После любви - Виктория Платова

На ней все тот же газовый шарф, тот же пиджак пастельных тонов, та же блузка. Но теперь они не кажутся мне органичными, они достались женщине явно с чужого плеча, как я не заметила этого раньше? Как я не заметила, что в ней есть что-то неестественное? Неправильное, непропорциональное?

– Ваше имя! Еще бы его не знать. – Она по-прежнему скалится, тесня меня в квартиру. – Оно доставило нам много неприятностей, ваше имя! Вернее, даже оба имени – старое и новое.

И, оттеснив на приличное расстояние, захлопывает дверь.

– Доброй ночи! Или лучше сказать – салуд, маравильоса?

– Не делайте глупостей, Сашa! – слышу я над своим ухом прерывающийся и почти нежный шепот Алекса. – Иначе мне придется пристрелить вас прямо сейчас. Вы ведь не хотите отправиться на тот свет раньше времени?

Ослепительно белой вершины, на которую я поднималась столько раз, больше не существует. Она разрушена, каменные глыбы срываются с высоты и падают, падают, падают, погребая меня под собой. Острая физическая боль и опустошенность – вот и все, что я испытываю.

– Что происходит, Алекс? – жалобно спрашиваю я.

прекрасно понимая, что ничего хорошего не происходит. А дальше будет только хуже.

Я поворачиваюсь и наконец-то вижу его. Vip-персону, знаменитого галериста и теоретика современного искусства. Advice-giver. Спасителя мира с чертовски красивыми глазами. Его глаза красивы и сейчас. Сейчас – еще более чем когда либо раньше. Они полны умиротворения. Покоя. Радости от хорошо проделанной работы. Плечи Алекса больше не отягощены рюкзаками, а в руке поблескивает пистолет.

– Думаю, нам стоит присесть. Пойдемте в комнату, Сашa. Еще никто не предлагал мне присесть под дулом пистолета.

– Так он заряжен? – задаю я наивный вопрос только для того, чтобы оттянуть наступление необратимого.

– Хотите проверить?

– Нет.

– Кто это? – Я киваю в сторону черноволосой фурии, сопровождающей нас в зал. – Мерседес?

– Не совсем. Хотя этот человек тоже вам знаком.

Не выпуская меня из поля зрения, Алекс говорит женщине тоном, больше похожим на приказ:

– Пойди, переоденься.

– О'кей. До смерти надоели эти тряпки…

Она ведет себя так, как будто бывала в этой квартире неоднократно. Она безошибочно находит путь в спальню и скрывается за ее дверями.

– Присаживайтесь, Сашa.

Алекс добродушно похлопывает по спинке кресла, приглашая меня присесть. Если бы не пистолет, все выглядело бы обыкновенным полудомашним флиртом, Une Femme50 в гостях у Un Homme51, что может быть непритязательнее? Дождавшись, когда я опущусь в кресло, Алекс садится на диван, все так же поигрывая подслеповатым пистолетным дулом.

– У вас наверняка множество вопросов?

– Что-то типа того. – Губы не слушаются меня, мысли разбегаются.

– Вы можете задать любой. И обещаю, получите исчерпывающий ответ. Вы это заслужили. Вы заслужили правду. И узнаете ее прежде, чем…

– Прежде чем умру?

– Вы и правда умница. Начнем?

– Что такое капоэйра? – Неужели с моих слетело именно это? Так и есть! Я как будто вижу себя со стороны – обездвиженную, заиндевевшую, притихшую в ожидании необратимого. Оттянуть его надолго не удастся.

Алекс смеется. Хохочет. Его позабавил мой вопрос, но он готов ответить.

– Почему вы спрашиваете об этом?

– Плакат на стене. Он давно не давал мне покоя.

– Не могу сказать точно, но капоэйра – это один из видов боевого искусства. Кажется, бразильского. Они совместили его с танцем. Они это умеют.

Танец. Самба, румба, пасадобль. Прекрасная, как яблоко, Мерседес, была танцовщицей. Но это другая Мерседес…

– А ваша компаньонка Мерседес… Она действительно умерла?

– Моей компаньонки Мерседес никогда не существовало. У меня есть помощники. Есть сотрудники. Есть заказчики. Если бы я назвал вам хотя бы одно из имен, вы бы безмерно удивились. Но свой бизнес я привык делать один. Разрабатывать и приводить в исполнение планы. Меня это увлекает.

– Манипуляции меньшинством, которое манипулирует большинством?

– Я не манипулирую меньшинством, которое манипулирует большинством. Я его отстреливаю.

Голос Алекса, спокойный, лишенный всяких интонаций, доносится до меня как сквозь слой песка, как сквозь толщу воды. Разбитые песочные часы Мерседес, разбитая клепсидра Мерседес – их осколки все еще со мной. Хотя Алекс Гринблат утверждает, что Мерседес никогда не существовало.

Но как?..

– Что значит Мерседес не существовало? А эта квартира? Табличка внизу?

– Табличку легко заменить, что мы и проделали.

– Тогда кому она принадлежит?

– Франсуа Пеллетье. Или Франсуа Лаллану, уж как хотите.

Не хочу. Я больше ничего не хочу. Умереть было бы прекрасным выходом – почему медлит Алекс? На то, чтобы спустить курок, много времени не потребуется. И я обрету покой – такой же, какой разлит сейчас в глазах Алекса. Я думала, подобное переживают после любви. После крушения любви. Но я ошибалась.

– Что-то вы совсем расклеились, Сашa. – Голос Алекса участлив до приторности.

– Ella en la mierda!52 – слышится реплика из спальни. А следом за ней появляется Слободан. Без мальчишеского пуха на щеках, но серьги, рваные джинсы и майка с надписью «Рональдиньо» на месте. И уйма дурацких браслетов на запястьях, и уйма дурацких дешевых бус. Слободан по-прежнему темноволос и светлокож, с глазами, из которых так и тянет своровать морскую звезду. И слишком яркими губами, уксусом такие не пригасишь.

Я не удивлена. У меня нет сил удивляться. Я лишь спрашиваю:

– Что он сказал?

– Он сказал – вы в полном дерьме, – с готовностью переводит Алекс.

– Он знает испанский?

– Он знает и много всего другого. Так много, что иногда я думаю, а не пристрелить ли его?

– И останешься без лучшего в этой части света киллера. – Слободан позволяет себе снисходительную улыбку.

– Только это меня и останавливает.

– Киллер, конечно же, – эхом повторяю я. – Он выбивает дырку в монете с расстояния в сто шагов. И еще разбирается в охранных системах. И еще он хороший математик.

– Все верно, – подтверждает Алекс. – И еще он страшный негодяй. Скольких придурков ты уже порешил, мой мальчик?

– По-моему, учет ведешь ты. – Они перебрасываются словами как шариками для пинг-понга, и я не нахожу возможности, чтобы снова вклиниться в разговор.

– И разрабатываю операции тоже. – Отвратительно самодовольный подбородок Алекса вздергивается вверх. – Хотите, расскажу вам, чем мы промышляем, Сашa?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});