Рота, подъем! - Александр Ханин

– Чеманов. Чмонов, ему надо дать фамилию, – начал возмущаться

Боров, как только дверь за дембелем закрылась и рота разошлась. – Я тут службу тащу, наряды, а он, чмо, уже домой уехал. Мне еще полгода задницу рвать.

– А ты бы выучился, и тебя бы тоже отпустили, – парировал я.

– Кто выучился? Я?! Оно мне надо?

– По-видимому, ты прав. Тебе оно явно не надо.

– Ты чего сказать хотел? – насупился сержант-механик.

– Что через полгода уйдем независимо от того, с высшим или без высшего, а пилить опилки не стоит.

– Какие опилки? Где я пилил опилки?

– Нда, Боров. Карнеги явно свои книги писал не для тебя. Не бери эти глупости в свою светлую голову, думай о прекрасном, то есть о дембеле.

В роту добавился один молодой солдат и несколько специалистов из ковровской учебки. Пара новых военнослужащих прибыли из третьей мотострелковой роты старшего лейтенанта Дрянькина. Последним, с задержкой в две недели, приехал Абрумян. Солдат из второго взвода.

– Как дела, ара?

– Все в порядке, товарищ гвардии сержант. Как у Вас дела, товарищ гвардии сержант?

– А чего ты к нему на Вы? – вмешался Тараман, который уже выяснил, что тяжеловесный ереванец Абрумян тоже грек.

– В учебке принято к сержанту на "вы" обращаться.

– Тут это не принято.

– Ну, он еще и мой сержант был. Из нашей роты.

– И как был?

– Зверь.

– Я был – зверь? – поразился я услышанному определению. – Мне всегда казалось, что я самый демократичный и… добрый сержант.

– Это Вы, ты-то добрый? А кто взвод заставлял песни петь? А кто заставлял ночью маршировать?

– Ну, порядок должен был быть…

– Никто не в обиде, но… все равно… Хотя я сейчас понимаю – в учебке по-другому нельзя.

– А чего ты позже всех приехал?

– Из-за суда. Меньшова посадили. Три года "дизеля".

– Три? Избил кого-то?

– Украл. Он с двумя узбеками из своего города решил обокрасть склад НЗ. Ночью пробрались на склад и в окно залезли. Понимаешь, че?

Украли пару бушлатов, ватные штаны и еще что-то из тряпок. А утром прапорщик пришел, увидел разбитое окно и вызвал караул.

– А ты тут при чем?

– Пост большой. Я с другой стороны поста стоял. А Шамамаев из первого взвода стоял там, около склада. Он потом на суде сказал, что сержант его запугал, и он его пропустил. Понимаешь, че? Ему год дизбата дали, этим двум по два года, а Меньшов три получил. Он же у вас, у тебя во взводе командиром отделения был?

– Был. Вот был чурка – чуркой и остался, хоть и русский.

Наверное, местная ментальность так сильно входит в проживающих в данной области, что становится неистребима в дальнейшем. Пошли, я тебя в книгу личного состава роты впишу.

Командир роты, решив, что мой слог и опыт могут избавить его от написания планов и политинформаций, после коротких переговоров, закрыл со мной джентльменское соглашение о том, что первую половину пятницы я занимаюсь ротной документацией в обмен на привилегию.

Привилегия заключалась в том, что в это время меня никто не трогает ни на какие работы обеспечения учебного процесса, наряды по роте и любые другие мероприятия, что меня совершенно устраивало. Так как рота была маленькая, а многие тексты переписывались из пустого в порожнее, то у меня оставалась масса времени, которое я проводил за чтением книг, не выходя из-за стола командира роты. Ротный всегда требовал четкого ответа на поставленный вопрос, даже не вдаваясь в смысл того, что ему отвечали.

– Ты чем занимался весь день? – регулярно приветствовал он меня, показывая рукой, что вставать я не обязан.

Сначала я, оторванный от чтения очередного литературного произведения, вспоминал, чем же я действительно занимался последние пять-шесть часов. Придумывал сложносочиненные предложения, которые надоедали ротному еще в их первой трети, а после понял, что реальная суть всего времяпровождения его не интересует.

Командир парировал мою чушь фразой типа:

– И не строй из себя то, что ты есть на самом деле, – и шел дальше. Для него было главное, чтобы поставленная задача выполнялась к моменту возникновения стандартного вопроса. Тогда я перестал напрягаться с враньем, а отвечал прямо:

– Сегодня… в общем-то, как всегда, ничем. План мероприятий с личным составом роты на столе.

Ротный, кивая на ходу, ничего не отвечал и входил в ротную канцелярию, удовлетворенный полученным ответом.

Вместе с новыми солдатами в роте появился командир четвертого пулеметного взвода старший прапорщик Змеев. Прапорщик обладал внушительной внешностью и глубоким, низким голосом. Из собранных солдатских сведений выяснилось, что долгое время прапорщик служил в группе западных войск в Германии, был там абсолютным чемпионом по дзюдо и вольной борьбе, являясь мастером спорта по обоим видам спорта, а также имел в составе семьи шестнадцатилетнюю дочь.

Девчонка была красивой, и солдаты старались по очереди отнести что-то домой прапорщику, чтобы поглазеть на нее, очень расстраиваясь, когда дверь открывал сам взводный или его жена. Из-за того, что старший прапорщик любил повторять, что он нам "как отец родной", его окрестили "батя", но это прозвище долго не удержалось.

По утрам рота лучше просыпалась и вставала под музыку и обязательный мультфильм, введенный первым телевизионным каналом в утренние передачи, и дежурный по роте после слов "Рота, подъем!", включал телевизор. Мультфильм про дракончика Шушу, показанный несколько раз подряд, сделал свое дело, и прапорщика Змеева за глаза начали по-доброму называть именем положительного дракончика.

Гераничев, уже имевший плотно приклеившуюся к нему кличку Гера, старался достать меня, чем только можно, начиная от простых бессмысленных придирок до заставления выучивания устава, и получил дополнительную кличку "брат" или "братан".

– Какой он мне нафиг братан? – бурчал я Абдусаматову. – Таких братанов мочат в сортире.

– Он тебя любит как брат родной.

– Пусть он лучше жену любит, а не меня. А то, дурак, поставит койку в канцелярии и вместо того, чтобы к жене уехать, объясняет мне насколько радостно надо приветствовать своего командира в момент его появления. А в роте, извини, не май месяц. В тапочках замерзнуть можно. И вечно бред какой-нибудь несет типа: "Что я вам должен здесь все разжевать по полочкам?"

Последнюю фразу узбек явно не смог переварить и не понимал, чем она отличается от обычных армейских фраз, поэтому переключил тему:

– Не вспоминай его лучше. Вот накаркаешь, придет снова раньше времени.

Пришел не взводный, пришел ротный. Вошел в канцелярию, где я, делая вид, что очень занят, придерживая в правой руке шариковую ручку над исписанным листком бумаги, читал книгу, прижимая ее животом к краю стола.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});