78 - Макс Фрай

Вслед за бумажными деньгами сгнили ржой и рассеялись железные. Было нечем отвлечься, нечем забыться, он хотел надышаться газу, но газ тоже был отключен — видимо, чтобы он не смог увести за собою весь подъезд. Глупо, глупо, неглубоко и недолго топился в облезающей ванне. Но терялся, начиная пускать пузыри, мылился и вылезал розовым и чистым обратно в февраль.

Гнулся и ломался от холода.

В доме было мерзло. Каждый из тяжелых дней он начинал с того, что сворачивал в трубочки подсунутые под дверь газеты и прокладывал ими щели окон. Газеты были меньше щелей, куда меньше, уже к вечеру падали в темный двор, а утром их снова приносил под дверь дворник. Пробовал их читать — но непослушные руки рвали страницы.

Он две недели ревел, заставляя дрожать стекла и дворовых детей.

Он две недели молчал, и пальцами сжимал свой рот, когда тошнило словами.

А двадцать восьмым днем его февраль оборвался.

2 Диска

Перемены

Значение этого аркана предельно просто. Если у вас все плохо, скоро станет замечательно. А возможно — наоборот (тут, как всегда, нужно смотреть на общий расклад).

Сергей Гришунин

Сторож Яков

В черте города Зеленогорска, на песчаном берегу Финского залива, лежит большой каменный шар. Какой-то привокзальный газетчик сболтнул одной мороженщице, что тому, кто этот шар с места сдвинет принесёт он достаток и счастье, потому что под этим шаром есть потайной ход, который идёт под заливом до самого Петербурга. Та было взялась выспрашивать, где он выходит, на какой улице, но тут к ней подошли покупатели, а когда отошли, то газетчик уже переменился и вместо него при газетах стояла востроносая девица в очках и грызла зелёное яблоко. Мороженщица рассказала про шар и потайной ход буфетчице, та — двум электрикам-близнецам, из них кто-то или оба вместе — путевому обходчику, а тот — уборщице. Ну, а что известно хотя бы одной уборщице рано или поздно становится известно всем. С тех пор пошло к этому шару самое настоящее паломничество. К нему даже из Москвы люди с лопатами приезжали. Катали его туда-сюда, в песке рылись, а напоследок ещё и кувалдой по нему долбанули. Наверное, со временем этот шар и вовсе в песок разотрут или разобьют на кусочки. Потому что, кто его знает, может секрет внутри есть какой-то, если столько о нём разговоров?

Говорят, что от шара этого в паре километров, если налево идти вдоль берега, зелёный домик стоит — лыжная база. Живёт в нём сторож по фамилии Яков. Как уйдёт солнце за горизонт, и наступят непроглядные сумерки, поставит он на горячую плиту сковородку и масла нальёт. А когда масло на сковороде разогреется хорошенько, то глаза свои выколупает он из орбит и поджарит. Присядет у стола и глаза его перед ним дрожат на тарелочке. Поест Яков, оденется по сезону и вслепую вдоль берега к шару идёт. Подходит к нему, цифры какие-то шепчет и тычет рукой, проверяет, пока по локоть рука не уйдёт. Тогда чуть отступит назад и ныряет в камень. Объявляется он, рассказывают, возле Александроневской лавры. Встаёт у метро и подаяние просит. Как случатся от прохожих монеты, он ими глазницы свои закладывает, пока не заполнятся. И вот, кто после этого ему лишнюю монетку подаст, он за руку того хватает и немеет от этого человек до беспамятства. Ведёт Яков его тогда через весь Невский проспект к чёрному шару на улице Малой Садовой. Тому самому, который под напором воды вертится. Суёт этого беднягу под него плашмя и двумя руками тот шар крутит. Выныривает после этого человек сухим из-под шара в Зеленогорске, и становится внешне как в точности сторож Яков, но уже зрячий. А сторож под его обликом к нему в семью жить идёт, но там ни об чём таком не догадываются. Тем более что если дела у них там как-то плохо шли, то с этого момента они реально налаживаются, так что те только тому и рады. Ну, а тот, который с Малой Садовой в Зеленогорск попал, живёт себе, ничего не подозревая, как сторож на лыжной базе, пока опять с кем-то через эти шары не поменяется. Известно ещё, что он иногда газетчиком на вокзале подрабатывает. Сплетни всякие распускает. Вот, мол, приносит шар достаток и счастье, и про потайной ход этот. Какая ему только с этого выгода? Непонятно. Надеется, наверное, что раздолбают этот шар, наконец, или в пыль от жадности разотрут, чтобы вся эта маята кончилась.

