Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону - Виктор Васильевич Петелин

который готов управлять страной.

Обер-гофмейстер граф Румянцев тоже задавался этим злободневным вопросом. Но ответ легко дал обер-церемониймейстер граф Федор Головкин:

– Вы хорошо, граф, знаете жизнь великого князя Павла Петровича при Екатерине, у него был свой двор, свои придворные, Павловск, Гатчина, он полтора года на всем готовом путешествует по свету, смотрит, наблюдает, высказывает то, что в России не дозволено, живет своей семьей, Мария Федоровна рожает одного за другим то сыновей, то дочерей. А что имеет великий князь Александр Павлович? 500 тысяч рублей в год, а Елизавете Алексеевне положено 150 тысяч рублей. Он имеет свой собственный придворный штат, свой стол, свою конюшню и за все это должен был платить сам. Он – шеф 2-го гвардейского полка, генерал-инспектор, председатель Военного и Морского департаментов, высший начальник Государственной полиции и первоприсутствующий в Сенате. Казалось бы, много власти, а власти нет. Он не может никого ни назначать, ни увольнять, не может подписывать от своего имени без особого разрешения, которое не имеет даже права испрашивать. Питомец и жертва гатчинцев, его или бранят, или вовсе не замечают. А работает, как нынешний полковник, с утра до вечера. Он доходит до изнеможения, а рядом с ним – одна из прекраснейших женщин на свете, цесаревна Елизавета Алексеевна, ждет его внимания, бездетная. Может быть, граф, император вспомнил, как он, полный сил и нетерпения взяться за дело, обижался на свою матушку, отстранившую его от тяжести административного управления… Не знаю, не знаю, но грустно смотреть на наследника престола, который до изнеможения учит параграфы военных уставов и пытается внушить эти параграфы своим подчиненным. Великому князю предстоит занять трон русских самодержцев, а сейчас он представляет собой лишь чучело, посаженное для торжества других и без пользы для себя. Ему пора бы воспользоваться умом, коим он одарен от природы, проявить бы свойственную ему смелость и заняться бы не мелочами военного муштрования, а важнейшими вопросами администрации, что дало бы ему возможность, не нарушая почтительности сына и верности подданного, приобрести значение и заслужить уважение императора. Сколько раз я видел, граф, как император грубо обращался с наследником, а сердце юного великого князя не привыкло к такому обращению, Екатерина II была с ним ласкова, почтительна, ведь всем известно, что именно его она хотела в первую очередь сделать императором. Вот, граф, о чем сейчас должен думать император Павел I, о своем наследнике, о своем семействе.

27 сентября 1797 года великий князь Александр Павлович писал своему учителю Лагарпу:

«Вам известны различные злоупотребления, царившие при покойной императрице. Они лишь увеличивались по мере того, как ее здоровье и силы, нравственные и физические, стали слабеть. Наконец в минувшем ноябре она покончила свое земное поприще. Я не буду распространяться о всеобщей скорби и сожалениях, вызванных ее кончиной и которые, к несчастью, усиливаются теперь ежедневно. Мой отец по вступлении на престол захотел преобразовать все решительно. Его первые шаги были блестящими, но последующие события не соответствовали им. Все сразу перевернуто вверх дном, и потому беспорядок, господствовавший в делах и без того в слишком сильной степени, лишь увеличился еще более.

Военные почти все время теряют исключительно на парадах. Во всем прочем решительно нет никакого строго определенного плана. Сегодня приказываю то, что через месяц будет уже отменено. Доводов никаких не допускается, разве уж тогда, когда все зло совершилось. Наконец, чтоб сказать одним словом – благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая все творит шиворот-навыворот. Невозможно перечислить все те безрассудства, которые были совершены; прибавьте к этому строгость, лишенную малейшей справедливости, большую долю пристрастия и полнейшую неопытность в делах. Выбор исполнителей основан на фаворитизме; достоинства здесь ни при чем. Одним словом, мое несчастное отечество находится в положении, не поддающемся описанию.

Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и личное благосостояние уничтожены. Вот картина современной России, и судите, насколько должно страдать мое сердце. Я сам, привлеченный ко всем мелочам военной службы, теряя все свое время на выполнение обязанностей унтер-офицера, решительно не имея никакой возможности отдаться занятию науками, являвшемуся моим любимым занятием, я сам сделался теперь самым несчастным человеком.

Вам уже давно известны мои мысли, клонившиеся к тому, чтобы покинуть свою родину. В настоящее время я не предвижу ни малейшей возможности к приведению их в исполнение, а затем и несчастное положение моего отечества заставило меня придать своим мыслям иное направление. Мне думалось, что если когда-либо придет и мой черед царствовать, то вместо добровольного изгнания себя я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкой в руках каких-либо безумцев. Это заставило меня передумать о многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законною властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена, и нация имела бы своих представителей. Вот в чем заключается моя мысль.

Я поделился ею с людьми просвещенными, со своей стороны много думавшими об этом. Всего-навсего нас только четверо, а именно Новосильцев, граф Строганов, молодой князь Чарторижский, мой адъютант, выдающийся молодой человек, и я.

Мы намереваемся в настоящее царствование поручить перевести на русский язык столько полезных книг, сколько только окажется возможным, но мы выпустим лишь те из них, печатание которых может быть разрешено, а остальные прибережем для будущего, чтобы таким образом, по мере возможности, положить начало распространению знания и просвещения умов. Но когда же придет и мой черед, тогда нужно будет стараться, само собой разумеется, постепенно образовать народное представительство, которое, должным образом руководимое, составило бы свободную конституцию. После чего моя власть совершенно прекратилась бы, и я, если бы Провидение благословило нашу работу, удалился бы в какой-нибудь уголок и жил бы там счастливый и довольный, видя процветание своего отечества и наслаждаясь им.

Вот каковы мои мысли, мой дорогой друг… Дай только Бог, чтобы мы когда-либо могли достигнуть нашей цели даровать России свободу и предохранить ее от поползновений деспотизма и тирании. Вот мое единственное желание, и я охотно посвящаю все свои труды и всю свою жизнь этой цели, столь дорогой для меня».

1 января 1798 года император Павел I на торжественных празднествах появился «в короне, в суперверсе и в императорской мантии». Этот год был весьма богат на великое множество самых разнообразных событий. Его императорское величество, довольное тем, что барон Аракчеев и великий князь Александр Павлович не покладая рук работают на Отечество,