Том V. Преподобный Феодор Студит. Книга 1. Нравственно-аскетические творения - Феодор Студит

Это все я говорю о том, что уже было; перейдем теперь к тому, что есть и что будет дальше.

Каковы же у нас настоящие дела? Я и здесь отдам вам полную справедливость за ваше поведение. По одному нашему смиренному увещанию вы тотчас же пришли (63) и отдали все свои медные вещи, каллиграфские стили, футляры и чернильницы, ножны от ножей, кольца от ключей, <141> застежки от верхней одежды, иголки, лампадные цепочки и крючки, кроме церковных и других вещей, без коих нельзя обойтись на послушании, а также еще выточенные из слоновой и простой кости пуговки от мантий и ремней, рукоятки от ножей, шитые шелком и выстроченные пояса, вместе со всем этим резные и узорные памятные дощечки. В этом деле как мы, смиренные, по своему долгу обратили свое внимание, так и вы покорно послушались нашего распоряжения, – и если некоторые из вас и опечалились, так это нисколько не удивительно; вообще же, что вы так быстро отказались от своих вещей, это похвально с вашей стороны и в этом вы как бы получили мученический венец.

Соблазн других – грех тяжкий и незамолимый

И зачем, в самом деле, братия мои, делаться рабом того, от чего нет никакой для нас пользы и в чем, напротив, немало вреда и возможного ущерба для нашей души? Ведь если, по словам божественного и славного Василия, <142> «все, что употребляется не для нужды, а ради украшения, свидетельствует лишь о тщеславии, а тщеславие – грех»[969], а также «истинный христианин должен избегать всяких украшений»[970], – то как же нам избежать суда, если мы будем держать у себя такие вещи для украшения? Но могут возразить, что мы-де держим их при себе вовсе не ради украшения себя, а так просто, как обыкновенно держат подобные вещи; на это я отвечу, что это наша совесть, которая способна обсуждать дело так и иначе, тайно лукавит в таких людях и придумывает оправдания их страстям, ибо одно дело, по Писанию, сидящий на навозе и другое – сидящий на престоле (Сир. 40:3), и взор наш иначе любуется дорогою и иначе – менее ценною вещью. Если бы же, наконец, из нас кто-нибудь сказал про себя, что он-де достиг уже такой степени совершенства, что и самое золото считает не выше свинца, (64) так его изобличали бы слова известного святого старца[971], что такой человек в данном случае лишь на время подавил в себе этот помысл, ибо страсти наши <143> постоянно находятся только в связанном состоянии. А потом, как такой человек избежит того, чтобы не соблазнять других, – а это ведь грех тяжкий и незамолимый? Ибо если только есть товарищи, то они постоянно соревнуют и стараются подражать друг другу во всем – зло легко перенимается (εύζηλωτον γάρ τι πράγμα η κακία)[972], а отсюда развивается потребность в блестящих и золотистых медных вещах, в искусных и узорчатых изделиях, в кругло обточенных и раскрашенных пуговках, а также в вышитых, разноцветных и выстроченных ремнях. Если бы тут были миряне, сколько было бы у них смеха и какой для них был бы соблазн от всего этого! Ведь что бы сказали они, глядя на это? «Разве, дескать, у монахов нет таких же слабостей, как и у нас? Они также прихорашивают себя и украшаются теми же самыми вещами, что и мы. Это просто пьяницы и лжемонахи! Вот, – скажут, – женолюбцы и ржущие (ср. Ис. 5:8) на своих товарищей кони!» И по делам мы слышим это и будем слышать впредь. Ведь сами вы, спрошу я вас (о себе я уже и не говорю), <144> в то время, когда еще были в миру, если вам случалось видать такие вещи, то разве в данном случае не говорили подобных речей? Да, признаюсь, когда мне приходилось видеть такого блестящего монаха, в цветных одеждах, упитанного и румяного, лоснящегося от жира, с белыми и нежными руками, обутого в блестящие и ловко пригнанные по ноге башмаки или сапоги, с изящным на медном кольце и с медной ручкой (а иногда еще и с серебряной насечкой) ножом у пояса, а кроме этого, еще с медным также кольцом при ключах, с различными резными из кости безделушками и проч., и сверх всего этого, на сытом, красиво шагающем[973] и дорогом коне или муле с соответствующим седлом и уздечкой с медным набором, – то мне всегда становилось очень больно, и я с отвращением смотрел на такого монаха. Напротив, я любил смотреть на таких монахов, кои одеты в самое только нужное и простое платье, <145> (65) кои ходят пешком, не занимаются своим лицом, кои не белоручки, с обычным от всего этого запахом, без всяких иных ароматов; в таком случае я, как бы просветляясь, славил Бога, начинал считать ангельский образ святым и чуждым пустой славы мира и желал причислиться вот к таким же.