3 Диска

Труды

Эта карта предупреждает, что вам вскоре придется как следует потрудиться. Будет ли от этого хоть какой-то прок, покажет ее окружение. Но хулы уж точно не будет.

Марина Богданова, Оксана Санжарова

Часы

Всю ночь Кириллу Матвеевичу снилось что-то большое и доброе. Он так и не успел понять, что же это такое маячило перед ним, а Мелкий уже захрипел, задребезжал, зазвякал на тумбочке и затих под хозяйской рукой. Через пару минут, вздохнув, старинные Часы галантно отзвенели четверть. Кирилл Матвеевич выкупил их тогда в комиссионке, залез в долги, потом приводил в порядок, перевивал старую пружину, выправлял чудные ажурные стрелки, заново покрывал темным бархатным лаком узкий дубовый футляр. Зато теперь не часы — игрушечка. Сейчас бы, наверное, не стал возиться, а тогда — как в сердце ударили его эти часы. Мелкий рядом с ними что шавка подле арабского скакуна, а вот поди ж — тоже механизм. Ну пора уже, пора, не разлежишься.

За окном плыло жемчужно-серое небо, старый чайник закипал медленно и лениво, Кирилл Матвеевич не спеша вспоминал, что он отдаст сегодня, а что бы еще пообсмотреть. На площадке курила соседка Лена. Поздоровалась, заулыбалась.

— Здравствуй, Леночка. Ну как, ходят?

— Ходят, дядя Кира! Ко мне бы так ходили!

Ленку он помнил еще пятиклашкой. Теперь Ленка вымахала, заматерела, оплыла с боков и стала самой натуральной шалавой. Бабки из подъезда ее ненавидели, но вреда Ленка никому не приносила, чужих мужиков не отбивала, скандалов у нее никогда не случалось. Даже вот сейчас — курит, а в руках здоровенная пепельница колесом, под хрусталь. Жалко, что беспутная, но тут уж дело такое.

А вчера Правый сказал, что нас нет. Он вообще-то и раньше так говорил, но вчера получилось особенно досадно. Раньше это значило, что нет нас всех, и что сам Правый в это не верит, а теперь он говорит, что он есть, а нас нет. Он нас, видите ли, выдумал. Он даже сказал мне, как это называется — очень красивое слово, почти как Мы, — «солипсизм». Я не слишком обижаюсь: у Правого край неудобный, там всё время подтекает… или просачивается?.. то, что сверху думают, а он очень впечатлительный. Ну, если ему так удобно — пусть я буду выдуманным. Главное, чтобы не отвлекался. А ещё вчера Левый сказал, что ему дует и в центре лучше. А Правый пошутил, что я соблюдаю политику нейтралитета. Я спросил, что это, а он сказал: это трое под одним одеялом — тому, кто в центре, всегда тепло. Только я не знаю, что такое одеяло. Я бы предложил Левому поменяться, но вчера мы уже менялись. Или не вчера. Правый говорит, что я неправильно понимаю темпоральность, что моё «вчера» на самом деле «позавчера» или «позапозавчера» или «давным-давно». Он даже пытался мне объяснить, как вчера зависит от смены дня и ночи, но, если честно, я их не замечаю. То есть, когда стоял Левым, может, и замечал, но уже не помню, а в середине всегда сумерки. Так вот, Левый вчера-когда-был-Средним так ныл, что я сказал: ладно, если посредине так тяжело, давай меняться, только стой спокойно, не перекашивай. Но пока менялись, потрясли, конечно. Я же не знал… Про ледниковый период мне Правый только вчера сказал. Но он меня утешил — сказал, что когда Левый в центре переминался, было ещё хуже, кто-то даже вымер. Он говорил кто, но я плохо запоминаю длинные названия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});