Мир, которого нет (Пирамиды Астрала 3) - Виктор Кувшинов

Она даже договорилась, что Саша будет жить по-прежнему в приюте, пока не достигнет девятнадцати лет. Сейчас его скорее можно было назвать квартиросъемщиком, чем воспитанником приюта. Помимо привязанности у нее была и своя, немного эгоистическая причина удерживать воспитанника. Она, как и многие другие, любила слушать его сольные концерты, которые он иногда спонтанно устраивал прямо в приюте. Сейчас он учился уже в консерватории и через пару лет должен был начать самостоятельную карьеру. В том, что она будет прекрасной, у нее даже не возникало сомнений. Одно только огорчало старое сердце – как она не оттягивала этот момент, не за горами было расставание с любимым воспитанником, к которому давно уже испытывала материнские чувства.

Несмотря на официальное сиротство, Саша считал себя счастливым человеком – он мог заниматься любимым делом, и за это его ответно любили и уважали. Он не был обделен лаской и уютом в детстве, не оказался брошенным и в отрочестве. Перед ним была ясная дорога в будущее. Чего еще можно было желать от жизни на его месте?

Однако все перевернулось в тот момент, когда в класс к нему случайно зашла синеокая красавица с необычно темными волосами и бледным лицом, которые в сочетании с яркими выразительными губами делали ее внешность неповторимой. И все же, не столько внешность незнакомки сразила его наповал, а искренняя реакция и восторг от его исполнения, которое он успел подглядеть, когда внезапно прервал игру на скрипке.

Весь вечер он пытался отвлечься от волнующих мыслей о его новой знакомой, но на следующий день сдался и пошел разыскивать ее в классах художественной школы. В связи с ремонтом он и в самом деле, почти беспрепятственно достиг указанной ею комнаты и нашел там девушку, в одиночестве склонившуюся над мольбертом. Ему показалось странным, что перед ней не было предмета рисования – ни натурщика, ни натюрморта. Объяснение нашлось позже, а первое, что он увидел, это была радость, вспыхнувшая синими искрами в ее широко раскрытых глазах. Искренняя радость от встречи с ним.

Саша ощутил, как его сердце затопила теплая волна. Смутившись этого чувства, он сумел выдавить из себя только скомканное приветствие. А дальше ее веселый беззаботный голос легко сломал все надуманные им барьеры, и беседа потекла, как само собой разумеющееся, между двумя давнишними приятелями.

Как же с ней было легко! Но оказалось, что самое главное все еще впереди. Когда он увидел ее картины, то сначала опешил, перебирая взглядом одну за другой.

Потом до него дошло, почему у Шурочки не было перед собой никакой композиции для отображения на холсте – такого в жизни не увидишь. Он понял свою ошибку: эти картины нельзя смотреть мельком, и начал всматриваться только в одну. Чем дольше он смотрел, тем глубже он в нее "проваливался". Чуть не судорожным усилием он заставил себя перейти к другой…

Из такого "утопания" в картинах его вытащил робкий оклик творца этих чудес. Он совсем забыл о ней! Неужели вот эта юная, хрупкая девушка могла создать такое! А он еще гордился своими успехами в музыке! Он что-то восторженно ей говорил, а она не менее восторженно ему отвечала. Он держал ее руки и утопал, но теперь уже не в ее картинах, а в ее глазах… какие мягкие и нежные у нее губы… "Прости Шура, я не хотел тебя обидеть! Разве можно обижать ангелов?" "Да, ты не ангел, ты лучше…" На следующий день к нему подрулил Вася, соратник по мучительству музыкальных инструментов, специализирующийся на фортепиано. Хлопнув Сашу по плечу, он восторженно воскликнул:

– Ну, ты даешь! Видел, как вы по коридорам с Шурочкой Черкасовой за ручку бежали.

Ничего не скажешь, поздравляю!

– Да ладно тебе, мы только познакомились. Хорошая девушка, а как картины пишет!

– Да ты что?! Опупел? Какие картины? Ты хоть знаешь, кого захомутал? Вот болван!

Ну почему дуракам везет?

– Ты что это имеешь в виду? – у Саши все похолодело внутри. Он действительно болван. Ведь даже не поинтересовался фамилией девушки, не то, что спросить, кто ее родители.

– Да, теперь тебе можно про музыку забыть! Попроси у папаши-барона отступные за свое разбитое сердце – он от тебя миллионом откупится! Но портить девочку я тебе не советую – живьем закопают, все-таки сановничья дочка!

– Все! Достал! Отвали, пока я об твою физиономию свои музыкальные пальцы не обломал! – огрызнулся Саша.

Внутри все замерзло одной ледяной глыбой. Господи, как больно! Как же он так сглупил, подставив ее под удар?! Все-таки они ненормальные – ведь она тоже даже не поинтересовалась его родителями. Теперь и ей будет так же непереносимо больно.

Он не обольщался надеждой, что для нее это легкий роман. Он помнил ее глаза, он видел плещущееся в них счастье. Не прошло и три дня, а их души, казалось, безвозвратно сроднились. "Нет, надо рвать сейчас! Рвать, пока еще возможно.

Пусть ей будет горько, но она не лишится родительского благословения. Надо сказаться больным и не попадаться на глаза Шуре…"

***

Шурочка впервые в жизни нагло врала. Она с озабоченным видом заявилась в канцелярию консерватории и "по просьбе маменьки" узнала (узнавать "по просьбе папеньки" она благоразумно не решилась), что случилось с неким Александром Левашовым, студиозом-скрипачом, а заодно узнала, где его найти по месту жительства. Юноша простыл – что-то с горлом. А живет он в приюте… "Приюте?!

Как можно жить в приюте и учится в консерватории? Но это не важно, надо его найти и передать письмо…" "Оставить у вас здесь? Нет, надо срочно и лично, тем более что здесь не очень далеко добираться…" "Спасибо, до свидания!" Она привычно поймала "Ваньку", и отправилась по указанному адресу. Кутаясь в шубку от ледяного ветра, пронизывающего всю повозку, она медленно осознавала всю ситуацию. Или Саша, в самом деле, болеет, или он скрывается, пытаясь забыть про нее. В искренности его чувств она почему-то не сомневалась. И в том, и в другом случае ей надо с ним увидеться. Нет, ей просто необходимо его видеть – она дольше не может быть в разлуке. "И это всего после двух встреч?" – поймала она себя на мысли и была вынуждена признать: "Как это ни странно, но тебе придется признать, что он вошел в твою жизнь раз и навсегда, даже если ты больше его никогда не увидишь".

Вот и здание приюта. На удивление выглядящее весьма респектабельно. На входе сторож… без спросу нельзя, но Шура не отступала:

– Письмо передать, лично от жены действительного статского советника…

– Тогда другое дело, извольте подождать немножко. Здесь тепло – не то, что на улице…

Спустя какое-то время сторож вернулся и строго сказал:

– К нему нельзя. Он болен и никаких барышень не принимает, – старик был явно смущен. Видимо ему не приходилось еще так нагло отказывать сановничьим дочкам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});