И так дело кажется, по моему мнению, не одному только мне, неразумному, но и всякому другому, кто задумается над этим, если только у него есть здравый смысл. Ведь как же это, в самом деле, возможно? Господь наш Иисус Христос, между прочим, запретил нам также и носить медь в поясах (Мф. 10:9), а мы, позабыв Его заповедь, продолжаем это делать. Правда, в поясах у нас нет никакой меди, но зато она есть на поясе, или на ноже, или на кольце от ключей. Этим мы только лишний раз доказываем то изречение, что если мы только в чем-нибудь да не исполняем богопреданной заповеди, то вместе с тем мы уже всю ее не соблюдаем (Иак. 2:10). <146> Далее, ведь мы можем для кольца к ножу употреблять железо, точно так же и для кольца к ключам, для стила и для других предметов, кроме таких, без коих нельзя обойтись. Равно как и пуговки можно употреблять просто деревянные, памятные дощечки без резьбы и узоров, ремни без шелковой вышивки и нестроченые, а также соблюдать подобную же простоту и в других вещах. Зачем же мы занимаемся пустяками и гонимся за ними для того только, что доставит красивое зрелище сластолюбивым глазам, выходя в то же время за границы действительно хорошего и нужного, а также и за пределы заповеди?

Поэтому благословен Бог отца моего (Исх. 18:4) за то, что Он расположил ваши души решиться на благое дело и отбросить то, что для вас вредно. Никто да не возражает, что это, мол, все пустяки и что есть дела несравненно важнее, и их-то следует прежде всего исполнять. Кто так говорит, тот говорит как невежда и глупец. Такому я отвечу: возлюбленный мой брат, если ты не можешь уже поднять легонькое бремя и <147> (66) ступить на первую ступеньку, тот как же ты после этого понесешь бремя более тяжелое и сумеешь сразу вскочить на вторую ступеньку? Это просто диавольский обман, который бывает при всякой заповеди Божией. Что говорит святой Дорофей? «Когда кто говорит: „Ну разве важно то или другое?“ – то от этого у него является маленькая, но дурная привычка, и такой человек начинает потом пренебрегать уже великими и более важными вещами и попирать свою совесть»[974].

Важность постепенности в духовном совершенствовании

Поэтому как вверх, к добродетели, можно подниматься лишь постепенно, точно так же и вниз спускаются тоже шаг за шагом. Все равно как если ты хочешь выучиться читать, то тебе нужно сначала выучить азбуку; когда начинаешь ходить, то сначала учиться переставлять ногу, и точно так же всегда начинаешь во всяком и другом деле. Но вы, чада мои, благодатию Христовою уже не только начали, но даже и бежали, бежите теперь, с помощью Божией бегите и дальше, пока не встанете, то есть пока, наконец, не придет смерть, дабы вам <148> получить за победу награду от нашего Распорядителя состязаний, Владыки Иисуса Христа, Господа нашего, Ему слава и держава с Отцом и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Оглашение 21

<149> О том, чтобы трезвиться и совершать доблестнейшие подвиги достохвального послушания, а также и о том, чтобы внимать себе

Из одного узнаем и о другом

Братия мои, отцы и чада. Вернувшись из отлучки, я снова начинаю обычный годичный круг оглашений. И во-первых, я хочу сказать, что, отлучаемся ли мы или же здесь пребываем, мы постоянно, хотя и скверными устами, должны молиться о том, чтобы нам всем сохраниться в этом святом и добродетельном своем житии без ущерба, чистыми и непреткновенными и чтобы никто из нас не был повергнут диавольской гордостью, но чтобы каждый трезвился и бодрствовал, дабы совершать нужные и доблестные подвиги достохвальнейшего послушания. (67) Раз все это у нас есть, то об остальном я уже и не горюю, <150> несмотря на то что печаль у нас и обычна, именно – вследствие скудости средств к жизни, что как раз теперь у нас и заметно. Но я считаю нужду изобилием, бедность – богатством, недостаток – избытком, стеснительные обстоятельства – простором, так как имею своей руководительницей надежду и верю, что не убиет гладом Господь душу праведную (Притч. 10:3) и не оставит преподобных Своих (Пс. 36:28), каковыми вы и являетесь, ибо, по благодати Христовой, промышлением свыше вы получаете пищу и приют не только для одной души, но также и для тела. Ибо как же можно было бы пропитать и доставить в достаточном количестве все нужное такому многолюдному обществу, которое большей частью составилось из бедняков и не имеет посторонней помощи, если бы ему не помогала рука Господня? В самом деле, поднимите свой взор и посмотрите, что у нас есть и старики, и слабые, и больные, и отроки, <151> и дети. С тех пор как мы вступили в столицу, немало и горожан, и все-таки Господь удовлетворяет все наши нужды. Разве это не заслуживает удивления? Разве это недостойно хвалы Богу? Да, чада и братия мои, это так, но вместе с тем и нам самим не нужно быть вялыми, а следует с великим смиренномудрием вносить свою долю труда и работать для нужд братий. Ибо когда Бог видит, что такое множество людей творят Его заповеди, то и Он тогда приклоняется к нам, посылая неведомыми путями нам средства для довольства. Посему, настойчиво прошу вас и увещеваю, пусть каждый, на какое послушание его поставили, и старается работать на нем изо всех своих сил и сделать как можно больше и духовной, и телесной ибо одно узнается по другому: кто прилежен в телесных работах, ясно, <152> что он таков же и в душевных, а кто ничего не сделал для души, тот также нерадит и о телесных делах.