Самые знаменитые реформаторы России - Владимир Казарезов

Михаил Сергеевич мог оказаться генеральным секретарем сразу же после смерти Андропова. Но члены Политбюро в течение четырех дней не могли отдать предпочтение одному из конкурентов-претендентов и взяли тайм-аут, объявив генсеком тяжелобольного Константина Черненко, устраивавшего всех своей недееспособностью.

Тринадцать месяцев номинального нахождения у власти Черненко были наполнены напряженной борьбой за влияние между Горбачевым и Романовым без явного перевеса чьей-либо стороны. Когда же умер Черненко, то генеральным секретарем мог стать и третий человек. В частности, говорили о Викторе Гришине, тогдашнем первом секретаре Московского горкома партии. Решающую роль в становлении Горбачева руководителем партии и страны сыграл Андрей Громыко, которого поддержали представители старой гвардии — Егор Лигачев, Михаил Соломенцев, Виктор Чебриков. На сей раз партия была без генерального секретаря только четыре часа.

Рейтинги-рейтинги! Как же высок был этот рейтинг у Горбачева! Одна только способность четко формулировать мысли и говорить без бумажки после унижения, испытываемого всеми от того, что приходилось слушать еле выговаривавшего слова Брежнева, умиляла граждан страны, истосковавшихся по адекватному руководителю. А поскольку Горбачев говорил то, о чем думало большинство, то он обречен был на феноменальный успех.

Не случись тогда всеобщей, всенародной поддержки, возможно, Горбачев и не замахнулся бы на столь дерзновенные перемены. Мелкими реформами улучшал бы стагнирующую систему, помаленьку поднимал бы жизненный уровень людей, ослаблял диктатуру, и глядишь — прожил бы долгие годы, оставаясь руководителем партии и государства, не вызывая особого отторжения. Но кризис в стране был настолько глубоким, желание все изменить к лучшему таким сильным, а возможности ввиду всеобщей любви и ожидания людьми перемен такими безграничными, что Горбачеву посильными казались любые предприятия.

Главное отличие Горбачева от других российских реформаторов в том, что, затевая перемены, он не имел в виду некой конечной цели, кроме интенсификации и ускорения. Скажем, сделать политическую систему демократической, а экономику рыночной. Ничего подобного и в мыслях не было. Но, начав с малого, совершая шаг за шагом на пути перемен, он привел в движение всю систему, а потом потерял над ней контроль. Пошел неуправляемый процесс.

Первые действия Михаила Горбачева, публичные заявления не предвещали никаких революций, крутых поворотов. В частности, в день избрания его генеральным секретарем 11 марта 1985 г. он говорил о готовности следовать курсу, которым идет партия: «Стратегическая линия, выработанная на XXVI съезде, последующих пленумах ЦК, была и остается неизменной. Это — линия на ускорение социально-экономического развития страны, на совершенствование всех сторон жизни общества». И так далее — в духе традиционной риторики. Добиваться всего этого новый генсек собирался через «дальнейшее укрепление партии, повышение ее организующей и направляющей роли».

Через полтора месяца — выступление на пленуме ЦК, посвященном подготовке к XXVII съезду КПСС. Вроде бы та же традиционная риторика и подтверждение «преемственности стратегического курса, разработанного XXVI съездом партии и последующими пленумами ЦК». Но вместе с тем слышны нотки, пока слабо улавливаемые, обещающие большие перемены. Тогда было произнесено слово «перестройка», ставшее символом Горбачевской эпохи. Правда, пока применительно к управлению, планированию, структурной и инвестиционной политике. Следовал эклектичный набор задач, включавший повышение ответственности, дисциплины, усиления внимания к человеческому фактору и др. Призыв к «укреплению социальной справедливости в распределении материальных и духовных благ» можно было бы отнести к обычной риторике, но он усиливался требованием «разработать конкретные, действенные меры по очищению распределительного механизма от уравниловки… обеспечить прямую зависимость материального положения каждого работника и каждого коллектива от результатов труда». Конечно, в этом тоже вроде бы ничего нового не было — принцип «Каждому — по труду» изначально объявлялся основополагающим при социализме. Но только на словах.

