Избранные произведения. т. 2. Проводники всемирного потопа. Тот, кто использовал Вселенную - Алан Фостер

— У него не было причин подозревать меня в том, что я знаю о его намерениях, — ответил Чэхил. — Я как-то выразил ему свое недоверие, но он полностью обезоружил меня. Кроме того, моя работа в непосредственной близости от него давала возможность его людям контролировать меня.

— Вы говорите, что он развеял ваши подозрения. Теперь же вы утверждаете, что они вернулись.

— Мы должны выяснить, что за дела он ведет с этими тремованами! Двадцать лет! Двадцать лет секретности!

Она поднялась, готовясь уйти.

— Чэхил Райенз, я ожидала, что, благодаря своему опыту и знаниям, вы не станете впадать в истерику. Подумайте хорошенько! Кто дает больше поводов для сомнения в своих намерениях — Лу-Маклин или вы сами? Вы давно и много работаете для Семейств, Чэхил Райенз. Возможно, слишком давно и слишком много. Слишком много времени вы провели вдали от дома, слишком много времени вы провели среди двуногих. Мне кажется, пришла пора вам позаботиться о себе, а не о тех наших союзниках, которые за долгие годы уже доказали нам свою преданность!

Она вышла, стремительно проплыв через дверь.

Чэхил остался, ощущая холодный ужас. Да, теперь ему все ясно. Они не допускали и мысли, что Лу-Маклин что-то замышляет. Они не хотели верить, что их ценный союзник может их предать.

«Ну а что до меня, — горько думал он, — то я вовсе не одержим. Мои решения выработаны в результате спокойного анализа очевидности. Допустим, что многие додумано уже на основе собственного опыта, но опытный психолог и должен руководствоваться интуицией при отсутствии фактов. Мы интерпретируем субъективное так же, как и объективное. Если они настойчиво игнорируют мои открытия…»

Лу-Маклин, Лу-Маклин… Это имя преследовало его… Одержимость, навязчивая идея… Может, представитель Совета права и ему следует забыть о Киисе ван Лу-Маклине, забыть о его секретных намерениях?

Но он не может так поступить, как не в состоянии он прекратить мыслить! Лу-Маклин так глубоко внедрился в общество ньюэлов, что друзей среди Семейств у него не меньше, чем среди своих сородичей.

Ну, вот и хорошо, подумал он, принимая неожиданное решение. Если Совет не заинтересовался моим мнением, то возможно, им заинтересуется Совет Операторов на Земле. Ведь совершенно очевидно, что земное правительство точно так же не знает о контактах Лу-Маклина с тремованами, как и Совет Семей. А если люди и тремованы плетут вместе какой-то затвор, то, возможно, смерть одного подозрительного психолога возбудит внимание «Си» — и они решат проникнуть несколько глубже в проблему, прочтут внимательно записи, которые он заблаговременно приготовит. Он стал готовиться к возвращению в ОТМ.

Лу-Маклин вошел в просторную спальню и посмотрел на изображения на круглом балдахине, нависавшем над кроватью. Балдахин чутко реагировал на любые проявления того, кто располагался внутри. Он материализовался как в результате снов, так и в результате мыслительных процессов.

В этот момент он был заполнен звездами, воображаемыми созвездиями, расположенными слишком близко друг к другу, чтобы быть реальными. Лу-Маклин полюбовался немного, затем подошел ближе к женщине, лежавшей в постели, и прошептал:

— Тамбу, Тамбу, проснись!

Женщина пошевелилась во сне, сладко потянулась. Не открывая глаз, она проговорила сонным голосом:

— О, Киис, дорогой, это ты? Что ты надумал?

Он отвернулся:

— Я собираюсь уезжать, меня ждет важная работа.

Она состроила гримаску. Живя с ним, она сумела несколько смягчить его нрав, и все же они не стали слишком близки. Истинный Киис всегда оставался для нее загадкой, и она вряд ли могла рассчитывать на то, чтобы разгадать ее. Но брак, как бы в шутку заключенный на Терра, со временем стал для нее настоящим. И хотя Киис был далек от нее, он всегда был добр и предупредителен.

Ей еще предстояло понять, как мало она его знает.

— Ты разбудил меня, чтобы сказать об этом?

— Об этом и еще кое о чем, Тамбу. Мы расстаемся.

Ее улыбка исчезла. За секунду она состарилась, казалось, на десять лет. Последнее из созвездий вспыхнуло и погасло у нее над головой, волшебный иллюзорный занавес опять превратился в холодный серебристый кусок металла. Холодный и пустой, как и человек, сидящий перед ней.

Она села, оперлась на руки и свесила с кровати свои красивые длинные ноги:

— Это не смешно, Киис.

— Я и не собирался тебя смешить.

— Неправда. Зачем ты испытываешь меня? Ты всегда испытываешь людей, Киис.

— Не тебя, Тамбу. И не на этот раз.

— Тогда о чем же ты говоришь?

— Мы расстаемся. Мы пойдем отныне разными путями, каждый будет жить своей собственной жизнью.

Она слегка покачала головой:

— Я не.. что я не так сделала?

— Все правильно. Просто так нужно. — Выражение его лица было серьезным. — Ты начинаешь оказывать на меня слишком большое влияние. Когда-то давным-давно я пообещал себе, что не допущу ничего подобного в своей жизни. Никогда не позволю другому человеческому существу контролировать себя.

— Я ведь не вмешиваюсь в твои дела, — возразила она. — Я никогда не спрашивала тебя, куда ты идешь, что ты делаешь, даже если ты исчезал на несколько месяцев. Я всегда следовала твоим указаниям, потому что знала, насколько это важно для тебя. Как же именно я могла взять над тобой контроль? Я не понимаю.

Он продолжал смотреть мимо, опасаясь то ли ее, то ли себя.

— Тамбу, мне кажется, я влюбляюсь в тебя.

— Черт! — Она молча сидела за занавесом, ставшим расплывчатым. Ее охватило желание. Оно требовало удовлетворения. Этот большой и непостижимый человек потеплел к ней со временем, и именно поэтому она его теряет.

— Неужели это так ужасно, что ты не можешь с этим смириться? Неужели же, Киис, ты не в состоянии жить и любить?

Лу-Маклин энергично взмахнул рукой, рассекая воздух:

— Любовь — самый мощный вид контроля. Я этого не допущу! Не могу допустить!

— Киис, но любить другого — не есть проявление слабости!

Он повернулся к ней, и в голубых пронзительных глазах боль смешалась с решимостью.

— Для меня это — слабость. Почему, ты думаешь, я избегал иметь детей? Потому что обилие любви — слишком большой контроль надо мной, меня это просто разрушит.

Пальцы ее бесцельно двигались по постели, сжимались и разжимались:

— Я узнаю этот твой тон. Что бы я не сказала, решение твое окончательно, да?

— Извини меня. Я сам виноват. Мне не следовало тогда так с тобой поступать.

На губах ее заиграла улыбка:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});