Год на Севере - Сергей Васильевич Максимов

же предание, еще во времена Иоанна Грозного.

Рассказывают также, что в Малошуйке живал некогда богатырь Ауров, который-де, что сено косил, побивал дубиной нападавших на селение паньков с бердышами, которые были-де, как грабли, по форме своей и внешнему виду.

За Нименгой в болотах (рассказывали другие) лет тому восемьдесят назад семь беглых образовали было селение, относительно людное и большое. Один случай, причиной которого было поползновение к свальному греху одного из поселенцев — и именно убийство за то виновного пешней, впотьмах в сенях — уничтожил дело поселенцев в самом начале. По случаю убийства этого наехал суд и разогнал всех поселенцев; теперь уже нет селения, а обитатели его спокойно перебрались в соседние, оженились там и незаметно пропали в массе защищенных законом обитателей.

В Малошуйке свадьба: крестный отец — по старинному новгородскому обычаю, которому следовала, может быть, и Марфа-посадница, выходя замуж за Исака Борецкого, — крестный отец (или брюдга, т. е. крестная мать) сходил сватом, вызвал невестина отца в сени (непременно в сени), сговорился с ним, услав весть о намерении в невестину избу. Разнесли эту весть бабы по деревне.

— Находит на дело! — защебетала и невестина, и женихова бабья родня.

Надо ладить жениховой родне подарки: будущему свекру — ситцевую рубаху, холщовые порты, будущей свекрови — штоф на сороку, которую сладит она в виде копыта и положит в сундук, если заразилась от молодых девок городской модой. Ей же припасает невеста красной холстины на сорочку, которую по Белому морю рубахой не называют. Золовкам пойдет штофное очелье к девичьей повязке; деверьям — по ситцевой рубахе, да вместо стариковых портов по ивановскому платку с цветочками, либо с городочками. Женихов отец или сам жених дают невестину отцу деньги «на подъем», т. е. на вино.

Если злые люди свадьбы не расхинят (не расстроят), если не уверят в том, что невеста «кросен разставить не толкует» (т. е. не умеет ничего делать), — быть представлению сложному и многотрудному.

Зажегши свечу и помолившись иконам, начинают пить малое рукобитье: дело кончено, по рукам ударено и малое рукобитье выпито. Теперь за большим стоит дело. Ходит невестин отец по знакомым, всякого просит, молитствуется: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий! Иван Михалыч, загости ко мне хлеба-соли кушать, на винну чарку». Невеста с девушками идут в свою беседу, которая называется «заплачкой». Она прощается поочередно с каждой подругой. Жених посылает двух парней с угощениями. С ними приходит и невестина крестная мать, с почолком или повязкой с двумя рогами, вышитой на серебре кемским жемчугом, которую и надевают на невесту. Теперь, само собою разумеется, надо плакать. Невеста плачет и вычитывает — стиховодничает, подруги подголосничают, помогают стихи водить — такие:

Не во саду-то я, бедная, обсидвласе,

Но на сад-то я, бедна, оглядвласе,

Не на травку-муравку зеленую,

Не на всяки цветочки лазоревы.

Не вода надо мной разливается,

Не огонь надо мной разгорается:

Разгорается мое зяблое сердце ретивое,

Разливаются мои горькия слезы горячия

По блеклому лицу — не румяному.

Что за чудо — за диво великое,

Прежде этыя поры — прежде времени

Сидела я глупа косата голубушка

В собранной своей тихой беседы смиренныя

Не бывала крестовая ласкова матушка

Со хорошей-то моей дорогой воли вольныя.

Уж послушайте, милыя подружки любовныя,

Не расплетайте моей русой косы красовитыя,

Два востраго ножа, два булатнаго,

Обрежьте свои белыя опальныя рученьки,

— поет невеста так потому, что в это время расплетают ей косу торопливо и скоро: скоро по той причине, что та девушка, которая выплетет из кос ленту раньше, берет себе эту ленту[60]. Окончание песни обязывает невесту на новый обряд. Она «давает добров», т. е. при каждом стихе ударяет правым кулаком в левую ладонь и кланяется в пояс. После нескольких таких поклонов падает она в ноги тому, кому давает добров и, поднявшись с полу, обнимает. Давая добров крестной матери, спрашивает (с подголосницами): «По чьему входишь повеленью ды (sic) благословленью, — со слова ли, с досаду ли ласкотников — желанных родителей, не от своего ль ума, да от разума?» Ответ заключается в самой песне. Невесту накрывают платком и уводят из избы с песней:

Послушайте, мои милыя подруженьки любовныя!

Пойдемте вон со тихия беседы смиренныя:

Пришли скорые послы, да незастенчивые.

Идя по улице, поют о надежде заступы милых, ласковых братьецов: «Сполна-де пекет красное солнышко угревное, во родительском доме — теплом витом гнездышке сидят они вкупе во собрании, весь-то род племя ближонное. Топерь слава Тебе Боже — Господи! Не бедная ды не обидная».

Если у невесты умерли братья либо на чужой стороне на петербургских лесных дворах, либо погибли на море, невеста споет на улице добавок:

Собралися бы сокопилися

Из славных-то петербургских городов

Со печальняго синя солона моря.

Если братья умерли дома, надо прибавить так:

Со окат со горы со Микольския[61].

Между тем кончилась улица, пришли к лестнице. На лестницу эту вызывают родную мать для встречи, без матери «не несут ножки резвые во часту во ступенчату лисвёнку, как севодня до посеводнешному». Когда выйдет мать со тонким-то звучным со голосом, со умильной-то со горазной со причетью, стихи поют ей спасибо.

Приходят в сени — опять заплачка:

Становись, моя поневольная млада головушка,

Середь новых-то сеней переных.

В сенях снимают с головы плат с новой заплачкой:

Теперь скину свои очи ясныя,

Оведу кругом новы сени переныя, —

На которой стены ограды белокаменный

Стоят чудные Спасы многомилостивые.

И молитва:

Помолиться было сизой косатой голубушке

Богу Спасу, Пресвятой Богородицы, —

Придучись со пути — со дорожки широкия.

Затем невеста здоровается с сенями (конечно, стихами же):

Вы здорово, новы сени переныя,

Кругом светлыя окошка косесчатыя,

Кругом белыя брусовыя лавочки.

Потом зовет она подруг в дом, приговаривает к дому и себе, садясь на лавку в песьнём (печном) углу; потом