришел его арестовывать генерал, наставил пушку на башню, запалил фитиль, а пушка не стреляет: порох превратился в песок. Рассказывали также историю, как он помог вору-разбойнику. Как-то забежал в Сухареву башню преследуемый полицией разбойник, Брюс нарисовал на стене коня, конь ожил, и на нем разбойник ускакал. (Не претворилось ли здесь в столь фантастическом виде освобождение Н.И.Новикова после первого ареста и студентов-народников, о которых шла речь в одной из предыдущих глав?)

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что ни в одной народной легенде даже не упоминается, что Сухарева башня была построена Петром I в благодарность и награду верному стрелецкому полковнику Сухареву. Но поскольку легенда существует (П.В.Сытин доказал, что это не исторический факт, а легенда) и, как всякая легенда, она должна для своего возникновения иметь какое-то основание или повод, то попробуем отыскать ее источник.

Можно достаточно точно определить время, когда Сухарева башня стала связываться с именем Петра I. В 1817 году в "Записке о московских достопамятностях" Н.М.Карамзин пишет, что строил башню "верный стрелецкий полковник Сухарев". Конечно, знай Карамзин версию о строителе - Петре I, да еще с такой драматической предысторией, он обязательно, по жанру этого очерка, содержащего ряд подробных деталей, сказал бы о ней.

Но 17 лет спустя в очерке 1834 года "Панорама Москвы" М.Ю.Лермонтов связывает Сухареву башню исключительно с именем Петра: "...возвышается четвероугольная, сизая фантастическая громада - Сухарева башня. Она гордо взирает на окрестности, будто знает, что имя Петра начертано на ее мшистом челе!"

Значит, в период после карамзинской "Записки" и до "Панорамы Москвы" Лермонтова произошло событие, которое соединило имя Петра I с мифологией Сухаревой башни.

И этим событием была ночная присяга Московской команды Сухаревой башни 16 декабря 1825 года на верность Николаю I.

Об этой присяге много говорили в Москве. И сами члены команды, и митрополит Филарет, посчитавший даже необходимым написать о ней, и генерал-губернатор, и чиновники - все рассказывали и пересказывали любопытствующим подробности произошедшего, выражали свои чувства, высказывали оценки и соображения. Одним словом, об этом событии знала и толковала вся Москва.

Сохранились также сведения, что во время коронационных торжеств в Москве Николай I посетил Сухареву башню.

В русских одах ХVIII века "на восшествие", начиная с Ломоносова, одописцы традиционно объявляли новых государынь и государей продолжателями дел Петра I.

Традиция сравнений, параллелей и уподоблений вообще характерна для мышления человека, на каком бы образовательном уровне он ни находился: от академика до малограмотного обывателя. Это - один из основных законов познания: измерение и оценка неизвестного известной мерой.

Широкому распространению в обществе сравнения Николая I с Петром I способствовал А.С.Пушкин. Восьмого сентября 1826 года он был по приказу Николая I доставлен из ссылки к нему на аудиенцию в Москву. (Аудиенция проходила в том же кабинете, в котором за полтора месяца до этого решилась судьба Александра Полежаева.)

Можно с уверенностью сказать, что разговор царя с поэтом был серьезен и глубок, он касался отношения Пушкина к декабристам, политическому положению в России, планов Николая I на будущее.

"Я нынче долго говорил с умнейшим человеком в России", - сказал Николай I после разговора с Пушкиным. А Пушкин получил веские основания для оценки перспектив наступившего царствования. Свое мнение он высказал в написанном в декабре 1826 года стихотворении "Стансы", посвященном Николаю.

В надежде славы и добра

Гляжу вперед я без боязни:

Начало славных дней Петра

Мрачили мятежи и казни.

Но правдой он привлек сердца,

Но нравы укротил наукой,

И был от буйного стрельца

Пред ним отличен Долгорукой.