К вам идет почтальон - Владимир Дружинин

Несколько раз она поднимала лай, и я спускался вниз отпирать дверь. Уж коли я всё равно не сплю, так отчего же не выйти. Фру Гортензия, супруга таможенного чиновника, живущая в нижнем этаже, терпеть не может, когда ночью топчутся на ступеньках у парадной. Неделю будет ворчать. Так что лучше сойти и поскорее впустить человека.

Однако ночью прохожие шли мимо. Утром фру Агата принесла вместе с молоком новости: в порту был Скобе, уговаривал рабочих; многие послушались, и пароход разгружается.

После кофе явился Нильс.

Глаза его не смеялись, как обычно, в них были тревожные искорки. «Случилось что-нибудь с мальчишкой», — мелькнуло в уме. Я не поздоровался с ним, не кивнул даже, — ждал, что он скажет.

— Эрик у меня, — сказал он.

Я и тут не смог ничего произнести. Стало легче дышать, и я сделал большой глоток воздуха.

— Вам надо помириться, — сказал Нильс.

Меня всего передернуло. Сам же виноват и, извольте радоваться, советует мириться. Начни он как-нибудь иначе, я бы, возможно, попросил его сесть и рассказал бы ему самое важное, то, что узнал от Скобе, и заставил бы Нильса задуматься над своими поступками. Я доказал бы ему, что сейчас самое лучшее, что можно сделать, это держаться в стороне от политики, раз в мире всё перевернулось и нельзя понять, где друг, а где враг.

— Знаешь что, Нильс, — сказал я, стараясь не кричать. — Лучше тебе уйти.

8

Боже мой, что с ним стало! Как он помолодел, мой «Ориноко»! Да нет же, он и в ранние свои годы не выглядел таким новеньким и щеголеватым, как теперь. Я даже глазам не поверил сперва, честное слово! Чей это голубой ботик у причала, раскрашенный, как прогулочная яхта, подумал я. Что-то он незнаком мне. Должно быть, Генри Бибер ошибся, послав меня на второй причал, — принимать корабль, вышедший из ремонта. Никакого «Ориноко» я здесь не вижу, — так говорил я себе, пробираясь между бочками с соленой салакой, треской и бутылями с рыбьим жиром. И вдруг… Да неужели это он, мой «Ориноко»!

— «Ориноко» ваш готов, — сообщил мне сегодня Бибер. — Так как по всей вероятности никто не сумеет плавать на нем лучше вас, то я и поручу его вам.

На этот раз Генри принял меня не в кабинете, а в маленькой комнатке за кабинетом. Она вся обита коврами, а в углу небольшой столик с медной дужкой, вделанной в крышку. Генри потянул дужку кверху, крышка стола раскрылась, распахнулась двумя половинками, а изнутри поднялись графинчики и стопки из матового стекла. Генри налил мне и себе какой-то зеленоватой диковины, пахнущей мятными каплями, и мы выпили.

Я ждал, что скажет Генри. Порция с наперсток величиной не затуманила мне мозги, и я мог рассуждать трезво, — неспроста же позвал меня сюда Генри. С ним ухо надо держать востро.

Он налил мне еще, и тут я окончательно решил, что дело нечисто.

— Как семейство ваше? — спросил он.

— Благодарю вас, по-прежнему, — ответил я.

— Сынок ваш дома?

— Нет, — ответил я осторожно. — Гостит у знакомых.

— Для юноши в таком нежном возрасте, — проговорил Бибер, вытирая платком губы, — крайне необходимо твердое руководство со стороны отца. Только оно способно уберечь от случайных и опасных знакомств.

Ах, вот он куда гнет! Ну, у меня нет охоты отдавать ему отчет в своих личных делах. И я, не вдаваясь в эту материю, вежливо согласился, что отец, действительно, много значит для ребенка, тем более, что бабушка Марта стала плоха.

Тут Генри зачем-то поинтересовался, сколько лет бабушке Марте. Видимо, он еще не дошел до сути и заходит издалека. Что ж, и я за словом в карман не полезу. Извольте слушать, коли так, господин Бибер. Бабушка Марта, к сожалению, стала заговариваться. Вообразила, что Эрик ночует у невесты — у дочки Олле, который жил в Сельдяной бухте. Бабушка всё беспокоится, как бы Эрик не поскользнулся и не расшибся, прыгая через ручей, и твердит, что ему надо идти через мостик. От него прямо к амбару тропинка. Это она помнит — бабушка Марта! Действительно, у Олле за ручьем, на выступе скалы стоял большой старинный амбар с резными столбиками и наружной лесенкой, прямо к чердачку. Внизу, как водится, хранилось зерно, вяленая рыба, сухие лепешки под потолком, надетые на брус. А на чердачке в теплые летние ночи спала дочка Олле — Христина. Не троюродная сестра боцмана Лауриса, а дочка Олле, что вышла за лесоруба Андерса.

Всё это я выкладывал Биберу и, посмеиваясь про себя, видел, как он ёрзает от нетерпения на табуретке. «Теперь я довел его, — решил я. — Раскроет карты».

И действительно, он прервал меня и сказал, поматывая головой, будто разбрасывая слова по всем углам комнаты:

— У меня есть для вас предложение, господин Ларсен. Оно встретит, как мне представляется, ваше полное одобрение. Не желаете ли взять ваше «Ориноко» в аренду? С вашим искусством вы сможете, не сомневаюсь, выкупить его с течением времени в собственность.

«Ага, вот в чем дело, — подумал я. — Бибер учел свою выгоду. Что ж, предложение как будто, сто́ящее, но нет ли какого подвоха».

— Прежде всего я хотел бы осмотреть судно, — ответил я Биберу.

И вот я стою на набережной, у мастерской, а передо мной мой переродившийся «Ориноко». Выходит, мы снова будем вместе, дружище! Снова будешь носить меня!

Но я должен проверить, не обманчива ли твоя новая наружность, не намерен ли Генри надуть меня, сбыть с рук корабль, залатанный кое-как, на живую нитку, не скрывается ли под слоем краски какой изъян. Прежде чем я не сделаю на нем несколько кругов по заливу, я не отвечу Биберу ни «да», ни «нет».

Вот идет по настилу старый Эркко. Он сгорбился, втянул лысую голову в плечи, что-то шепчет про себя.

— Эй, Эркко, — крикнул я.

Он кивнул мне и не остановился.

— Что с тобой, Эркко, — удержал его я. — Да ты спишь на ходу, парень! Полюбуйся-ка на эту посудину, — сказал я, указывая на «Ориноко». — Узнаёшь ее?

Но Эркко, обычно разговорчивый, молча щурил на солнце свои подслеповатые глаза, приоткрыв их, и покачивал головой, словно вид «Ориноко» был ему неприятен. Потоптавшись, звякнув носками пыльных ботинок о банки с тресковым жиром, он двинулся дальше.

— Да что с тобой, Эркко! — крикнул я и взял его за локоть.

— Не кричи так, шкипер, — проговорил он и высвободился. Но я загородил ему путь:

— Очнись же, слушай! Я с делом к тебе. Если ты свободен, помог бы мне… Надо испытать корабль, понимаешь. Я встану на руль, ты к мотору.

— Нет, Ларсен, нет, — он растерянно заморгал и отвернулся, — Некогда мне…

— Врешь ты, Эркко. Ненадолго ведь. Понимаешь, я спасаюсь, нет ли какой каверзы. Генри возвращает мне бот. Но надо всё проверить сперва. Ему ведь палец в рот не клади…