Вершины и пропасти - Софья Валерьевна Ролдугина

разрушена, – вырвалось у неё беспомощное. – Это… это моя вина.

Прибавить «прости» она не сумела; не представляла, как такое можно простить.

– Теперь уже всё равно, – мягко ответил Сидше; потянулся к ней, прикрыв глаза, точно желая поцеловать снова, но Фог отпрянула, обхватив его лицо ладонями, и попыталась поймать взгляд, уловить то, что словами невыразимо. – Вот и снова ты отталкиваешь меня.

Ей стало больно.

– Неправда! – с жаром откликнулась она. Рассвет постепенно разгорался ярче, отбрасывая розовые блики, и потому казалось, что на скулах у Сидше пламенеют пятна лихорадочного румянца. – Перестань, ты же знаешь, что я… что я… – Она сглотнула. – До тебя я вообще не желала мужчин! Не знала даже, что это такое!

– А я не знаю, что могу тебе дать, кроме собственного тела, – улыбнулся он. Скользнул горячими ладонями ей по плечам, огладил спину, поясницу, вновь провёл вверх. Фог бросило в жар, и она бездумно облизнула губы. – Хотя я столько раз представлял себе… Ты бы, наверное, испугалась, если бы узнала, о чём я думаю.

На мгновение она зажмурилась, чтобы выжечь из-под век образ роя мотыльков на бледной коже, обвивающий спину, талию и уходящий вниз.

«Знал бы ты, о чём я сама думаю».

– Не испугалась бы! – ответила Фогарта вслух, и щёки у неё вспыхнули. – И… и я тоже разное представляю, но… но… – В горле пересохло, и слова разом куда-то подевались. – Но когда я просыпаюсь ночью, и мне страшно… или тревожно, или грустно, то я ищу твою руку, вот так! – Она крепко сжала его пальцы. – И становится хорошо уже оттого, что ты рядом. И я не могу отвести от тебя взгляд, и…

«И я бы вообще не выжила на юге, погибла бы ещё в Дабуре, если б не ты, если б не то, чему ты меня научил», – хотела сказать она, но внезапно кто-то рассмеялся совсем близко, и нежный смех, напоминающий звон хрустальных колокольчиков, прозвучал так жутко, что тело на мгновение одеревенело.

«Дуэса Шин-раг».

– Слова не женщины, но маленького ребёнка, – произнесла Дуэса, ступая на поляну из-под сени деревьев. Почти сразу следом показался Ниаллан, исхудавший за считаные дни; его седые волосы были всклокочены, аккуратная прежде бородка завивалась разом в две стороны, а глаза были выпучены, как у морской рыбы, вытащенной из глубины. – Ибо женщина внимательно слушает, что говорит мужчина, когда очерняет себя: как правило, он не лжёт, напротив, преуменьшает. Сидше и впрямь хорош в постели, но больше ни на что не годен. Возьми его как любовника – и испытаешь удовольствие; доверь ему дело – и непременно разочаруешься, потому что он поступит по-своему и в конечном итоге тебя предаст. Видишь ли, коварство в его крови.

Сундук, точно откликаясь на чувства хозяйки, полетел ближе, наполовину заслоняя её; Фог медленно поднялась, сжимая кулаки, и морт забурлила вокруг неё, взвилась бездымным пламенем. Сердце дёрнулось – и заколотилось где-то в горле.

Дуэса, улыбаясь, ждала ответа – дивная желтоглазая красавица с покатыми плечами, облачённая в многослойные полупрозрачные одежды цвета золота; силуэт тела угадывался под ними, но лишь настолько, чтобы взбудоражить воображение, не открыв притом лишнего. Её движения были плавными, речи – нежными и сладкими, а тёмные губы сулили удовольствие.

И всё же при взгляде на неё начинало мутить.

«Я и не представляла, – промелькнула мысль, – что можно кого-то ненавидеть так сильно, что даже страх пропадёт».

– Ваши слова безмерно радуют меня, Дуэса Шин-раг! Желая оскорбить, вы лишь превозносите человека: ведь если кто-то не может делать с вами одно дело, то он благороден духом и умеет отличать добро от зла, – упрямо вздёрнула подбородок Фогарта. И, подумав, добавила: – А вы – падшая женщина!

Голос у неё почти не дрожал, когда она говорила это.

– Как неласково! – притворно огорчилась Дуэса, всплеснув рукавами. – К чему столько злобы, милое дитя? Мы ведь делим одних и тех же мужчин, значит, у нас так много общего…

– Мы никого не делим хотя бы потому, что никто из них вам не принадлежит! – выпалила Фог – и заметила с радостью, как у Дуэсы дрогнули и опустились уголки губ.

«Значит, попала в цель, – пронеслось в голове. – Надо продолжать говорить – и стягивать морт. На моей стороне сила; на её – опыт. Значит, нужно больше силы».

– Ты упорствуешь в ненависти, хотя клялась, что будешь мне благодарна за помощь и совет, – с напускной печалью вздохнула Дуэса. Морт вокруг неё тоже колебалась, словно танцевали призрачные змеи. – И если я падшая, то Сидше – и вовсе гнилая грязь под ногами, потому что не счесть женщин, которых он ублажал. Пожалуй, ты верно поступила, когда не стала делить с ним ложе: и впрямь, можно запачкаться.

Первым порывом было отступить на шаг назад – и взять Сидше за руку, заставить разжать плотно стиснутый кулак, поднять голову, перестать прятать лицо…

– Но ведь первой испачкала меня ты, – внезапно произнёс он. – Странно, что ты забыла. Я думал, что киморты ничего не забывают.

– И «падшая женщина» – это не про разврат, который в постели, – добавила Фог с пламенеющими щеками, не столько для Дуэсы, сколько для него. – Это, скорее… как боги падают. А киморт перестаёт быть кимортом и становится существом, у которого есть сила, но нет ничего остального. И я правда благодарна вам за этот урок, Дуэса Шин-раг, – добавила она. – Так что имейте и вы смелость принять мою благодарность.

Слова были простыми; наивными даже, пожалуй. Но лицо у Дуэсы потемнело и поскучнело, а морт вокруг неё задрожала, расплываясь розовым маревом, и повеяло душной сладостью, как если бы из благоуханных лепестков отцветающей эрисеи сделали ядовитый дым.

– Ты юна и полна возвышенных стремлений, – произнесла Дуэса с обманчивой мягкостью. Фог напряглась, окутывая себя и Сидше морт, как доспехом. – Это выглядит прелестно, но глупо. Мне жаль даже, что я не успела позаботиться о тебе после Дабура и ты угодила в руки этим варварам… о, я бы сумела хорошо тебя воспитать; многому научить. А если бы вела себя послушно и достойно, то я бы даже позволила тебе познать некоторые маленькие женские удовольствия вместе с этим предателем и лжецом, которого ты так трогательно защищаешь… Но поздно жалеть о несбывшемся. Знаешь, что тебя ждёт, гордая дурочка? – понизила она голос. – Лишь печальная смерть и дурная слава. Когда я покончу с тобой, то вернусь в Шимру и скажу, что ты преследовала меня, желая сразиться из-за мужчины, и что именно из-за твоей силы пробудился разрушительный огонь под озером. Я приду к Великому Ишме;