А Горбачев, как и Косыгин до него, пытался бороться с уравниловкой в рамках плановой системы. Выступая в Киеве перед республиканским активом (27 июня 1985 г.), он говорил: «Не рынок, не стихийные силы, а прежде всего план должен определять основные стороны развития народного хозяйства».

Значительным этапом в деятельности Горбачева стал XXVII съезд КПСС. «Перестройка» официально была объявлена главной задачей партийных организаций. Хотя ее контуры оставались все время размытыми, тем не менее определенные ориентиры, показывающие серьезность намерений нового руководства страны, были озвучены. Наряду с требованием «утверждения принципа социалистической справедливости», были высказаны мысли, обещавшие большие перемены: «Стратегия ускорения предполагает совершенствование общественных отношений, обновление форм и методов работы политических и идеологических институтов, углубление социалистической демократии, решительное преодоление инерции, застойности и консерватизма — всего, что сдерживает общественный прогресс».

Многие искушенные партийные функционеры, пережившие всякие большие и малые повороты линии партии, считали, что эти требования обычные для каждого очередного съезда, формальные установки, призванные показать, что партия по-прежнему является самой прогрессивной частью общества. Воспринимали их спокойно — пошумит-пошумит новый генсек и постепенно успокоится. В то время как проницательные аналитики обратили внимание на целый ряд идей, обещавших коренные преобразования.

Впервые после Ленина давалось расширенное толкование «социалистической собственности». Горбачев прикоснулся к святая святых, на чем лежало табу — к собственности. Пока о частной собственности ни слова, но зато он говорит, что «…социалистическая собственность имеет богатое содержание, включая в себя многогранную систему отношений между людьми, коллективами, отраслями, регионами страны по использованию средств и результатов производства…»

Прошел почти год с тех пор, как Горбачев стал руководителем государства. Повторяемые по всей стране призывы к ускорению, интенсификации, перестройке, к укреплению дисциплины, повышению требовательности ожидаемых результатов не дали. Малоэффективными оказались и некоторые меры по материальному стимулированию работников. Из этого был сделан вывод — нужно, чтобы люди осознавали себя хозяевами на производстве. «Как решить эту задачу? — спрашивает Горбачев. И отвечает: — Было бы наивно представлять, будто чувство хозяина можно воспитать словами. Отношение к собственности формируется прежде всего теми реальными условиями, в которые поставлен человек, возможностями его влияния на организацию производства, распределение и использование результатов труда».

Налицо — проявление явного оппортунизма Горбачева, который дальше будет только усугубляться. Государственной собственности, считавшейся священной коровой, высшей общенародной формой собственности, в которую должна была, согласно учению основоположников, преобразоваться и колхозно-кооперативная, противопоставляется собственность предприятий, кооперативов, коллективов. Последним отдается приоритет. Министерствам и ведомствам указывается, что они «не собственники средств производства, а лишь институты государственного управления». А кто же собственники? Трудовые коллективы. После съезда был принят Закон о трудовых коллективах. На предприятиях появилась еще одна ветвь власти (помимо директора, парткома, и профкома), без которой не могли приниматься серьезные решения. Но эта искусственно сконструированная в кабинетах схема была далека от жизни. Многие трудовые коллективы, где руководителями стали харизматические демагоги, использовали средства исключительно для распределения, потребления, менее всего думая не только о государственных интересах, но и перспективах своего предприятия. Сопротивлявшихся деструктивным действиям руководителей предприятий устраняли на очередных выборах. Так что попытка опереться на народ, чтобы преодолеть сопротивление противостоявших перестройке бюрократов-консерваторов, стала оборачиваться анархией.

Создание кооперативов также имело неоднозначные последствия. С одной стороны, инициативные люди могли реализоваться, открыв собственное дело. Многие ныне процветающие предприниматели вышли из этих первых кооперативов. Но не оправдались расчеты на то, что с помощью кооперативов удастся увеличить производство товаров народного потребления и расширить сферу услуг населению. Как правило, кооперативы создавались как посреднические структуры. Особенно преуспевали те из них, которые получали доступ к государственным ресурсам. Стал легализовываться криминалитет. Руководители предприятий, чиновники оказывали услуги кооператорам, получая за это взятки, устраивая родственников в коммерческие структуры.