Искры на воде (сборник) - Архипов Вячеслав

Назад кошёвка с молодыми летела впереди всех, правил ею, сидя на козлах, племянник Родиона, Мишка, счастливый и гордый от такого доверия.

Когда молодые вошли в дом, осыпанные во дворе зерном и деньгами, всё уже было готово к празднованию. На крыльце с хлебом и солью встретили молодых Евсей с супругой и Илья Саввич с Аннушкой, самые близкие люди новобрачных. Молодые откусили от каравая хлебушка, выпили вина и дружно разбили рюмки на счастье.

Застолье шумело, звенели стаканы, говорили гости, звучали пожелания. Лиза сидела, прижавшись к Родиону, держа его за руку. Она виновато посмотрела на него и прошептала:

—

Я так счастлива, что мне даже стыдно перед людьми за это.

—

Я тоже очень рад, что мы вместе.

—

Горько! — закричали за столом гости.

—

Горько! — подхватили на другом конце стола.

Молодые поднялись и, смущаясь, приблизились друг к другу. Поцелуй вышел робкий, тогда гости закричали ещё сильнее. После этого пришлось постараться. Гулянка затянулась допоздна, затем перетекла в соседний дом к Евсею, чтобы не мешать новобрачным.

Оставшись одни, жених с невестой немного посидели молча.

—

Ты иди на кровать — гам постелено, я сейчас приду, — взволнованно сказала Лиза и принялась тушить лампы. Родион смотрел в просвет окна, освещённый снегом и лунным светом, вдруг в просвете появилась Лиза. Вся её девичья фигурка выглядела обнажённой, а лёгкая ночная рубашка, просвечиваясь насквозь, струилась до пола.

Родион поднялся и подхватил её на руки.

—

Ты будто ангел, светишься вся.

Она обняла его и прошептала:

—

Я и не могла представить себе, что кто-нибудь, кроме тебя, притронется ко мне.

Месяц и звёзды ещё больше набирали силу и, отражаясь в снегу, сделали всё светлым и сверкающим. Даже далёкие ели, прикрытые шапками снега, словно свечи, испускали лунный свет. За окном стало совсем светло.

Светло стало и в доме. Лиза лежала на спине, склонив голову набок, по щеке сползала слезинка.

—

Лизонька, что с тобой, — встревожился Родион.

—

Разве так бывает? Сначала вспыхнули звёздочки и закружились, потом запели птицы, и я полетела куда-то. Боже мой, как же мне было хорошо, а вот теперь лежу и реву, не могу понять: то ли это было со мной, то ли приснилось.

—

Плачешь отчего?

—

От счастья. Только у меня есть ты, ни у кого такого нет. — Она подняла голову и внимательно посмотрела на него. — Конечно, нету. Родя, это всегда будет такое счастье?

—

Будет, — ответил он и прижал к себе жену.

—

Какой же ты вкусненький. — Она стала целовать его медленно и старательно.

Когда он попытался в шутку уклониться от её поцелуев, она сказала:

—

Не мешай! — Потом обняла его крепко и затихла.

Через некоторое время Родион услышал ровное размеренное дыхание спящего человека.

А звёзды всё заглядывали в окна, искрились вокруг, пока откуда-то из-за леса не наползли тучи и, словно шторой, прикрыли свет.

Утром гуляние продолжилось. Длилось оно ещё три дня, переходя из одного дома в другой. Даже собаки перестали лаять на гуляющих людей — просто крутили головами и хвостами.

Через неделю уехал и Хрустов, захватив с собой Аннушку. Перед отъездом он поговорил с молодыми, передал им свои подарки.

—

Не стал дарить при всех, чтобы не привлекать внимания. Здесь драгоценности. Пригодятся, жизнь, она длинная, а это тебе отдельно. — Он подал дочери небольшую шкатулку. — Там украшения, от матери остались, теперь твои будут.

У Лизы навернулись слёзы, она уже привыкла, что матушки нет, но каждый раз при упоминании о ней приходили слёзы.

—

Спасибо, батюшка, — прошептала она.

—

Вот что я тебе скажу, дочь: посмотрел я на всё здесь и ещё раз убедился, что лучше жить в бедности и дружбе, чем в богатстве и одиночестве, ты характер свой уйми и привыкай тут. Пока поживите здесь, а там видно будет, место у вас ещё есть. Надо в деревне пожить, пока не утрясётся всё.

