Девятый Замок - Хаген Альварсон

— Я не предавал тебя, Готлаф ярл. Но и делить добычу с врагами не по мне. Что случилось?

— Близится Час Рагнарёк, и самое время выбирать себе вождей. Ты выбрал колдуна из сидов?

— Нет. Я выбрал великого короля сидов. А ты можешь меня убить, но гибели Менрика я тебе не прощу. Хоть и не стану мстить.

Ярл убрал меч и исчез, словно его и не было. Дэор двинулся дальше.

Плач донёсся из-за столба. Дэор глянул в просвет. На полу, скорчившись, сидел немолодой уже муж в поношенной одежде, которая некогда была куда как нарядна. Он тихо скулил в бороду, давился горем, и был похож на жалкого раба. Дэор узнал его.

— Эрвинд Скальд из Тьяльне, — усмешка тронула уста охотника.

— А ты пришёл поиздеваться? Потешиться над беззащитным калекой?

— Ты не так беззащитен, как хочешь казаться, и я не лишил тебя голоса, Нактехалль. А что до пальчиков, то это хороший вергельд за честь моих побратимов.

— Не нанёс я урона чести твоим побратимам! Ты искалечил меня, бездарный виршеплёт, что пил Мёд Поэзии не из чаши Всеотца, а из его задницы! О, это зависть. Это знакомо… Тебе же на деле безразлично, с кем делить добычу, с кем странствовать, пить и спать.

— Ты ничего не знаешь о том, с кем мне выпало странствовать. Пусть бы боги каждого наградили такими спутниками. Я горд, что дверги шли со мною в Девятый Замок: Борин Скальд, пред которым мы оба бездари, Эльри Бродяга, Снорри-хозяин, Тидрек, мастер, каких поискать… Асклинг, живой бочонок, что отважней и мудрей многих, павший герой Рольф Ингварсон, и наш сейдман, Корд Лис. Видел я и троллей, бился и говорил с ними, и скажу, что позором покрыл бы себя ярл, коли послушал тебя. Ты плохой скальд, Эрвинд, а лучшего мы не заслужили. Сиди тут, перебирай обиды, и радуйся, что остался жив.

Калека проклинал его, но Дэор шагал прочь.

Бьёрн и Менрик Эйнарсон возникли у самой двери в конце прохода. Дэор поклонился старику, а Бьёрна крепко обнял, ибо это был его давний друг.

— Чем кончилась та история с походом Раттах, Менрик Гаммаль?

— Что ты у меня спрашиваешь, Дэор? Ты дружишь с сидами, бываешь в столице Раттаха, что ж не спросил там при случае?

— Я не мог спрашивать у них. А ты, Старик, всегда всё знаешь — или хорошо делаешь вид.

— Эльнге, конечно, ударил на них первым. Вторгся в Мидерин, взял много знатных заложников, оттуда повернул на Бельтабейне, где разбил наёмников из северных стран. Так вышло, что наш Готлаф опоздал к вороньему пиру, а когда пришёл, Эльнге нанял его, чтобы вместе ударить на Кондал. Кондалы испугались, и никто не пришёл им на помощь.

— Значит, вы зря тогда пали…

— Ничего не зря, — Бьёрн грустно усмехнулся, — когда б не та драчка, мы бы точно успели к разгрому и бесчестью.

Тогда Дэор спросил старика:

— Ты задумал это с самого начала?

Тот кивнул:

— Я успел развязать ремни "добрых намерений" на мече, когда все уже вошли в зал. Честно сказать, боялся, что вы опоздаете. Да, я всё обдумал загодя.

— Ты погубил братьев и учеников… ради чего?

— Ты злишься на меня?

— Куда там… На тебя нельзя злиться, Старик. Я хочу понять.

Бьёрн хмыкнул:

— А что непонятного? Наш Гаммаль — герой, он посчитал, что смерть лучше бесчестья.

А Менрик добавил:

— Ты позвал нас, Дэор, на тропу китов и скитальцев. И мы откликнулись. Возвращайся из похода и зови других. Они ждут, но пока не знают о том. Есть ещё место викингам в нашем мире.

