Хроноагент - Владимир Добряков

Высота пять тысяч двести. Пытаюсь погасить скорость. Ручку на себя до предела. Выпускаю закрылки, тормоза… Машина резко и неожиданно встает на дыбы и круто лезет вверх. Вот-вот свалится на крыло или перевернется. Пытаюсь выровнять самолет, толкаю ручку от себя, убираю закрылки. Никакой реакции, машина упрямо лезет вверх, скорость прежняя — пять целых пять сотых «М».

— Башня! Я — Гепард. Потерял управление на скорости 5,05. Пытаюсь вернуть контроль над машиной.

Неожиданно (для Адо Тукана, а не для меня) проваливаюсь вниз и падаю еще стремительней, чем раньше. Энергично пытаюсь затормозить падение, вывести машину из крутого пике. Никакой реакции. Высота четыре тысячи пятьсот!

Снова неуправляемый, совершенно неконтролируемый скачок вверх до шести шестисот, и снова падение вниз…

— Башня! Я — Гепард. Вошел в неуправляемую раскачку. Пытаюсь выйти увеличением скорости!

— Гепард! Гепард! Я — Башня… — слышится в наушниках, но я уже не реагирую.

Мне не до них, я должен попасть в “коридор выхода”, в “игольное ушко”. Отключаю приемник и добавляю тягу двигателям. Стремительно несется навстречу земля. Как скорость? Ого! Уже пять целых четыре десятых «М». Высота? Четыре тысячи! Пора!

Пробую ручку на себя. Действует! Земля начинает быстро скользить подо мной, горизонт ползет вниз. “Ура! Заработало!” — откуда-то всплывает в сознании. Пора отворачивать влево.

Внезапно окружающий мир резко меняется. Сначала зеленое становится желтым, а синее — коричневым. Потом земля и небо начинают стремительно меняться местами, словно я кручу “бочку”. Затем они сворачиваются в трубу, точнее, в сильно вытянутую воронку, стены которой стремительно темнеют, а где-то впереди, прямо по курсу, начинает что-то светиться и переливаться, меняя цвет от желтого до красного и пурпурного. Какие-то причудливые тени мелькают там…

И нет силы, которая может сейчас заставить меня изменить курс и отвернуть от этого пятна. Меня влечет к нему, как стрелку компаса к магнитному полюсу, как кота к валерьянке, как наркомана к шприцу с заветной жидкостью… Помимо воли я даже добавляю тягу двигателям (или мне только кажется, что добавляю?).

Мелькающие тени становятся яснее, начинают появляться какие-то образы, фигуры, лица; кто это и что, я не могу разглядеть толком, слишком быстро все там мелькает. Вдруг подсознание улавливает знакомые образы: Андрей и Лена, и тут же в ушах звучат их слова: “Главное, не суетись!” и “Помни, ты обещал мне вернуться!”. И, как взрыв в мозгу, ясная и отчетливая мысль: “ОТТУДА я не вернусь!”

Независимо от моего сознания, которое почти уже не подчиняется мне, руки и ноги сами выполняют нужные движения, и самолет изменяет курс… Яркая вспышка. Воронка со светящимся пятном и тенями в конце исчезает, и вновь навстречу несется земля.

Круче вывод, еще круче! Время меня побери! Как мал запас высоты! Не успеваю! Добавлю еще на себя… Перегрузка властно вжимает меня в кресло. Самолет мчится по гигантской кривой, и, где будет ее нижняя точка, я не знаю. Все расчеты Катрин рухнули, когда я сделал лишнее качание, сверх оговоренных. Да и эта воронка! Пусть мое вынужденное бездействие длилось какие-то секунды, но на такой скорости… Теперь вся надежда на то, что истинный запас прочности машины превышает расчетный и она выдержит то, чему я вынужден ее подвергнуть.

Еще круче вывод… Перегрузка становится сильнее, но машина, кажется, ведет себя нормально. Впрочем, сие еще неведомо. Скорость пять целых пять десятых «М», земля под крылом мелькает сплошной полосой. Высота всего тысяча четыреста!

Впереди по курсу — лес, за ним река и поселок. Завод с его складами остается справа. Так вот куда тянула меня мерцающая воронка! Еще круче вывод! Горизонт все еще выше носа машины. Еще… Еще… Горизонт ползет вниз. Слишком медленно! Высота уже триста! Еще круче! Высота сто пятьдесят! Горизонт уже внизу. Нос машины нацелен в небо. Вместо земли — сплошная желто-зеленая полоса. Что там творится на земле, когда над ней с такой скоростью и на такой высоте проносится многотонная махина? Перегрузка такая, что темнеет в глазах, но машина держится молодцом…

Время возьми! Накаркал! Предательский треск и дробный стук извещают меня о том, что машина достигла предела выносливости. Рука ложится на рычаг катапульты и замирает на нем. Самолет продолжает набирать высоту, хотя потрескивание и постукивание не прекращаются. Раз уж идем вверх, то будем идти, пока есть возможность. Пусть все неприятности, включая возможное катапультирование, произойдут повыше, а не здесь, у самой земли.

Высота растет, уже две тысячи. Осторожно убавляю тягу. Треск переходит в похрустывание. К этому добавляется звук, будто кто-то мнет огромные листы жести. Высота четыре тысячи, скорость продолжает падать. Как бы сбросить ее порезче, чтобы побезопасней проскочить барьер неуправляемости? Если я буду продолжать маневрировать на такой скорости, я доломаю машину, которая, судя по издаваемым ею звукам, уже имеет серьезные повреждения.

Идея! На пяти с половиной тысячах метров осторожно выравниваю машину, также осторожно убавляю подачу активатора и наконец перекрываю его совсем. Впечатление такое, словно я с автострады съехал в песок. Скорость резко падает до двух целых пяти десятых «М». Сбрасываю тягу еще и осторожно разворачиваюсь в сторону аэродрома. Ловлю себя на том, что даже затаил при этой операции дыхание.

Да! Ведь я все время молчал, а меня наверняка вызывали! Что там сейчас творится! Наверное, паника. Включаю приемник.

— …чему не отвечаете? Гепард! Гепард! Я — Башня. Что с вами? Почему молчите?

— Башня! Я — Гепард. Управление машиной восстановил. Имею разрушения конструкции. Иду к вам. Освободите полосу, посадка, возможно, будет осложнена.

— Гепард! Я — Башня. Понял вас. Можете визуально оценить повреждения?

Я оглядываюсь и осматриваю самолет. Сзади кабины фюзеляж приобрел гофрированную поверхность. От результата осмотра плоскостей и килей меня прошиб холодный пот. Впечатление такое, что кто-то гигантскими пассатижами ухватил их за концы и пытался разломать, крутя в разные стороны. Видимых повреждений не имели только углепластиковые и металлокерамические обтекатели носовой части фюзеляжа, воздухозаборников, передних кромок плоскостей и килей, а также кожухов двигателей. Так то видимых… Как же я еще лечу? А как я буду садиться?

— Башня! Я — Гепард. Имею значительные деформации задней кромки плоскостей и килей, незначительную деформацию поверхности фюзеляжа. Повторяю: посадка будет осложнена.

— Гепард! Я — Башня. Понял вас. Готовимся встречать. Полоса свободна.

Только сейчас я замечаю, как дрожит раненая машина, как ее бьет и кидает, словно автомобиль на ухабистой дороге.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});