Экскременты космических лосей - Крюк

было деда.

– Послушай, – произнёс Гардиальд, – а ты не сохранил копию этого произведения?

– Сохранил, – ответил Гоблинович. – А тебе зачем?

– Да так, есть одна мыслишка… Что, если взять роман и разослать его на трансляторы пользователей, как в старые добрые времена?

Гоблинович изумлённо уставился на друга.

– Ну, – с сомнением потянул елдыриенц, – это уже какое-то партизанское движение против Хельмимиры получается…

– Именно! – довольно воскликнул Гардиальд.

– А ты точно сможешь это сделать? Они теперь усилили защиту данных…

– Надо попробовать. В крайнем случае, у меня есть друзья, которые обслуживают спутники. Может, получится вытащить из них нужную информацию.

– По-моему, это как-то нехорошо… Мы, выходит, распоряжаемся романом без ведома автора.

– А раньше мы чем занимались? К тому же, произведение всё равно не пропустили. И если автор – настоящий писатель, а не какой-нибудь торгаш своими текстами, то будет не против поделиться с народом.

Ночью Иннокентий плохо спал. Ему снилось, как три героини романа «Все идиоты, а я просто сволочь» спорили, кто из них сюжетная женщина-трофей для Главного Героя. «Да какая к чёрту разница? – говорил им Главный Герой. – Лишь бы спермотоксикозные мальчики были довольны». А потом их всех сожрала Хельмимира, которая превратилась в огромного хтонического монстра.

Утром Гоблинович не обнаружил среди своей корреспонденции ни одного романа на оценку. Сначала елдыринец хотел позвонить Шкупердяеву, однако вспомнил о вчерашнем разговоре с Хельмимирой – и ему стало неприятно даже думать о негодяе-редакторе. «Если я им нужен, пусть сами напишут, – рассуждал Иннокентий. – Не уволит же меня Хельмимира!» Он вспомнил о том, что надо писать рецензию – но тут же придумал, как бы отвертеться от неприятного занятия: госпожа советник разрешила ему сделать это на днях. Понемногу до Иннокентия дошло, что впереди у него целый свободный день. И он решил посвятить его своей пьесе.

Гоблинович задумывал пьесу как артхаус-фантазию без чёткого сюжета. Он даже сделал кое-какие наброски: девушка по имени Депрессия шла по лесу, а на пути ей встречались Разбитые Мечты, Запой, Разочарование и Тленность Бытия. Изучая литературу, Иннокентий стал понимать, что его задумка никуда не годится. Уже будучи связным на Лизе-Мейтнер, он ввёл в пьесу Город Творцов, куда шла главная героиня. В последнем акте Депрессия и Запой должны были пожениться, но волшебница Психиатрия выгнала их из города.

Потом Гоблиновичу показалось, что и это недостаточно хорошо: получилось какое-то лубочное представление. Тогда елдыринец изменил концовку: Депрессия выходила замуж за Психиатра и таяла на глазах зрителей… «Снова не то! – сетовал Гоблинович. – Не авторская пьеса, а какой-то плагиат на «Снегурочку»!

После этого Иннокентий надолго забросил своё детище, помогая партизанам готовить переворот. Когда же всё свершилось, и елдыринец перебрался на Джоселин, ему вновь было не до творчества. Столичная жизнь, прекрасные апартаменты, курсы «Литературная критика» – всё это свалилось Иннокентию на голову неожиданным подарком судьбы.

Гоблинович вернулся к пьесе лишь тогда, когда немного «оправился» от новых впечатлений. Он пересмотрел свои тексты и счёл их наивными. Теперь они казались ему чем-то вроде дохлой крысы на стене: действо ради действа. Иннокентий переписал всё набело. Теперь он знал, что такое «эволюция идеи». Его главной героиней была уже не Депрессия, а Муза. Пьеса начиналась с того, что Муза и Творец познакомились и полюбили друг друга. Он создавал миры из камня, а она вдыхала в них жизнь. Внезапно Муза спросила возлюбленного о том, почему он не создаёт миры уже изначально живыми. «Потому, что у меня есть ты, дорогая!» – ответил Творец. Муза предложила ему создать хоть один живой мир без её помощи. Творец не смог. Муза разочаровалась и ушла от любимого. Творец проклял её и бросил своё занятие.

Муза оказалась одна – во мраке и пустоте. Она долго бродила, сокрушаясь о том, что никого не может по-настоящему полюбить, нигде не может найти пристанища. Наконец, она вышла к роскошному дому и постучалась в двери. Ей открыл Делец. Он пригласил Музу к себе, щедро угостил и предложил поселиться у него. «А взамен я прошу тебя оживлять мои проекты», – сказал Делец. Сперва Музе пришлась по вкусу комфортная жизнь в богатом доме. Однако со временем она стала замечать, что творения Дельца бездушны – сколько бы она ни старалась вдохнуть в них жизнь. «Я хотела бы уйти, – сказала Муза. – Твои создания двигаются, но всё равно они ненастоящие. У тебя нет таланта творца – а без этого даже я бессильна». Делец разозлился, посадил Музу в подвал и заставил день и ночь оживлять его металлических чудовищ. Вскоре Муза вымоталась. «Ты больше ни на что не годишься!» – сказал Делец и выгнал её, измождённую, за дверь. Муза сделала несколько шагов и рухнула от усталости.

Спустя какое-то время Музу нашёл Мастер. Он привёл её к себе домой и вдохнул в неё силы. Муза была восхищена: до этого момента никто, кроме неё самой, не делал ничего подобного. «Неужели он – моя родственная душа? – обрадовалась Муза. – Я, кажется, люблю его…» Однако вскоре она поняла, что совсем не нужна Мастеру: все свои работы он оживлял сам. «Как ты обходишься без вдохновения?!» – обиженно спросила Муза. «У меня есть мастерство», – пожал плечами Мастер. Муза решила покинуть его дом, но обещала время от времени наведываться в гости. Они с Мастером решили остаться друзьями.

Пьесу оставалось только доработать. Гоблинович планировал, что каменные изваяния из первого акта будут изображать люди. «Сначала пускай стоят неподвижно, – рассуждал елдыринец. – А когда к ним прикоснётся Муза, пускай танцуют… Нужно привлечь хореографа и композитора». А вот металлических монстров, по задумке Иннокентия, должны были играть машины, которые напоминали бы военную технику.

Иннокентий не мог дождаться того момента, когда он покажет своё детище коллегам. Елдыринец сам не заметил, как провёл над пьесой несколько дней. За это время ему всего два раза приходили романы из издательства. Елдыринец откладывал их в сторону и продолжал «шлифовать» реплики своих героев. Наконец, пьеса была готова. Содрогаясь от волнения, Гоблинович отослал её на оценку. Впервые в жизни он оказался в шкуре того, чью судьбу решает неведомый критик. Полдня он взволнованно бродил по квартире, не в силах собраться с мыслями. В это время Бабельянц носился за Коломбиной и зачитывал ей фрагменты из книги «История литературы».

– Ты только послушай, какой пассаж! – восклицал старик.

– Низкий уровень заряда аккумулятора, – отвечала Коломбина.

– Ах, необразованная девчонка, не будь такой толстокожей!

Наконец, Иннокентий сумел сесть и написать рецензию – ту самую, которую «задолжал» Хельмимире. Он аккуратно указал С.Б. Макиавелли на недостатки романа «Все идиоты, а я просто