Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход - Раймонд Чэндлер

лег. Я лежал на спине, вслушиваясь в темноту, словно вдали вот-вот зазвучит голос спокойный и терпеливый, который все объяснит. Голоса не было, я знал, что и не будет. Никто не собирался объяснять мне дело Леннокса. Да это было и ни к чему. Убийца сознался и ушел из жизни. Даже предварительного слушания не будет.

Очень кстати — как выразился Лонни Морган из «Еженедельника». Если Терри Леннокс убил свою жену — прекрасно. Теперь его не нужно судить и вытаскивать на свет все некрасивые подробности. Если он ее не убивал — тоже прекрасно. Мертвец — лучший козел отпущения на свете. Он не будет оправдываться.

Глава 11

Утром я снова побрился, затем оделся, поехал своей обычной дорогой в город, поставил машину на обычном месте. Если служитель на стоянке и знал, что я теперь лицо известное, то скрыл это очень ловко. Я поднялся наверх, пошел по коридору и достал ключи от конторы. За мной наблюдал какой-то смуглый парень пижонского типа.

— Ты Марло?

— Ну?

— Будь на месте, — сказал он. — С тобой поговорить хотят. — Он отклеил спину от стены и удалился неспешной походкой.

Я вошел к себе и подобрал с пола почту. Часть лежала на столе, куда ее положила вечером уборщица. Распахнув окна, я вскрыл конверты и выбросил ненужное, то есть практически все. Переключив входной звонок на другую дверь, набил трубку и стал сидеть, ждать, не раздастся ли крик о помощи.

Я думал о Терри Ленноксе как-то отвлеченно. Он был уже далеко — седые волосы, лицо в шрамах, легкое обаяние и гордость на свой особый лад. Я его не судил, не анализировал — ведь не спрашивал я его раньше, как его ранило или угораздило жениться на Сильвии. Он был словно человек, с которым знакомишься на пароходе. Вроде бы хорошо узнаешь, но в то же время и не знаешь вовсе. И исчез он похоже — попрощались на пирсе, пока, старина, будем держать связь — но ты знаешь, что ни ты, ни он больше не объявится. Очень возможно, что вы с ним никогда уже не встретитесь. А если и встретитесь, это будет абсолютно другой человек — член фешенебельного клуба. Как бизнес? Да неплохо. Хорошо выглядите. Вы тоже. Я в весе слишком прибавил. Ох, не говорите. Помните нашу поездку на «Франконии» (или как ее там?). Еще бы, прекрасно прокатились, правда?

Черта с два, прекрасно. Ты подыхал со скуки. Только потому и заговорил с соседом, что рядом не было никого поинтереснее. Может, и у нас с Терри Ленноксом так было? Нет, не совсем так. Во мне жила часть Терри. Я вложил в него время, и деньги, и три дня в каталажке, не говоря уже про хук в челюсть и удар по шее, который я чувствовал при каждом глотке. А теперь он умер, и я не мог вернуть ему его пять сотен. От этого я разозлился. Всегда злишься на мелочи.

Звонок в дверь и по телефону раздались одновременно. Я взял сперва трубку — звонок в дверь означал всего лишь, что кто-то вошел в мою тесную приемную.

— Мистер Марло? С вами будет говорить мистер Эндикотт.

Он подошел к телефону.

— Это Сьюэлл Эндикотт, — представился он, будто не знал, что его чертова секретарша уже довела это до моего сведения.

— Доброе утро, мистер Эндикотт.

— Приятно услышать, что вас выпустили. Наверное, ваша идея — не оказывать сопротивления — оказалась правильной.

— Это не моя идея. Просто упрямство.

— Сомневаюсь, что вы снова услышите об этом деле. Но если услышите и вам понадобится помощь, дайте мне знать.

— Вряд ли. Он умер. Поди докажи, что мы с ним вообще встречались. Потом надо доказать, что я знал о преступлении. А потом — что он преступник и скрывается от закона.

Он прочистил горло.

— Может быть, — осторожно заметил он, — вам не сказали, что он оставил полное признание?

— Сказали, мистер Эндикотт. Я сейчас говорю с юристом. Разрешается ли мне произнести, что и подлинность, и правдивость этого признания тоже еще надо доказывать?

— Боюсь, что у меня нет времени для юридических дискуссий, — отрезал он. — Я улетаю в Мексику для выполнения довольно грустного долга. Догадываетесь, какого?

— Гм. Смотря кого вы представляете. Вы ведь так и не сказали, помните?

— Прекрасно помню. Ну, до свидания, Марло. Мое предложение о помощи остается в силе. Но позвольте дать вам еще и совет. Не будьте слишком уверены, что у вас все в порядке. Ваш бизнес очень уязвим.

Он повесил трубку. Я посидел минутку, не снимая руки с телефона и насупившись. Затем стер с лица хмурое выражение, встал и открыл дверь в приемную.

Возле окна сидел человек и листал журнал. На нем был серо-голубоватый костюм в еле заметную клеточку, на скрещенных ногах — черные мокасины, удобные, как домашние туфли — такие не протирают на каждом шагу дырки в носках. Белый платок был сложен квадратиком, и за ним виднелся краешек темных очков. Волосы у него были густые, темные и волнистые. Загорел он до черноты. Он вскинул на меня глаза, блестевшие, словно у птицы, и растянул в улыбке губы под ниточкой усов. Галстук у него был темно-коричневый, прекрасно вывязанный, рубашка сверкала белизной.

Он отбросил журнал.

— Ну и дерьмо печатают, — сообщил он. — Это я про Костелло читал. Многие знают насчет Костелло. Столько же, сколько я про Елену Прекрасную.

— Чем могу вам быть полезен?

Он неторопливо смерил меня взглядом.

— Ишь, Тарзан на красном самокате, — сказал он.

— Что?

— Ты, Марло, Тарзан на красном самокате. Потрепали они тебя прилично?

— Так себе. Вам до этого какое дело?

— А после звонка Олбрайта Грегориусу трогали тебя?

— Нет. После — нет. — Он быстро кивнул.

— Ну, ты и нахал — самого Олбрайта попросил вызволить тебя от этого жлоба.

— Я спрашиваю, какое вам до этого дело. Кстати, я не знаком с начальником полиции Олбрайтом и ни о чем его не просил. С какой стати ему за меня заступаться?

Он угрюмо уставился на меня. Потом медленно встал — грациозно, как пантера. Прошелся по комнате, заглянул в кабинет. Дернул в мою сторону подбородком и вошел туда. Такие парни всюду хозяева. Я вошел следом и закрыл дверь. Он стоял у окна, насмешливо обозревая помещение.

— Мелочь ты, — изрек он. — Совсем мелкая рыбешка. — Я сел на стол, ожидая, что будет дальше.

— Сколько имеешь в месяц, Марло? — Я промолчал и закурил трубку.

— Семь пятьдесят, наверное, твой потолок, — заявил он. Я уронил обгорелую спичку в пепельницу и выпустил клуб дыма.

— Мелочь ты пузатая, Марло. Грошовый