Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник) - Мэри Рено

И я пошел на него, прежде чем погода испортилась. Людей своих я одел торговцами, оружие они сложили в тюки, и выбрал для себя закрытые носилки, в каких передвигаются знатные женщины. Мы захватили врасплох воротную башню, впустили войско, укрывшееся за холмом, и оказались едва ли не в самой крепости, прежде чем успел собраться народ. Мы могли бы устроить великий грабеж – как это сделал Пирифой на Самосе, но я запретил подобное под страхом смерти. Как править народом, который ненавидит тебя?

Пирифой погоревал о том, что упустил возможность повоевать, и отплыл домой. Весь тот год я занимался Мегарой. Подобно всем обитателям Аттики, у жителей этого города были собственные обычаи, которых я не намеревался подрывать; прежние труды многому научили меня, и я действовал уже более уверенно. Я намеревался построить крепкий дом, способный устоять и после моей смерти, а не шаткий навес, который свалится на голову моего сына. Поэтому, занимаясь Мегарой и Истмом, я решил возвести великий алтарь Посейдону, чтобы отметить им свою новую границу и учредить священные игры в честь бога. И еще я часто вспоминал о том, что мне скоро двадцать пять, а жены у меня до сих пор нет.

Так получилось, пожалуй, случайно. Отец не мог обручить меня в детстве, потому что держал мое существование в тайне; ну а как только он открыто признал меня, я почти сразу отправился на Крит. Вернувшись же оттуда, занялся великими делами, и мне было жаль времени.

В доме моем было полно женщин – когда я нуждался в них; в другое, занятое делами время они держались в стороне; я брал на войне пленниц и мог потешить себя разнообразием; когда же любая из них надоедала мне, я всегда мог избавиться от нее. Мне было прекрасно известно, что надо делать, но затевать всю эту скучищу: посылать посольство; ездить по родственникам и принимать их у себя; договариваться и выделять долю; наполнять свои дни писаниной и стариками; наводить порядок на женской половине; смотреть на слезы, слушать рыдания и угрозы спрыгнуть с городской стены; думать, как разместить все пожитки невесты и ее девушек; улаживать ссоры и припадки ревности; наконец, проснувшись, каждое утро видеть возле себя на подушке одно и то же лицо… Отложим на потом. Но потом в битве меня едва не задевала стрела или начиналась летняя лихорадка, и я думал: «У меня нет наследника, кругом одни только враги. Завтра же займусь этим делом». Однако завтра начинался уже другой день.

Ну а потом, через год после Мегарской войны, в Пирее появился большой корабль под флагом Микен со стоящими на задних лапах львами на красном парусе. Я приготовился к приему почетного гостя, гадая о том, что привело микенцев ко мне. Вскоре на берег сошел вестник Эхелая, царского наследника. Перед тем как пройти мыс Соуний, он гадал о ветре и получил плохие знамения. Царевич спрашивал: нельзя ли погостить у меня ночь?

Я встретил его в гавани и обнаружил, что гость мой соответствует всем описаниям: рослый муж примерно моих лет, видный и гордый, но вполне умевший при желании держаться любезно.

Он сказал, что встречу нашу устроили удача и непогода, и вел себя с непринужденностью мужа, приехавшего на охоту или игры: рассказывал о битвах, шутил, нахваливал моих коней. Вечером, хлебнув вина, он почувствовал себя еще непринужденнее и принялся сплетничать о здоровье отца и строгости матери, слишком уж угнетающей младшую сестру его, которая скоро превратится в женщину.

– Девочка растет как ячменный колос, наливается красотой, нельзя же вечно считать ее ребенком.

Поглядев на свои длинные загорелые руки, он принялся крутить кольцо.

Я сохранял приятное выражение на лице, но голова моя просто звенела. Вот что получается из-за всяких проволочек. Я подумал о том, насколько подобная перспектива обрадовала бы отца, когда вся Аттика ограничивалась одной скалой посреди крохотной равнины. Для меня же такая новость была приманкой в мышеловке: сила моя была еще слишком юна, чтобы можно было вступить под огромную тень Микен. Они поглотят мое царство, и сын мой будет подданным Микен во всем, кроме имени. Еще несколько лет – и мы смогли бы встретиться как равные. Похоже было, что так считали и они.

Хороший урок мне за мои проволочки! Сейчас или никогда. Получить время на обдумывание, а потом отказаться – значит нанести смертельное оскорбление; Львиные врата переваривают их не с большей охотой, чем боги.

Спешка была неуместна. Эхелай отлично сыграл свою роль, теперь надлежало постараться и мне. Поэтому я послал за девушкой с Крита, умевшей играть на египетской арфе, и велел ей петь. К моему удовольствию, певица понравилась гостю, которого следовало задобрить. Она и сама заметила это и постаралась, рассчитывая на награду – драгоценность из золотого города. Я держал ее ради умения петь и никогда не спал с ней; довольно было вдохнуть запах благовоний, которыми она пользовалась, как в памяти моей оживал Лабиринт, тайные ночные свидания, жуткое прощание на Наксосе. Впрочем, глаза Эхелая были куда резвее его ушей.

Когда песня закончилась, он показался мальчишкой, от которого отставили горшок с медом. Поэтому я жестом велел девушке спеть еще одну песню и сказал гостю:

– Прекрасная мелодия. Я слыхал ее от девушки, с которой был обручен еще в ее детстве… от Федры, дочери царя Миноса. Да, это было во время моего похода на Крит.

Он принял новость с явным доверием, даже сказал, что слыхал об этом. Как я понял, он приехал ко мне, чтобы проверить и убедиться. Потом он отправился спать, и я отослал к нему девицу – чтобы времени не было на раздумья. Сам же я допоздна стоял на площадке, удивляясь тому, как быстро судьба разрешила этот вопрос.

Как я давно уже знал, иной жены у меня и не могло быть. Я просто думал, что могу еще потянуть время, поскольку без моего согласия ее не могли выдать за кого-нибудь другого. Конечно, они молчали, они ждали моего слова. Но после сегодняшнего дня колебаний быть не могло.

Я не видел девочку с тех пор, как был прыгуном. Тогда ей было лет семь или восемь. Перед началом игры детей из знатных домов приводили посмотреть на шествие плясунов на арену, в славе и красе. Ну а потом, прежде чем открывали Бычьи врата, нянюшки уводили их прочь, чтобы не пугать видом крови. Среди толпы уставившихся на меня детей была и она. Иногда я махал им рукой, проходя мимо. Однажды, когда прошел слух о моей гибели на рогах быка, слезы довели ее до такого припадка, что взволнованная няня явилась за мной и провела к ребенку в качестве доказательства ложности слуха. Такой я и запомнил ее: нагое тельце, залитое слезами личико, скомканные полотняные простыни на расписной постели, ручонка, ухватившая мою ладонь.

А потом я встретил ее сестру и отправился на арену, углубившись в иные мысли; но время от времени, ибо лицо мое слишком легко выдавало мои истинные чувства, я оборачивался к детскому балкончику, улыбался и махал. По моему представлению, ей должно было быть сейчас около четырнадцати.