Миры Филипа Фармера. Том 4. Больше чем огонь. Мир одного дня - Филип Фармер

— Нет. Просто укрыли в надежном месте. Но, возможно, ее еще придется убить. Иногда мы вынуждены делать то, что нам не нравится. Мы делаем это, Чарли, потому что стремимся к высшему благу.

— Которое состоит?.

— В расширении всеобщих свобод, в истинной демократии. В таком обществе, где мы будем избавлены от неусыпного надзора правительства. Нам и сейчас достаточно плохо живется, а будет гораздо хуже. Правительство долгое время рассматривает один проект, осуществление которого полностью оправдывает все наши действия.

Он сделал глоток из чашки. Чарли напряженно подался вперед.

— Мы — я и некоторые мои коллеги — боремся против этого недостойного и неприличного плана. Но мы в меньшинстве.

Так и есть, подумал Чарли, — он член всемирного совета.

— Проект состоит в том, что каждому взрослому человеку вживляется микропередатчик, передающий закодированные позывные данного лица. Спутники и наземные станции принимают эти сигналы непрерывно, за исключением того времени, когда человек каменируется. Кое-кому хотелось бы, чтобы передача велась и тогда, но это невозможно. А это означает, что правительство сможет определить местопребывание любого человека с точностью до нескольких дюймов и сумеет немедленно этого человека опознать.

Чарли мысленно готовился к удару, но все-таки был ошеломлен.

— Так ведь тогда и дневальничество станет невозможным — нарушителя сразу же обнаружат!

— Верно. И даже если оставить пока в стороне твои личные проблемы, этот проект лишает человека всякого достоинства. Оголяет людей, превращает их в цифирь, в пронумерованные нули. Мы против этого и против наблюдения, которое ведется за нами сейчас. Пусть уж лучше человечество подвергается опасностям демократии наряду с ее благами. Одно без другого невозможно.

Но это лишь одна из наших целей. Мы верим, мы знаем, что на этой планете  больше места, чем утверждает правительство. Население можно увеличить без всякого ущерба для нашего нынешнего комфорта и благосостояния. Этот процесс, конечно, должен быть постепенным. Радикал Ван, скажем, желает разом отменить всякий контроль рождаемости, но он не в своем уме. Ты знаешь, о ком я говорю?

Чарли кивнул:

— У него нет никаких шансов быть избранным. И хорошо, что нет.

— Такие, как он, есть во всех днях. И все они, конечно, работают на правительство и действуют по его указке.

— Что? — встрепенулся Чарли.

— Ван и прочие — это провокаторы. Они предлагают свои крайние меры лишь для того, чтобы вызвать гнев народа и выставить себя на посмешище. Из-за них отвергаются и более умеренные, вполне разумные предложения. Люди сваливают радикалов и умеренных в одну кучу. А это все — правительственные игры. Правительство хочет сохранить статус-кво.

— Мне не следовало удивляться, — сказал Чарли.

— Мы намерены сформировать правительство, которое не станет прибегать к подобным закулисным, неэтичным методам. — Иммерман взглянул на полоску-часы. — Мы не собираемся для этого использовать решительные, насильственные меры, пока не настанет время для таких мер. Долгие годы мы вели медленную, кропотливую работу, внедряя в правительство членов нашей семьи. Ты удивился бы, если б узнал, как велика наша семья. Но чем больше она становится, тем больше опасность разоблачения. И чем больше эта опасность, тем жестче приходится нам контролировать своих людей. Это печально, но необходимо.

«То же самое твердит нам правительство с самого начала», — подумал Чарли.

Иммерман встал, Чарли тоже.

— Я знаю, о чем ты думаешь. Что мы будем не лучше нашего нынешнего правительства, а то и хуже. Не верь этому. Мы долго разрабатывали систему наилучшего правления, возможного на нашей планете. Когда-нибудь мы откроем ее всем. А пока запомни вот что. Томас Джефферсон сказал, что лучшее правительство — то, которое правит меньше всего. Это в его честь тебя назвали. Ты не знал?

Чарли потряс головой.

— А теперь мне пора, — сказал Иммерман.

— Еще одно, — сказал Чарли. — Я верю, что есть один-единственный случай, когда убийство можно оправдать. Самозащита.

— Да, но что такое самозащита? Ведь у нее много разновидностей.

— Меня это не смущает. Мои этические принципы живут во мне, и слова тут ни при чем. Я знаю, что правильно, а что нет.

— Превосходно. Который из вас это говорит?

И дед, к удивлению Ома, шагнул к нему и обнял его. Отвечая на объятие, Ом взглянул через его плечо на сцену из семнадцатого века. Да. Теперь он больше не сомневался и ненавидел Иммермана за то, что тот сделал.

Идя к выходу, Чарли забрал свою сумку. Она стала значительно легче, но он промолчал. Иммерман не поймет, зачем его внуку оружие, раз теперь для этого нет никаких резонных причин.

Дорога обратно была почти точным повторением дороги туда — только теперь Чарли отправился не домой, а в «Изобар». При входе его охватил обычный гвалт, запахи пива и спиртного. Он помахал нескольким клиентам в различных стадиях опьянения и прошел в кабинет менеджера. После небольшой нахлобучки (сочувствия по поводу ушибленной спины ему не выразили) Ом повязал передник и занял свое место за полукруглой дубовой стойкой, где стояли статуэтки трех святых-покровителей: Фернана Петио, создателя «Кровавой Мэри», У. К. Филдса[15] и сэра Джона Фальстафа. Местные сорки составляли лишь половину клиентуры. Остальные были представители благотворительности или агенты-органики. Последние надеялись поймать кого-нибудь на нелегальной сделке с самогоном.

Ом был не стопроцентный сорк, поскольку жил не на одно лишь минимальное пособие, выдаваемое правительством. Работал он, однако, не только для того, чтобы повысить уровень жизни. Он много чего слышал и за стойкой, и около бара в конце дня. Порой попадалась информация, могущая пригодиться совету иммеров.

Этот день был не похож на другие. Чарли пил очень мало и был так задумчив, что постоянные клиенты подшучивали над ним. Он говорил им, что влюбился, сам не зная, врет он или говорит правду. То, что он видел на экране в комнате Иммермана, голоса, вопящие внутри, попытки сосредоточиться на своей будущей личности — все это сотрясало его, как волны подпорную стену. Он обрадовался, когда пришло время уходить, наскоро простился со сменщиком и вернулся домой. Там он съел легкий ужин и принялся шагать взад-вперед, точно стремясь протереть ковер и найти под ним ответы на свои вопросы. В 7.35 пришел Мадж.

Он явился с мрачной миной и дурными вестями. Иммерман изменил свои намерения относительно Ома, сказал он. Лучше будет, самовластно решил основатель, если Ома каменируют и отправят в Лос-Анджелес в ящике для товаров. В Калифорнию на будущей неделе должны прибыть десять тысяч эмигрантов из Австралии и Папуа. В их списке будет и Ом. Сейчас они вдвоем обговорят новую легенду Ома, а в Лос-Анджелесе Ом займется разработкой деталей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});