Знаменитые авантюристы XVIII века - Автор неизвестен Биографии и мемуары

Трудно было несчастному узнику. Он ужасно ослаб от потери крови, он едва держался на ногах. А между тем об отдыхе нечего было и думать. Надо было бы немедленно привести все в порядок, чтобы ничего не было заметно; но это было невозможно. Тогда в отуманенном мозгу узника вдруг созрел отчаянный и бессмысленный план сопротивления открытою силою. Он разломал свою скамью-лежанку и из этой груды кирпичей устроил в дверях баррикаду, так что не было возможности пройти в эту дверь, надо было пролезать, а пока человек пролезает, Тренк, конечно, имел бы достаточно времени, чтобы его пришибить. Закрывшись этим завалом, Тренк ждал полудня — часа, когда приходила стража.

Скоро люди явились и были поражены, видя все двери, кроме наружной, открытыми настежь. Сам Тренк стоял у внутренних дверей своей темницы. Его вид был решительно ужасен. Его геркулесовский торс обрисовывался совершенно голый в узком отверстии заваленной двери; он изодрал свою рубашку на перевязку ран. Он стоял, держа в одной руке кирпич, в другой — свой изломанный нож, и совершенно сумасшедшим голосом кричал входившим людям: «Уходите, уходите прочь! Скажите коменданту, что я на все решился, что я не намерен дольше жить в этих цепях! Пусть он пришлет солдат, и пусть они размозжат мне голову! Я никого не впущу сюда! Я убью полсотни, прежде чем ко мне проберется хоть один!».

Плац-майор, явившийся со стражею, пришел в ужас при виде этого бесноватого и, не зная что делать, послал за комендантом. Тренк уселся на свою кучу кирпичей и ждал. У него шевелилась безумная надежда, что ему уступят, сдадутся, снимут с него цепи и предоставят ему какие-нибудь облегчения. Скоро пришел комендант, генерал Борк, с офицерами гарнизона. Борк вошел было в сени, но Тренк угрожающе вознес над головой свой кирпич, и генерал благородно ретировался. Сени были крошечные, так что в них могло войти сразу не более двух человек. Комендант сначала сгоряча распорядился было скомандовать на приступ, но гренадеры немедленно отступили, как только увидали перед собою бешеную фигуру узника с кирпичом в руке. Настала минута нерешительности. Неприятель, очевидно, держал военный совет. Через несколько времени в сенях появились плац-майор и еще другой офицер; они начали говорить в успокоительном тоне. Долго шли эти переговоры без всякого результата. Горячий комендант снова потерял терпение и скомандовал на приступ. Но первый же гренадер, полезший в дверь, растянулся бездыханный у ног Тренка. Плац-майор вновь появился в сенях в роли парламентера. «За что вы хотите меня погубить, барон? — взмолился он к Тренку. — Ведь вы понимаете, что я один понесу на себе всю ответственность за происшедшее. Что я вам сделал?». Тренк наконец уступил, дал войти в свою камеру. Его вид возбудил всеобщее к нему сострадание. Ему немедленно сделали перевязку, оказали ему всевозможную помощь. Цепей на него не надевали, оставили его спокойно отлеживаться несколько дней, до поправки и восстановления сил. Но когда он поправился, его вновь заковали в такие же цепи, как прежде. Поставили новые двери у камеры и внутреннюю из них обили железом.

Тренк отдыхал и собирался с силами. Он совсем успокоился и хладнокровно обдумал свое положение. Он помнил, что у него есть за дверями тюрьмы надежный друг — Гефгардт. Верный гренадер скоро напомнил ему о себе. Он вновь нашел случай переговорить с узником и условился с ним насчет плана бегства. Он сумел перебросить к нему тонкую медную проволоку и по ней передал Тренку множество полезных вещей: подпилки, ножи, бумагу, карандаш. Тренк написал письма своим друзьям в Вену с просьбою выслать денег на имя Гефгардта. Верный сообщник сумел передать ему эти деньги в кружке с водою. Теперь, обладая почти всем, что было необходимо для работы, Тренк окончательно воспрянул духом и бодро принялся за работу.

