Горменгаст - Мервин Пик

Вечером накануне церемонии все было готово для ее проведения. Поэт, уже официально назначенный Хранителем Ритуала, сопровождаемый Графиней, совершил обход двора и удостоверился в полной его готовности к церемонии. На следующее утро ворота Внешней Стены были открыты, и процессия Резчиков двинулась ко Двору Резчиков. Им предстояло пройти около трех миль.

По дворам и переходам Замка текла яркая цветная река. Казалось, среди серых камней Горменгаста расцвели тропические цветы. Вспыхивали оттенки красного, сияло золото, плыли холодные пятна голубого, теплые пятна зеленого.

А несли все это буйство цвета серые, угрюмые люди, похожие на нищих и бродяг. К обеду каменная полка во Дворе Резчиков во всю свою длину была уставлена раскрашенной деревянной скульптурой, здесь были изображения животных и птиц, монстры, порожденные фантазией, напоминавшие гигантских насекомых и рептилий, все эти существа были изображены в разных позах, с опущенными и поднятыми головами, поднятыми так гордо, как не может быть поднята ни одна голова существа из плоти и крови.

Все они замерил в ожидании, отбрасывая тени на выбеленную стену. Из всего их огромного числа следовало выбрать три произведения, наиболее оригинальных и совершенных. Эти три лучших произведения будут удостоены помещения в Зале Раскрашенной Скульптуры, а остальные будут тем же вечером сожжены.

Сделать правильный выбор было очень сложно, и это занимало много времени. Резчики, собравшись семейными группками, сидели на корточках или стояли, прислонившись к противоположной стене двора. Они внимательно следили за судьями, медленно перемещающимися от скульптуры к скульптуре. Час проходил за часом, а выбор все еще не был сделан. Тишину нарушали лишь выкрики и плач детей. К вечеру слуги вынесли столы и расставили их тремя длинными параллельными рядами от одного конца двора к другому. На столы поставили миски с густым супом и разложили караваи хлебов. Стало темнеть, а выбор все еще не был сделан. Небо затянуло тучами, и на двор опустилась преждевременная тяжелая темнота. Стало очень душно. Даже дети угомонились, хотя обычно в день Церемонии они бегали и шумели вплоть до полуночи. Теперь же они уселись на каменные плиты двора рядом со своими матерями и погрузились в такое несвойственное им молчание. Самое простое движение казалось утомительным, и пот лил со всех ручьями. Многие поднимали головы и смотрели на грозные тучи, которые тяжелыми черными массами заволакивали небо. Тучи были многослойными и громоздились одна на другую.

Тит, ввиду того, что не достиг еще установленного Законом Замка совершеннолетия, не принимал участия в выборе трех наилучших произведений, однако все же требовалось его формальное одобрение после того, как выбор был сделан. Тит беспокойно бродил вдоль выстроенных на каменной полке произведений скульптуры. Люди при его приближении почтительно расступались. По традиции у него на шее висела тяжелая железная цепь, а ко лбу был привязан камень. Тит устал таскать на себе этот нелепый вес, который с каждой проходящей минутой казался все более тяжелым. Он пару раз видел Фуксию, но потом она затерялась в толпе.

— Наверное, разразится мощная гроза, мой мальчик, — сказал кто-то позади Тита — Клянусь всем, что низвергается потоком, на нас вот-вот обрушится ливень.

Тит повернулся. Перед ним стоял Доктор Хламслив.

— Да, чувствуется приближение грозы, Доктор Слив.

— Не только чувствуется, но и наблюдается, мой юный преследователь злодеев.

Тит задрал голову и посмотрел вверх. В небе творилось нечто невообразимое. Там вздувались облачные массы, которые казалось, двигались не подгоняемые ветром, а сами по себе, подгоняемые недобрыми намерениями.

О, вид у небес был грозен! И с каждой минутой он становился все более устрашающим. Казалось, в небо прямо из ада изливается вся адская черная мерзость. Тит опустил голову и снова посмотрел на Хламслива. Лицо Доктора было залито потом.

— Вы не видели Фуксию? — спросил Хламслив.

— Видел, но потом она куда-то исчезла. Думаю, она где-то здесь в толпе.

Хламслив огляделся по сторонам, его очень острое Адамово яблоко плясало, губы, растянутые в улыбке, обнажали сверкающие зубы, но улыбка была пустой и неестественной.

— Доктор Слив, мне бы хотелось, чтобы вы посмотрели ее... она выглядит ужасно, с ней что-то происходит.

— Я обязательно это сделаю и в самое ближайшее время. В этот момент к Титу подошел посланец от судей — они приглашали Тита одобрить их выбор.

— Идите, идите скорее, — воскликнул Хламслив, но в его голосе не было обычной звонкости. — Спешите, мой юный друг!

— До свидания, Доктор.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

Немного позже Тит уже сидел на балконе, а рядом с ним по правую руку расположилась Графиня, казавшаяся ему огромной незнакомкой, слева от Тита сидел Поэт, человек и вовсе чужой Титу. Под балконом разлилось море поднятых голов. Во дворе пылал огромный костер, вдалеке на фоне почерневшего неба угадывался темный силуэт Горы Горменгаст.

Приближался момент, когда Титу нужно будет подозвать трех Резчиков, произведения которых были признаны лучшими, потом Тит потянет за веревки, привязанные к этим трем деревянным скульптурам, и выставит их на всеобщее обозрение.

В огромный костер уже были брошены сотни скульптур, на создание которых было положено столько неустанного труда, на которые возлагалось столько надежд и упований, и яркое пламя, превращая их в пепел, устремлялось к небу.

Тит видел, как великолепный раскрашенный деревянный тигр, голова которого с оскаленной пастью была закинута на спину, а ноги подобраны под телом, был брошен одним из двенадцати наследственных «разрушителей» в огонь. Пламя охватило тигра словно руками и стало пожирать дерево.

И в этот момент Тита неожиданно охватило сильнейшее желание бежать с балкона. Ему было ненавистно это бессмысленное уничтожение, которое он вынужден наблюдать. От духоты ему было дурно. Присутствие матери и отрешенного ото всего Поэта порождало в нем глухое раздражение. Тит перевел взгляд на Гору Горменгаст. Что лежало за ней? Какие земли? Какие миры? Какая жизнь?

О, если бы только он мог покинуть Замок! От одной этой мысли вызывающей страх и восторг, его начинало трясти. Тит с опаской покосился на мать — не прочитала ли она его мятежные мысли?

Убежать из Замка навсегда? Но Тит не имел никакого представления о том, что ожидает за его пределами, за пределами тех лесов и рек, которые окружают Горменгаст. Он уже и раньше много думал о побеге. Но побег всегда был для него некой абстрактной идеей, и он никогда серьезно не задумывался над тем, куда направится и как будет жить в мире, совершенно ему незнакомом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});