И дольше века длится день... - Чингиз Айтматов

купец, открывай двери,

Будем пить горькое вино!..

Ты уплыл. Не дождался ты Кулубека. Как жаль, что не дождался ты Кулубека. Почему ты не побежал на дорогу. Если бы ты долго бежал по дороге, ты непременно встретил бы его. Ты бы узнал его машину издали. И стоило бы тебе поднять руку, как он тотчас бы остановился.

— Ты куда? — спросил бы Кулубек.

— Я к тебе! — ответил бы ты.

И он взял бы тебя в кабину. И вы поехали бы. Ты и Кулубек. А впереди по дороге скакала бы никому не видимая Рогатая мать-олениха. Но ты бы видел ее.

Но ты уплыл. Знал ли ты, что никогда не превратишься в рыбу. Что не доплывешь до Иссык-Куля, не увидишь белый пароход и не скажешь ему: «Здравствуй, белый пароход, это я!»

Одно лишь могу сказать теперь — ты отверг то, с чем не мирилась твоя детская душа. И в этом мое утешение. Ты прожил, как молния, однажды сверкнувшая и угасшая. А молнии высекаются небом. А небо вечное. И в этом мое утешение.

И в том еще, что детская совесть в человеке — как зародыш в зерне, без зародыша зерно не прорастает. И что бы ни ждало нас на свете, правда пребудет вовеки, пока рождаются и умирают люди…

Прощаясь с тобой, я повторяю твои слова, мальчик: «Здравствуй, белый пароход, это я!»

ПОДВИГ МИРОПОНИМАНИЯ

Чингиз Айтматов родился в 1928 году. Не ему — дедам и отцам его поколения выпало совершить великую революцию. Подвиг созидания новой жизни осуществлен отцами (его отец был одним из строителей Советской власти в Киргизии). Подвиг войны выпал на плечи старших братьев. Ему же достался от бытия равномощный этим великим деяниям подвижнический труд понимания бывшего (с его народом), сущего (ныне у нас в стране) и будущего (с человечеством). Да, и будущего: «Ответственность перед будущим» — так назвал писатель одно из своих выступлений.

В его повестях непременен персонаж, который думает, думает, думает… «Я хожу в предрассветной тиши и все думаю, думаю думаю». («Первый учитель».) «Я… смотрел на темнеющее в тучах небо и думал: «Почему так непонятна и сложна жизнь?» («Джамиля».) Но ни автор и ни один из его героев и не хотел бы жизни иной, попроще, судьбы менее драматичной.

Герой Айтматова — укротитель стихий и смыслов, с ними имеет дело, с первоэлементами природы и со смыслами человеческого существования: любовь-страсть («Джамиля»), истина («Прощай, Гульсары!»), справедливость («Ранние журавли»), совесть («Белый пароход»), жертва («Пегий пес»)… И природу стремится он понять: горы, степи, воды, океан, их зов, стон гор, звон рек, рев обвалов, бичи гроз. Не средь будничной природы, но среди торжественной, блистающей громами и молниями, как языческая богиня в диадеме из перунов, разворачивается действие его сказов: гроза в «Джамиле», зима в «Гульсары», Великий туман в «Пегом псе». И в судьбах людских, с первоначала своего писательского, Айтматов берет самую патетическую ноту.

И неудивительно: народу киргизскому дивно сколько выпало в веке сем прожить, перейти и перемыслить. Только из пелен сонного патриархального состояния, в котором он застыл на тысячелетие, ввергнут он был в XX веке в водоворот всемирной истории и, не успев оглянуться, оказался уже в социализме.

Для XX века типично, что народы, долгое время стоявшие в стороне от магистральных путей мировой истории, включаются в нее и, бурно, ускоренно развиваясь, перепрыгивают со стадий древних — в наисовременнейшие. Недаром Айтматова переводят на многие языки: близки судьбы и думы его героев людям из многих стран Азии, Африки, Латинской Америки, и опыт, что накопил его, киргизский советский народ, — и исторический, и душевно-эмоциональный, и мыслительный, и художественный — всем в поучение оказывается.

Но раз народ его такой путь, равный двум-трем тысячелетиям европейской истории, промчался, то подобная же пропасть должна быть перекрыта и в духовной культуре, и в типе писателя. И действительно: как тип писателя, Чингиз Айтматов не просто житель середины XX века, но и просветитель и дидакт своего народа, романтик с идеалом высокого накала, реалист-нравоописатель и историограф и, наконец, вполне «модернист», как и конгениальный ему собрат в Латинской Америке Габриэль Гарсиа Маркес, книга которого «Сто лет одиночества» являет подобное же конденсированное табло эпох мировой истории и путей, и сутей, и идей человека… В творчестве Айтматова целая космогония и мифология осуществлена. Тут и Рогатая мать-олениха, и Буранный Каранар, и Великий туман, и Белый пароход, и Мальчик-рыба, и всеглаз-родник Верблюжий глаз, и освященные Тополи-оракулы (как дуб Зевса в Додоне), тут пролетают Ранние журавли и вечно бежит краем моря Пегий пес… И среди этой космической первоприроды люди, как титаны и герои, осуществляют свои космоустроительные подвиги: Дюйшен, как Персей, бьется с духами гор, высвобождая Андромеду — Алтынай; тут Геракл — Танабай на службе у Эфрисфея — Чоро разит гидру Зимы и чистит авгиевы конюшни кошар; тут Парис — Данияр похищает прекрасную Елену — Джамилю; тут Минос, Эак и Радамант уселись в ладью Харона, пересекающую Лету, и переносят отрока Кириска из детства в страну мужества…

Я не устаю подчеркивать эту сторону в героях и сюжетах Айтматова, ибо то, что перед нами правдивые образы наших современников, это и без того ясно, на виду: и Данияр, и Толгонай, и Орозкул. Но что есть «наш современник»? Точка в потоке исторического Пространства-Времени. Мы, конечно, любим его, как свойственно каждому любить себя, но любви к себе далеко не достаточно для того, чтобы это «я» было и другим племенам и временам интересно и поучительно. А для этого правдоподобного описательства недостаточно. Тут нужен смелый прорыв из сегодняшнего в вековечное.

К настоящему времени в творчестве и духовном развитии Айтматова прозреваются три периода. «Повести гор и степей» — такова эмблема того нового слова, с которым он вошел в литературу со своими ранними, «молодежными» произведениями: «Лицом к лицу», «Джамиля», «Верблюжий глаз», «Тополек мой в красной косынке» и «Первый учитель», за которые и получил в 1963 году Ленинскую премию. Его герой здесь — молодой человек, в кипении страсти прорывающий, как река, теснины патриархально-родовой общины и свой личный путь прокладывающий по жизни.

Второй период образуют повести «Материнское поле» и «Прощай, Гульсары!» Писателем тут владеет дума об истории своего народа, событиях революции, колхозного строительства, войны. Герой тут — старый человек, что исповедуется перед смертью о жизни своей перед природой: Толгонай поверяет историю своей жизни Земле, Танабай — коню Гульсары.

Третий же, ныне длящийся