—

А мне нравится здесь, — сказала Лиза своим обыкновенным тоном, — и муж у меня здесь. А мне без него нельзя, как же мне теперь без него?

—

Вот и хорошо, что так. А мужа тебе никто не навязывал, сама выбрала, теперь и слушайся: жена должна покорность проявлять мужу.

—

Кто это сказал? — спросила дочь.

—

В Писании сказано, — ответил отец, улыбаясь.

—

Раз в писании сказано, значит, буду проявлять покорность, — неожиданно быстро согласилась Лиза.

Хрустов обнял и расцеловал молодых, пожал руку Евсею, вышедшему проводить теперь уже не только компаньона, но и свата, сел в кошёвку и укатил.

—

Пошли к нам, что ли, — позвал Евсей, — Ульяна сготовила постряпушек, зовёт чаёвничать.

—

Ура! — закричала Лиза и побежала в дом.

Братья переглянулись и заулыбались.

—

Теперь все свои обязанности я исполнил: вырастил тебя, вот оженил, думал, что не получится с этим делом, а теперь ты уже сам с усами. Рад я, брат, что и у тебя сложилось, теперь только беречь надо всё это, тогда и день светлее станет, и зима теплее, и лето длиннее. Ну, пошли, а то заждались там нас, — сказал Евсей.

В окно раздался стук, дочка Нюшка звала в дом.

У печки женщины секретничали.

—

Не расхотелось быть замужем? — спросила Ульяна.

Лизавета закрыла глаза, закрутила головой и выдохнула:

—

Нет!

—

Вот и хорошо, вот и тебе досталось нашего бабьего счастья кусочек. Когда всё хорошо, тогда и муж хороший. И утром, и вечером накормить его желание есть, посидеть с ним за столом, а как плохо — всё валится их рук, и на мужа глаза бы не смотрели. Вот такая жизнь. Будут ещё и неурядицы, ты не раздувай их сильно, покажи свой характер немного, чтобы с тобой считались — и всё.

Много ещё чего говорила Ульяна, только Лиза не всё принимала для себя. Хотя во многом Ульяна была права: у неё судьба не так сладко сложилась, но смогла и она счастье себе устроить.

После Рождества Родион принялся доделывать баню. Не как у всех, по-чёрному, а такую, какую он присмотрел у Хрустовых в Тайшете: чистенькую, побеленную, чтобы и дымом не пахло, а самое главное — в саже не вымажешься. Сруб для бани, крытый драньём, стоял уже несколько лет и ждал. То не доходили руки, то на службе был. Ещё летом он заказал в Камышлеевку кузнецу трубу, заваренную с одного конца. По осени собрал печь, и в широкий дымоход наложил камней, приделал дверку, чтобы поддавать пару. Трубу с заваренным концом вмонтировал в топку, а другой конец, открытый, закрепил в кадке на пятнадцать ведер. Внизу прорезал круглое отверстие, вставил трубу, чтобы она заходила до середины кадки, и законопатил её снаружи. Воду наливали в кадку, а она через трубу нагревалась в топке. Было очень удобно: не нужно кидать горячие камни в кадку, чтобы греть воду. Оставалось застелить кусок пола, сделать полки в парной и скамейку в предбаннике. Предбанник был небольшой и нагревался вместе с баней, но в нём всегда было прохладней, чтобы отдыхать после парной.

С утра Родион взялся за это дело, чтобы к обеду закончить и затопить свою баньку.

—

Я где-то это уже видела, — сказала Лиза.

—

У вас такая, в Тайшете.

—

И правильно, а то я не могу привыкнуть к другой, прошлый раз и сама вымазалась и бельё сажей покрасила.

—

Теперь удобно будет.

Пришёл Евсей. Сел в сторонке и смотрел на диковинное устройство. Такой бани не было ни у кого в деревне.

—

Приду опробовать, какой у ней жар, может, и себе слажу такую же. Удобная штука.

—

В этой бане и дров меньше надо: протопилась — закрыл трубу. Вот здесь открыл дверцу — и поддавай сюда кипяточком.

—

Я уже вижу, где высмотрел такую?