Красный флаг: история коммунизма - Дэвид Пристланд

Большинство лидеров советского блока все же не разделяли этой радости. В мае все выглядело прекрасно, но что же будет в сентябре, когда, согласно «Программе действий», должны пройти свободные выборы? Казалось, это приведет к краху коммунистического режима. Гомулка задавался вопросом: «Почему бы не сделать выводов после того, что произошло в Венгрии? Там все начиналось подобным образом»{1001}. Брежнев (известный сторонник компромиссов) стремился смирить советскую агрессию и нехотя поддержал «Программу действий». Но со временем в Москве стали понимать, что Гомулка и другие приверженцы жесткой линии оказались правы. Плюрализм Дубчека, казалось, вызвал волну критики режима. Кремль был сильно обеспокоен манифестом «Две тысячи слов», подписанным известными интеллектуалами, в котором говорилось, что партия, состоящая из аморальных «властолюбивых эгоистов», никогда не станет чистой, гуманной силой[723].

Страхи внезапного краха коммунистической партии и повторения венгерских событий 1956 года были преувеличены, однако СССР как будто вынуждали совершить вторжение, оказывая давление, предупреждая о том, что настроения передаются другим регионам. Петр Шелест, лидер украинской компартии, сообщил Брежневу о том, что «Пражская весна» вызвала волнения в его республике. Брежнев боялся, что перед ним не что иное, как падающие по цепной реакции кости домино{1002}. Состояние его здоровья резко ухудшилось, наступил кризис, который обозначил начало его продолжительной борьбы с недугом, бессонницей, пристрастия к транквилизаторам и снотворному. Вскоре он принял судьбоносное решение. В августе «братские» силы СССР, Польши, Венгрии, Болгарии и Восточной Германии «спасли» беспомощного младшего брата от зла контрреволюции. Эти силы были встречены несколькими маршами протеста, серьезного сопротивления чехи не оказали. Как и в Венгрии, в Чехословакии начался период жестоких репрессий[724]. Новый лидер чешских коммунистов Густав Гусак, который, как и Кадар, при Сталине находился в заключении, согласился выполнить требования СССР[725]. Тысячи людей уехали на Запад, были осуждены или смещены со своих должностей и принудительно переведены на черную работу. Самого Дубчека отправили в Словакию, где он стал руководить лесничеством. В отличие от Венгрии, здесь период репрессий не был коротким, и за ним не наступил период послаблений со стороны режима. Компартия Чехословакии сохраняла мощный контроль над обществом до самого распада государства в 1989 году.

Оглядываясь в прошлое, мы воспринимаем пражские события 1968 года как предзнаменование для всего советского блока и, возможно, для старой системы социализма по всей Европе. Венгерские события 1956 года, как и польское движение «Солидарность» 1980-1981 годов, поставили под угрозу советскую систему, но это были примеры антиимпериалистических выступлений. В обеих странах националистическое и идеологическое противостояние Советам объединяло общество. Однако рабочих можно было подкупить, оппонентов посадить в тюрьму или запугать, как это случилось в Венгрии. «Пражская весна», напротив, продемонстрировала внутреннюю слабость советского блока, так как это движение зародилось внутри партии, с ее укладом, культурой, среди ее элиты, в отличие от более националистических движений сопротивления в Венгрии и Польше, зародившихся вне партии[726]. Движение только крепло от попыток ярых сторонников коммунизма использовать реформы и преобразовать партийную мораль для справедливого управления обществом. Оставаясь по сути марксистским, оно стремительно приближалось к либерализму, в отличие от более радикальных протестов, охвативших Запад в 1968 году, с которыми часто сравнивают «Пражскую весну». Как написал М. Кундера, один из участников движения, «Парижский май был взрывом революционного лиризма. Пражская весна была взрывом постреволюционного скептицизма»{1003}. Эти коммунисты, в отличие от националистов и диссидентов, знали, как прийти к власти и использовать ее. Именно такие коммунисты, а не националисты окончательно разрушили советский коммунизм.