Драгоценные подпилки дали ему возможность очень аккуратно распилить свои кандалы и цепи. Он выдернул гвоздь из пола и обточил его в виде отвертки; таким образом он мог быстро развинчивать и ввинчивать все винты на своих оковах и в дверях камеры. У него накопилось много железных опилок; он прекрасно ими воспользовался; он смял их с хлебным мякишем и добыл отличную замазку, которая закрывала все перепиленные места в железных предметах. Таким образом ему нечего было бояться осмотра; все изъяны были заделаны артистически и в полутьме тюрьмы ничего нельзя было рассмотреть; все казалось вполне исправно. Гефгардт все подбавлял ему вещь за вещью: доставил свечку, огниво. Когда все подготовительные работы были окончены, Тренк приступил к выполнению своего нового плана. Он состоял в том, чтобы поднять пол камеры и сделать в грунте подкоп — длинный подземный лаз, ведущий прямо за крепостной вал. По этому лазу и бежать.

Он взялся за пол. Пол был сложен в три ряда из дубовых плах, толщиною в три дюйма. Он был сколочен 12-дюймовыми гвоздями. Один из этих гвоздей Тренк обработал в виде долота и начал орудовать. Он обсек край одной из досок, но так, чтобы она укладывалась срезом как раз вплоть к стене, чтобы ничего не было заметно. Все зарезы и зарубки он заботливо замазывал хлебом и посыпал пылью. Щепы и мусор он пропихнул под пол. Ему без труда удалось обсечь концы трех досок всех трех настилок пола, так что он мог поднимать их, а потом опять класть на место и заделывать стык у стены так, что его было незаметно. К его великой радости, почва под полом оказалась мелким сыпучим песком, который можно было рыть хоть даже просто руками. Но возникло важное затруднение: куда девать вырытый песок? Надо было, чтобы кто-нибудь принимал от него этот песок и выкидывал вон; необходима была помощь Гефгардта. Друг-гренадер доставил Тренку хорошее полотнище, а Тренк ухитрился наделать из него длинных кишковидных мешков; в эти мешки он ссыпал вырытый песок и передавал их Гефгардту, а тот опоражнивал мешки и передавал их обратно Тренку. Само собою разумеется, что работу можно было вести только в те дни, когда Гефгардт стоял на часах около камеры Тренка. А судя по некоторым словам записок нашего героя, очередь часовых возвращалась через 2 или 3 недели. Значит, вся эта работа должна была затянуться на весьма продолжительное время.

Тренк работал деятельно, а тем временем запасался через Гефгардта всем необходимым для бегства; у него появился даже небольшой пистолет, порох, пули, ножи, ружейный штык. Все это он мог прятать теперь под полом. Стены его темницы были углублены в грунт на четыре фута; он скоро подрылся под стену и вел свою траншею вперед, в сторону крепостного вала.

Так работал он восемь месяцев и был все еще далеко до конца своего лаза. Но в это время все дело едва опять не погибло. Тренк написал кому-то письмо и передал его Гефгардту, а тот своей жене, чтобы она отправила его. Неумелая баба обращалась с этим письмом с избытком предосторожности, который кинулся в глаза. Письмо перехватили и из него хотя, к счастью, и не многое узнали, но все-таки догадались, что Тренк что-то такое творит в своей тюрьме. Нагрянули немедленно с обыском. Плотники осмотрели пол, кузнецы — оковы Тренка, и, удивительное дело, ничего особенного не заметили. Все внимание начальства, к великому благополучию Тренка, обратилось почему-то на окно его камеры. Это окно осмотрели во всех мельчайших подробностях и, по-видимому, были твердо убеждены, что Тренк замышляет бежать именно через него. Ради предосторожности это окно было заделано добавочною кирпичною кладкою, так что от него остался только узкий канал, уже почти вовсе не дававший свету. Вместе с тем обрушились и на самого узника; ему учинили строжайший допрос с самыми лютыми угрозами, понуждая его выдать своих сообщников. Допрос велся в присутствии всего гарнизона крепости. Но Тренка было мудрено уже чем-нибудь испугать; он видел лицом к лицу всякие страхи, какие только возможно себе вообразить. Конечно, от него не добились ни малейшего намека, ни единого неосмотрительного слова. Солдаты и офицеры поняли, что этот человек не выдаст, и это послужило нашему узнику к пользе. Скоро у него явились деятельные друзья среди офицеров гарнизона.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});