Алая Завеса. Наследие Меркольта - Роман Александрович Покровский

у брата и сестры были разные отцы, ничего не менял.

Удостоверившись в спокойном сне своей сестры, юноша приготовился закрыть за собой дверь. Но его остановил шёпот:

– Аарон?

– Да, Элиза.

– Когда вернётся мама?

Он напрасно зашёл сюда – в этом не было сомнений. Вряд ли он теперь сможет быстро уснуть, ибо его не покинет чувство того, что он обманул сестрёнку.

Но открыть всей правды он ей не мог.

– Скоро, Элиза, скоро, – пообещал он. – Скоро мы все будем вместе.

Сестра ничего не сказала. За неё ответило лёгкое сопение – Элиза снова заснула.

Аарон почувствовал, как режут его глаза и наполняются какой-то жидкостью. Дабы, избежать позора, он резко закрыл за собой дверь и прытью отправился в свою комнату – туда, где его точно никто не увидит.

В равной степени он ненавидел и высокие воротники, и шарфы. Аарон предпочитал, когда его шея открыта, но предательский обильный снегопад заставил его неуклюже поджать плечи, ибо белые хлопья неустанно попадали ему под свитер.

Аарон ходил на учёбу пешком, потому что не мог позволить себе такой роскоши, как проезд на троллейбусе. Сэкономленные деньги можно было бы потратить с куда большей пользой, нежели на мимолётный и совсем необязательный комфорт.

На дорогу ушло совсем немного времени – Аарон, как и все одинокие люди, очень быстро ходил. Когда он подошёл к зданию академии, снегопад прекратился, что позволило наконец-то опустить плечи и освободить столь долго находившуюся в заточении шею.

Лучше бы он был слепым, чем увидел бы то, что пришлось. С виду обычная пара – среднего роста парень с растрёпанными волосами и милая невысокая девушка шли навстречу Аарону, крепко сжимая руки друг друга.

К этому нужно было давно уже привыкнуть, но Аарон так и не смог себя заставить. В эту же секунду сердце Аарона было сжато тисками, а воздух перестал поступать в лёгкие.

Он не хотел здесь находиться.

Пенелопа Лютнер. Его единственная и последняя любовь. Она была третьим и последним человеком в немногочисленном списке тех, ради кого Аарон был готов отдать всё.

Он знал её едва ли не с рождения, и все эти годы, несомненно, любил. До начала подросткового возраста эта любовь представляла собой нечто подобное, что чувствует брат к сестре, но со временем переросла во что-то большее.

Аарон не мог объяснить это словами, потому что был очень далёк от мира лирики. Он не любил стихов, не цитировал классиков и не читал любовных романов. Он считал, что всё это – ложь, рассказанная теми, кто не представляет, что это такое.

О любви можно говорить бесконечно и, как правило, вдохновлённым тоном. Большая часть окажется лишь пустой болтовнёй и самоповторением, сплошь наполненной красивыми, но глупыми словами. Высокое чувство, сподвигающее человека на великие поступки и меняющее его, наполняющее его жизнь прекрасным и заставляющее улыбаться.

Аарон знал, что это далеко не всегда является истиной. Не каждый поэт между строк хотя бы мельком напоминал, что любовь – это не только прекрасно, но и больно.

И всё же, любовь – это больше больно, нежели прекрасно. Два года назад Аарон совсем не думал об этом, потому что не располагал фактами. Подсознательно он уже любил Пенелопу, но никогда не принимал это.

В возрасте шестнадцати лет, когда большинство открывает для себя противоположный пол, Аарон внезапно начал встречаться с Пенелопой. Всё случилось само собой – детская дружба планомерно переросла в самые настоящие взрослые отношения.

Но даже тогда Аарон ни о какой любви не думал. Нахождение рядом с Пенелопой казалось ему чем-то само собой разумеющимся, но никак не настоящим подарком судьбы.

Он считал, что она всегда будет где-то рядом, несмотря ни на что. А в случае же потери Аарон незамедлительно найдёт замену, не почувствовав при этом принципиальной разницы.

Но что-то пошло не так. Бесконечное самолюбование собой заставило Аарона почувствовать ту самую боль.

Он искал разнообразия, и считал, что в юные годы не стоит отрекаться ни от одной из радостей, дарованной небесами. «Пенелопа» подождёт.

Она и впрямь его ждала – иногда днями, а иногда – неделями. Где пропадал Аарон – сейчас не вспомнит даже он сам. Вернее говоря, не вспомнит тех имён, которые заменяли для него ставшую в будущем незаменимую.

Тайное всегда становится явным. Поговорка оказалась предательски правдивой – Пенелопа узнала об изменах. И, вопреки мнению Аарона, даже не думала их прощать.

Она ушла, не сказав ни слова. Аарон на это даже не обратил внимания, ибо, как он обозначал ранее – замена всегда найдётся.

Осознание катастрофы не заставило себя долго ждать. Уже спустя пару дней, встретив проходящую мимо Пенелопу, которая не смотрела даже в его сторону, он разом понял всё.

Чуждое ему ранее чувство громко заявило о себе. Аарон почувствовал боль в области сердца, заставившую его внезапно загореться презрением к самому себе. Орган, который ранее занимался только циркуляцией крови в организме, теперь начал уничтожать рассудок Аарона.

Он не находил себе места. Раз за разом представлял, как вновь целует Пенелопу. Закрывал глаза и видел, как она прощает его, а он крепко обнимает её и обещает, что теперь всё будет хорошо и он никогда и никому её не отдаст. Фантазировал перед сном о лучшей жизни – той, в которой всё сложится согласно его плану, и он и впрямь доживёт до старости вместе с любовью всей своей жизни.

Аарону говорили, что всё это скоро пройдёт, ибо время лечит любые раны. Всё, что нужно в этом случае – отвлечься и переключиться на кого-либо другого.

И он пробовал. Но отныне ему было попросту противно смотреть на других девушек, которые в его глазах выглядели не более чем «тела».

Боль не уходила. Впервые забыв о гордости, он решил извиниться перед Пенелопой. Но такой холодной не видел её никогда. Умоляя едва ли не на коленях и еле сдерживая слёзы, он не прекращал пытаться.

Аарон считал, что искренние фразы растопят любое сердце. Но сердце Пенелопы было сделано из другого материала. Её глаза являлись пустыми и смотрели сквозь Аарона. Она презирала его, и ни разу не позволяла усомниться в этом.

Но Браво не был бы самим собой, если бы сдался после нескольких неудачных попыток. Спустя несколько месяцев, когда в душе Пенелопы наступило относительное затишье, она не прогнала его, а выслушала. Аарон долго репетировал эту речь, но не смог воплотить в полной мере.

Но жалеть было не о чем – Пенелопа приняла это и во