С этими словами они открыли двери, точно стражи покоев. Дэор вошёл неслышно, но гордо.

И оказался на пустынном острове. Пустынном острове посреди волн. Серый Камень имя ему.

Карлик в синем колпаке уже ждал его. Он сидел верхом на золотой клетке. В клетке сидела Фионнэ, в ужасных рваных одеждах, грязная, в крови. Но глаза её не были глазами сломанного человека, нет. Буря, что валит столетние деревья, ярилась во взоре. О, Карлик боялся её!

— Ну? Ты уже знаешь, как меня зовут? — пропищал уродец. — Гляди, как прекрасна моя невеста! Ну же, порадуйся за меня! Ля-ля-ля, тра-ля-ля!

— Убей его, Дэор! Убей! — зарычала из клетки Фионнэ.

Дэор не мог смотреть на неё. Было очень больно. И на Карлика не смог поднять глаз, ибо ненависть душила и слепила. И не было лука, чтобы сбить мразь.

— Что ты стоишь? — кричала Фионнэ. — Ты мужчина или раб?

— Не поздоровится тебе, когда Эльнге это увидит, — только и сказал Дэор.

— Эй, слезай! — прикрикнул на бриссинга человек в багряном плаще. Карлик послушно спрыгнул на плечо Эльнге и превратился в зеленоглазого баклана.

— Что ты делаешь, владыка?! — закричал Дэор. — Твоя дочь!..

— Моя дочь, верно, — перебил Эльнге. — Захочу — отдам кому угодно. Захочу — утоплю в море. Кто мне судья? Может, ты? Или твои краткоживущие дружки?

— Будь здесь Калластэн, он бы тебе сказал!

К берегу пристала лодка. Калластэн поднялся, но на берег не вышел.

— Владыка обезумел, друг Дэор. Мир обезумел, и ты не в силах заставить его выполнять обещания. Я оставляю тебе свою арфу, ибо меч тебе не поможет. Прощай.

Пальцы пробежали по струнам. Перед глазами стояли отрубленные пальцы Эрвинда. Рождалась музыка кровавого торжества. Эльнге вдруг закричал, обратившись в столб огня. Баклан снялся с его плеча и полетел прочь, крича и причитая: "Белый олень! Белый олень!". Пламя перекинулось на клетку, и она вспыхнула, точно была хорошо просмолена. Фионнэ закричала, снежинка таяла, а сквозь пылающее лицо проступили черты тролль-ведьмы. Она прохрипела:

— Ты! Горящий лес плачет янтарём, мёртвые птицы валяются на берегу, волк терзает павших! Волк на золотой цепи, Волк, что произнёс Имя ключа, но не смог удержать его в пасти, проглотил, словно солнце и луну, и тьма пала на землю…

— Я смогу! Слышишь, смогу! — рыдал охотник.

Фионнэ ответила ему грустным шёпотом:

— Ты дошёл до развилки. Тут есть много путей, но только один ведёт нас к счастью. И пусть теперь всё рухнет!

Из бурных волн вышел златорогий олень и спросил, глядя Дэору в сердце:

— Что тяжелее — любовь или гордость?

И тогда Дэор сын Хьёрина отбросил арфу, и взял нож отца, и подступил к оленю, и сказал так:

Что любовь и гордость,

Скальду лишь утеха.

Конунг тоже может

Вису молвить складно.

Надо бы короной

Мне теперь разжиться,

И твои рога мне

Пригодятся скоро.

— Ты всё разрушил, Дэор Хьёринсон, — сказал ему олень.

И этот тяжкий сон закончился.

* * *

Дрожа всем телом, охотник отвел клинок от горла Хранителя. Выронил меч и растерянно оглянулся. Сделал три нетвердых шага и рухнул на ослабшие колени. Закрыл лицо руками, словно стремился спрятаться от всех ужасов мира. Кровь сочилась из раскрытых ран по всему телу, заливала пол-лица, струясь оттуда, где вчера было ухо. Саднящая боль одела Дэора огненным плащом, отвлекая от злой памяти, что засела в сердце железным жалом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});