Ненавижу магов - Мария Игоревна Власова

рубашки. Ничего не говорю, просто подхватываю на руки и отношу в ванную. Там зрелище ещё более плачевное, чем в спальне. Все трубы не что промерзли, они льдом покрылись, и холодно, словно мы на улице. Поднимаю руку и выпускаю родовой огонь. Не нужно много времени, чтобы растопить лёд и сделать воздух теплее, но я тяну, используя эту возможность, чтобы слышать, как надрывно бьется ее сердце. Ванна, а точнее корыто, наполняется холодной водой, пока сижу на небольшом стульчаке, прижимая ее к себе.

Может, я этой заботой пытаюсь загладить перед ней вину? Мне не стоило этого говорить, но как иначе я бы мог на нее рассчитывать? Как иначе мне было заставить ее принять мою сторону?

Моя рука горит синим огнем, это единственный источник света в этой комнате, как и единственный источник тепла. Она – ледяная. Запускаю руку в ванную и нагреваю воду, только после этого опускаю ее туда, так и не сняв рубашку.

– Сейчас принесу свечи, – зачем-то говорю ей, хотя и так знаю, что не ответит.

Выхожу, и как будто становится легче дышать, стираю пот и грязь с лица, как и маску спокойствия. От моих эмоций вижу все в синем цвете, так легче найти свечи и подпалить их слегка. Оставляю одну свечу на прикроватном столике, конечно же, кровать всего лишь одна, зато двуспальная. Захожу в ванную, не стуча, и ставлю свечу на умывальник. Она светит не так ярко, как мой огонь, но и ее хватает, чтобы заметить, что Пенелопа сидит в том же положении, как я её оставил, однако моего кольца на ее пальце больше нет, оно лежит на стуле рядом, вместе с рубашкой.

Опускаюсь перед ванной на колени, чтобы хоть так увидеть ее лицо за спутанными волосами.

– Одень его для своей же защиты, – очень мягко говорю ей, вынимая руку из воды и снова надевая кольцо на палец. – Так будет лучше.

Поднимаюсь, опираясь рукой на край корыта, но она вдруг хватает меня за запястье, заставляя остановиться. Взгляд впервые за всю неделю не пуст, она поднимается из ванной, держась за меня, как за опору. Мокрые волосы прилипают к ее телу, но совсем не скрывают полную наготу.

– Не хочу, – произносит она короткую фразу, глядя на меня в упор и удерживая за руку, но не думая и не чувствуя ко мне ничего.

В который раз делаю над собой усилие, но боюсь в этот раз все мои настоящие эмоции не заметить просто невозможно. Отворачиваюсь на секунду, чтобы хотя бы немного успокоиться.

– Оно защитит тебя от магии, – снова смотрю на нее, не скрывая, как с ней тяжело. – Учитывая, куда мы собираемся, тебе лучше его не снимать.

– Я сама знаю, что мне лучше! – вдруг кричит она, хотя только что была так пугающе спокойна.

Ее рука отшвыривает мою, словно пытаясь не спалить рубашку, когда она сама вспыхивает спичкой. Синий огонь высушивает ее волосы, а тяга в вентиляции поднимает их вверх, заставляя парить, как от сильного ветра. Наверное, это помешательство, но я вдруг понял, что никогда в своей жизни не видел ничего красивее. Языки пламени ласкают ее тело, пока вода испаряется под ногами, заполняя воздух паром, но не от него так горячо. Понимаю, что слишком увлекся, когда она недовольно топает ногой, расплескивая остатки воды, а по сути кипятка, которым обдает меня.

– Пенелопа, прекрати, – требую сквозь зубы, стараясь не обращать внимания на боль.

– А то что? Что ты мне сделаешь? Ты уже наказал меня! – кричит, смотря на меня горящими глазами.

Закрываю глаза, сжимаю крепко зубы, скрежеща ими, руки впиваются в чертово корыто. Знаю, что имеет в виду и что пытается сделать, но не могу сдержать боль от ее слов, опять вспоминая наш разговор, иду на поводу своих эмоций, великолепно понимая, что пожалею о своих словах.

– Наш ребёнок – не наказание, – рычу сквозь зубы, вспыхивая, как и она, хотя на это не должно быть причины.

Металл корыта плавится от моих рук, потому убираю их оттуда, только чтобы схватить ее и вытащить из ванны. Пытается ускользнуть, но она уже расплавила дно, бежать некуда. Вытаскиваю, ставлю на пол и сразу же отпускаю, позволяя ей отшатнуться назад и упереться спиной в стенку. Ее огонь гаснет, его как будто тушат собственные слезы, сотрясающие ее. Вина, боль, ненависть – все ее чувства ко мне, но они хотя бы снова есть.

– Он не наказание, – шепчет сквозь слёзы, прижимая руку к животу, защищая его от меня.

Ребёнка, которого, возможно, вообще на самом деле нет!

– А что тогда наказание? Чем я наказал тебя? – резко вдыхаю, стараясь сдержать злость, стряхивая с себя остатки подпаленной одежды.

Пенелопа вздрагивает всем телом, рыдания усиливаются, и она, сжав вторую руку в кулак, зажимает им себе рот. Ее плечи дрожат, такие хрупкие, она сама такая хрупкая, а я ломаю ее, использую, даже манипулирую ею. Больно! Но это не ее боль, и не моя, она наша. Закрываю глаза, делая шаг к ней, чтобы успокоить, но она пригибается и отходит к двери.

– Любить тебя – самое страшное наказание, – говорит, а затем уходит, закрыв за собой дверь.

Часть 29. Дорога к дому, проклятие семьи Аркас и надпись на спине

Пенелопа

Это ведь была шутка, или как иначе? Всего лишь способ перетянуть меня на свою сторону. Это не на самом деле, он просто дурачит меня! Думает, что обвел вокруг пальца? Нет, я просто так не поверю ему никогда! Не верю, ни капли ему не верю!

Сердце сжимается в груди, даже если больно, я должна так думать. Я должна их спасти любой ценой! Но что я могу? Что мы можем сделать? Мы проиграем в любом случае, Вальтер просто этого не знает. Каким бы не был итог, меня тоже убьют, потому что я тоже ведьма.

Подставляю лицо под теплые струи воды и медленно опускаю руку на живот. Там нет никаких изменений, да и не должно быть. Слишком мало времени прошло, только… Четыре недели? С выпускного прошло целых четыре недели? Так много? Что мне делать? А если он прав?

Руки начинают дрожать, и я убираю их от живота, запускаю пальцы в мокрые волосы и сжимаю их так, чтобы было больно, ведь боль отрезвляет. Однако в