Огни Небес - Роберт Джордан

После унылых пейзажей Пустыни и редких, искореженных суровым климатом чахлых карликов было приятной неожиданностью вновь увидеть деревья, настоящие деревья: высоченные дубы, густые заросли болотного мирта — целые рощицы. И еще высокая трава, по которой под летящим по холмам летним ветерком пробегали мягкие волны. На севере виднелся настоящий лес, а облака в небе, пусть далекие и тонкие, все же были именно облаками. После Пустыни воздух казался благословенно прохладным и влажным, хотя пожухлые листья и обширные бурые проплешины среди травы подсказали Эгвейн, что погода стоит не в пример сухая и жаркая для этого времени года. И тем не менее этот глухой уголок Кайриэна казался цветущим раем по сравнению с каменистыми пустошами по ту сторону Драконовой Стены.

Под низким, почти плоским мостиком извивалась на север небольшая речушка, окаймленная полосами высохшей глины, бывшей прежде речным дном; в той стороне лежала река Гаэлин, и до нее не так уж много миль. Эгвейн гадала, что бы айильцы подумали о той реке — однажды ей довелось видеть у реки обитателей Пустыни, изумленных непривычным обилием воды. Здесь же ее усохшая лента означала просвет в словно бесконечном людском потоке — мужчины и Девы на миг потрясение замирали, глядя на речушку, и лишь потом ее перепрыгивали.

По тракту загрохотали Кадировы фургоны, длинные упряжки мулов старались вовсю, но уступали в скорости айильцам. Переход по извивам и поворотам ущелья занял четыре дня, и Ранд, видимо, решил воспользоваться несколькими оставшимися часами дневного света, чтобы как можно дальше углубиться в Кайриэн. С фургонами скакали и Морейн с Ланом — не впереди каравана и не рядом с похожим на коробку Кадировым белым домиком на колесах, а подле второго фургона, на котором поверх прочего груза высился горб накрытого парусиной тер'ангриала в виде дверной рамы. Некоторые предметы были тщательно упакованы и перевязаны или уложены в ящики и бочонки, в каких Кадир доставил в Пустыню свои товары, а какие-то просто засунули куда попало, где отыскалось место. Чего тут только не было: необычные, причудливых форм вещицы из металла и стекла, стул из красного кристалла, две статуэтки обнаженных мужчины и женщины, высотой в рост ребенка, жезлы из обыкновенной и драгоценной поделочной кости и из странного черного материала — всевозможной длины и разнообразной толщины. Предметов было много, в том числе и те, которые Эгвейн и описать-то затруднялась. Морейн использовала для груза каждый свободный дюйм пространства во всех фургонах.

Эгвейн очень хотелось знать, почему Айз Седай не спускает глаз именно с этого фургона. Судя по всему, никто больше не замечал, что Морейн уделяет фургону с тем тер'ангриалом столько внимания, сколько не достается всем прочим вместе взятым, но девушка заметила. Однако выяснить, в чем дело, скоро не удастся. Новообретенное равенство в отношениях с Морейн оказалось очень неустойчивым, что Эгвейн поняла, задав Айз Седай этот вопрос еще на середине перевала. Девушке было сказано, что у нее излишне живое воображение. А если у нее находится время на всякую ерунду, например, шпионить за Айз Седай, вероятно, Морейн стоит переговорить с Хранительницами о том, что нужно бы побольше заниматься с Эгвейн. Конечно же, Эгвейн без конца извинялась, и похоже, ее преисполненные кротости слова подействовали. Эмис и остальные Хранительницы не ужесточили своих требований — все осталось по-прежнему.

С сотню таардадских Фар Дарайз Май рысцой пробежали мимо холма по эту сторону дороги; двигались они легко, вуали висели, но в любой момент Девы готовы были их нацепить, а у бедер болтались полные колчаны. Некоторые держали стрелы на тетивах своих изогнутых роговых луков, тогда как у остальных луки висели за спиной в чехлах; ритмично покачивались на бегу копья и щиты. Следом за ними дюжина гай'шайн, облаченных в белые балахоны, вела навьюченных мулов, едва поспевая за Девами. На одной из гай'шайн было не белое одеяние, а черное — Изендре приходилось тяжелее всех. Эгвейн узнала Аделин и еще двух-трех из тех, кто охранял палатку Ранда в ночь нападения. Вдобавок к своему оружию каждая держала в руке куклу — грубо сделанную, выряженную в длинные юбки и свободную блузу; айилки всем своим видом старались показать, что ничего такого у них нет, но их выдавали каменные лица.

Эгвейн не знала в точности, что это за куклы. Сменившись с поста, эти Девы вместе явились к Бэйр и Эмис и провели с ними немало времени. Следующим утром, когда лагерь, еще погруженный в предрассветный серый сумрак, только-только просыпался, они начали мастерить кукол. Спросить напрямую Эгвейн, разумеется, не решилась, но отважилась на мимолетное замечание в присутствии рыжеволосой Майры из Томанелле, из септа Серай, и та сказала, что кукла должна напоминать ей, что она уже не ребенок. Тон айилки ясно дал понять — говорить на эту тему она не желает. Одной из Дев, которые несли в руке куклу, было не больше шестнадцати, но Майра-то ровесница Аделин. Во всем этом было мало смысла, что огорчало Эгвейн. Всякий раз, как Эгвейн казалось, будто она понимает айильские обычаи, случалось нечто, доказывающее, что это далеко не так.

Против воли взор девушки, точно притянутый магнитом, вновь обратился к выходу из ущелья. Там по-прежнему стоял, еле различимый вдалеке, ряд кольев, протянувшийся от одного крутого горного склона до другого. Лишь в одном месте айильцы повалили их, освобождая дорогу. Куладин оставил еще одно послание — перегородив тропу кольями и насадив на них мужчин и женщин. Колья с мертвецами простояли семь дней. К холмам справа от перевала цеплялись высокие серые стены Селиана, над ними — никакого движения. Морейн сказала, что город стал лишь слабой тенью своей былой славы, однако размеры его внушали уважение. Селиан был много больше Тайена, тем не менее от него тоже мало что осталось. И выживших не было — не считая тех, кого увели Шайдо. Правда, кто-то мог убежать, посчитав какое-то место безопасным. На этих холмах были фермы; хотя после Айильской Войны люди и покинули восточный Кайриэн, городу не прожить без ферм, которые обеспечивают его хлебом и другой провизией. Теперь же из почерневших остатков каменных стен фермерских домов торчали закопченные трубы; тут над сгоревшим каменным сараем еще уцелели обугленные стропила; там и амбар, и сам дом обрушились от огня. Холм, на который Эгвейн въехала верхом на Туманной, был овечьим выгоном; над оградой у подножия холма жужжали тучи мух — там картина напоминала бойню. На всем пастбище не осталось ни одной живой овцы, нигде на дворе фермы не видно было и цыпленка. На полях вместо спелых колосьев щетинилась обгоревшая стерня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});