Существует еще одна связь чешского кризиса с крахом коммунистической системы: одним из самых близких друзей Зденека Млынаржа в Московском университете в начале 1950-х был студент юридического факультета Михаил Горбачев. Зденек и Михаил принадлежали к студенческому поколению, поддерживающему несталинистский марксизм. В 1967 году Млынарж прилетал в гости к Горбачеву, в то время видному партийному функционеру в Ставрополе. Млынарж узнал, что его старый друг признает право Чехословакии на собственные реформы, хотя взгляды Горбачева были не такими радикальными, как взгляды Млынаржа. Горбачев посетил Прагу в 1969 году и собственными глазами увидел ненависть чехов к советским оккупантам. Советские власти усматривали потенциальную опасность связей Горбачева с чехами. В 1968 году друзей и однокурсников Горбачева допрашивали в КГБ, пытаясь получить больше информации о его дружбе с чехом, но так и не смогли получить никаких доказательств его идеологической ненадежности. Через два года он стал первым секретарем Ставропольского крайкома и избавился от необходимости отчитываться перед органами государственной безопасности{1004}. Любопытно предположить, как повернулись бы события, если бы сотрудники КГБ действовали согласно своим подозрениям. Подобно цензорам царизма, пропустившим «Капитал» в печать, они позволили проскользнуть наверх человеку, на которого в будущем ляжет ответственность за крах системы, которую они были призваны охранять.

Вторжение в Чехию оказало моментальное влияние на ситуацию во всем коммунистическом мире, гораздо быстрее, чем события 1956 года. Оно обозначило конец оттепели 1950-х и 1960-х годов. Былая терпимость Москвы по отношению к различным национальным путям к социализму исчезла. В ноябре 1968 года Брежнев впервые официально озвучил принцип, согласно которому СССР имеет право совершить военное вторжение в государство, если национальная коммунистическая партия отклоняется от «принципов марксизма-ленинизма и социализма». Он озвучил так называемую доктрину Брежнева.

«Пражская весна» также возвестила конец экономических реформ и культурной либерализации в советском блоке. Брежнев стоял во главе порядка, консервативность которого усиливалась. Разумеется, лед был не таким крепким, как в период ДО 1953 года, однако вода в прорубях застыла. Конечно, репутация советского блока серьезно пошатнулась еще в 1956 году, но многие коммунисты все еще верили в то, что система сохранила свой динамизм и подлежит реформированию. В период с 1945 по 1968 год в советском блоке были предприняты три глобальные реформы коммунизма: высокий сталинизм, хрущевское сочетание радикализма и романтизма и технократические и рыночные реформы 1960-х годов. Все они провалились и были объявлены вне закона[727] везде, кроме Венгрии, где сложился гуляшный коммунизм. Что же теперь оставалось предпринять?

Установившуюся систему Брежнев назвал «развитым социализмом», а Хонеккер — «реально существующим социализмом». За этими мягкими выражениями скрывалось глубоко консервативное послание: социализм был «развитым», а не «развивающимся», он был «реальным» и «существующим», следовательно, не нуждался в дальнейшем совершенствовании. Слова Хрущева о том, что эгалитарный коммунизм наступит в 1980 году, были забыты. Возможно, лучше всего систему того периода описывает выражение «отцовский социализм». Она была одной из форм высокого сталинизма, так как даже при снижении экономического неравенства политическая иерархия значительно укрепилась[728]. Однако партийный аппарат стал менее отчужденным и жестоким, чем его сталинский предшественник. Партия отказалась от излишнего милитаризма и мобилизации населения с целью увеличения объемов производства. СССР все еще сохранял милитаристские амбиции, однако коммунисты стремились в первую очередь добиться повышения уровня жизни.

V

В 1979 году Леонид Брежнев удостоился очередной награды, самой престижной советской награды в области литературы — Ленинской премии. Никогда еще мир не видел такого сочетания государственного деятеля, военачальника и литератора. Премия была присуждена Брежневу за вышедшую под его именем трилогию воспоминаний, включающую его воспоминания об участии в обороне Малой земли (книга «Малая земля») недалеко от Новороссийска. Роль Брежнева как политического комиссара в обороне Малой земли была незначительной, однако преувеличена в многочисленных рассказах, которые стали частью официальной истории Второй мировой войны. Дети пели песни об этом героическом сражении, экскурсионные группы партийцев лениво слонялись по новому мемориальному комплексу «Малая земля».