Сердце огненного острова - Николь Фосселер

– Смотри-ка! – Якобина одной рукой прижала к себе девочку, а другой показала на море. – Вон там плывет большой пароход, такой же, как наш!

Адриан Ахтеркамп хорошо позаботился о них. Хотя они плыли в Амстердам с той же пароходной компанией, с которой Якобина прибыла в прошлом году в Батавию, но теперь на «Принцессе Марии», гораздо более импозантном и комфортабельном судне. В кают-компании висели филигранные люстры, в коридорах лежали ковры; на борту плыли даже музыканты, игравшие вечерами танцевальные мелодии. Впрочем, желающих танцевать почти не находилось – пароход был полупустой. Дед Иды зарезервировал для них даже каюту с иллюминатором, просторную, комфортабельную, с детской койкой для Иды и удобной, широкой койкой для Якобины.

– Ай! – взвизгнула Якобина, когда большая волна ударилась о корпус, и брызнула пена. Ида весело засмеялась. Якобина уткнулась носом в волосы девочки; они пахли солнцем, медом и ванилью. Этот запах всякий раз дарил ей ощущение огромного счастья и одновременно вызывал болезненный укол.

Она почувствовала на себе чей-то взгляд и приподняла голову. В нескольких шагах от нее у рейлинга стоял мужчина с азиатской внешностью, вероятно, китаец, хотя его кожа была цвета светлой бронзы; он сел на пароход в Сингапуре и ехал один. Для азиата он был высоким, даже долговязым, а одет с преувеличенной элегантностью – костюм-тройка нежного карамельно-коричневого цвета, рубашка ослепительной белизны; табачный и светло-бежевый узор галстука повторялся на маленьком платочке в нагрудном кармане; коричневые, начищенные до блеска ботинки выглядели сшитыми на заказ. Денди, явно знавший, как хорошо он выглядит, и казавшийся почти высокомерным. Когда ветер трепал его черные, блестящие волосы, незнакомец приглаживал их, и тогда на его мизинце сверкал золотой перстень с камнем. Мужчина немного повернул голову, и Якобина рассмотрела его лицо с высокими скулами, тяжелой линией подбородка, темными глазами и полными губами цвета розового дерева. Он закурил сигарету и улыбнулся Якобине сквозь дым.

Она ответила вежливой улыбкой и отвернулась, но при этом украдкой принюхалась – не несет ли ветер табачный дым на них. Но вместо этого шаловливый ветер швырнул ей в ноздри дым из пароходной трубы, и Якобина закашлялась. Ее желудок взбунтовался, когда в ней ожило воспоминание об огненном вихре и пепле. О смертном страхе, который она ощущала в те часы, сидя на полу домика, о сожженных лесах и обугленных трупах. Она прижала локоть ко рту и носу и давилась рвотой.

На ее лицо упала тень; кто-то сел рядом, положил ей на спину ладонь, а другой рукой сжал ее локоть.

– Простите, мадам, – сказал по-английски приятный, теплый голос. – Вам нехорошо?

– Запах, – пробормотала Якобина, не убирая руки от лица. – Я не выношу этот запах.

– Принесите, пожалуйста, воды! – крикнул тот же голос; приблизились торопливые шаги, голос кого-то поблагодарил. Якобина медленно опустила локоть. К ее губам поднесли стакан.

– Пейте не торопясь, – посоветовал голос. – По глоточкам. Вот так… Ну, вам лучше?

Якобина кивнула и сглотнула несколько раз, хватая ртом воздух. Дрожащими пальцами погладила по головке Иду, успокаивая ее.

– Вы уверены, что дело только в запахе? Я – врач, охотно готов вам помочь. – Он говорил на превосходном английском; единственный акцент, какой Якобина уловила, был акцентом английской элиты, частных школ и клубов, сельских имений и охоты на лис.

Якобина попыталась улыбнуться.

– Нет, благодарю. Это действительно был всего лишь дым. – Она невольно посмотрела ему в глаза. Прекрасные глаза, узкие и раскосые, ясные белки отчетливо отделены от радужки, которая была скорее шоколадная, чем черная.

– Эдвард Люн, – представился он и протянул ей правую руку; чуть помедлив, Якобина пожала ее.

– Якобина ван дер Беек.

Украдкой она взглянула на его руки – тоже красивые и элегантные, с длинными пальцами; ногти ухоженные, с отчетливым светлым полумесяцем. Руки пианиста.

– У маленькой мисс тоже есть имя? – Он пощекотал Иду по плечу, она повернула голову и взглянула на него озадаченно, но с любопытством.

– Ее зовут Ида.

– Хэлло, Ида. – Эдвард Люн подмигнул ей. Ида спешно опустила глаза, но тут же снова взглянула на незнакомого дядю и больше не отворачивалась. – Мистер ван дер Беек, вероятно, считает себя очень счастливым человеком, – сказал он с улыбкой.

До Якобины даже не сразу дошел смысл сказанного.

– О-о, – ответила она, покраснев. – Нет, я не замужем, и Ида не моя дочь. Я была ее гувернанткой, а сейчас везу ее в Амстердам к деду.

Его улыбка стала шире, а искра, сверкнувшая во взгляде, смутила Якобину, заставила ее потупиться.

– Вам действительно не требуется моя помощь? – спросил он через некоторое время.

– Нет, благодарю. – Якобина задумчиво погладила девочку по плечу. В Батавии она просто радовалась тому, что катастрофа обошлась Иде лишь в несколько ссадин и легких ожогов, на месте которых теперь образовалась новая, розовая кожица. В остальном же девочка была целой и невредимой. Лишь потом она вспомнила про сифилис, ужасное наследие, возможно, оставленное ей родителями. Но она уже знала от Флортье, как относятся к этому на Яве, и не решилась обследовать девочку у врача. Возможно, сейчас было бы правильно посоветоваться с посторонним врачом. – Но, если вас это не затруднит, – обратилась она к Эдварду Люну, – вы могли бы осмотреть Иду?

Якобина поглядывала на китайского доктора, пока тот подробно осматривал и прощупывал, простукивал и слушал Иду, сидевшую в панталончиках на койке Якобины. Он умело общался с девчушкой, и она чуть робко, но без боязни смотрела на него голубыми глазами. Ида не понимала по-английски, и Якобине иногда приходилось по-голландски повторять его указания – покашлять или набрать в грудь воздух, – его голос и манера говорить вызывали у нее доверие. И вообще, Эдвард Люн был очень приятный – спокойный, но в то же время живой, сосредоточенный, но не зажатый.

– Сколько ей сейчас? – спросил он, вытаскивая из ушей наконечники.

Якобина слегка задумалась и посчитала.

– В феврале будет четыре года.

Люн улыбнулся и отдал Иде стетоскоп, к которому она потянулась. Девочка с любопытством стала рассматривать его.

– Она чуточку отстала в росте для такого возраста, – заметил он. – Но тут нет ничего особенного, потом она все наверстает. В остальном же маленькая мисс абсолютно здорова. – Он ласково провел пальцем по голой ножке. Но тут его тонкие черные брови сошлись на переносице. – Впрочем, не буду скрывать – наследственный сифилис очень коварен. Иногда он проявляется спустя годы, и дети умирают в подростковом возрасте. При этом всегда трудно бывает установить точную причину смерти. – Якобина испуганно кивала и гладила Иду по головке. – Возможно, – продолжал он, – девочке повезло, и она появилась на свет в менее заразную фазу заболевания. Конечно, вам нужно постоянно наблюдать за ее здоровьем, но пока я не вижу никаких причин для беспокойства.