Почти как люди - Клиффорд Саймак

Я продолжал сидеть за столом, пытаясь найти этому запаху какое-нибудь определение, придумать, с чем его можно сравнить. Но безуспешно, потому что, хоть тресни, я никак не мог припомнить сам запах. Но тем не менее я был глубоко убежден, что, почувствуй я этот запах еще раз, я его обязательно узнаю.

Я встал и побрел к столу Джой. Когда я подошел к ней, она бросила печатать. Подняв голову, она взглянула на меня, и глаза ее так блестели, словно она едва сдерживала слезы.

— В чем дело? — спросил я.

— Ах, Паркер, — проговорила она. — Ну какие же это несчастные люди! Просто сердце разрывается.

— Что это за несчастные… — начал было я, но тут же сообразил, что могло с ней произойти.

— Каким образом к тебе попало это дело? — спросил я.

— Они пришли к Дау, — объяснила она. — А его не было. И все остальные были очень заняты. Поэтому Гэвин привел их ко мне.

— Я собирался заняться этим сам, — сказал я. — Дау попросил меня, и я согласился. А потом началась эта кутерьма с «Франклином», и я обо всем забыл. Однако мне казалось, что должен был прийти только один человек. А ты говоришь о нескольких…

— Он привел с собой жену и детей, и они сели в кружок и уставились на меня большими серьезными глазами. Они рассказали, как продали свой дом — семья росла, и в нем стало тесновато, — а теперь не могут найти другой. Через день-два они уже должны выехать из своего дома, и им совершенно некуда приткнуться. Вот так и сидят они, выкладывают свои горести и смотрят на тебя с надеждой. Точно ты Дед Мороз, или добрая фея, или еще кто-нибудь из этой компании. Точно у тебя в руке не карандаш, а волшебная палочка. Точно они уверены, что ты вмиг можешь решить все их проблемы и навести полный порядок. У людей странное представление о газетах, Паркер. Им кажется, что мы волшебники. Им кажется, что, как только их история будет напечатана в газете, все изменится к лучшему. Им кажется, что мы можем творить чудеса. А ты сидишь, смотришь на них, а про себя думаешь, что ничегошеньки-то ты не можешь.

— Все понятно, — произнес я. — Только не принимай это близко к сердцу. Ты не имеешь права распускаться. Тебе следует быть потверже.

— Паркер, — попросила она, — убирайся отсюда, мне нужно кончить статью. Гэвин уже минут десять мечет икру.

Это было сказано совершенно искренне. Она действительно хотела от меня избавиться, чтобы получить возможность спокойно выплакаться.

— О'кей, — согласился я. — До вечера.

Вернувшись к своему столу, я спрятал статьи, которые написал утром. Потом надел шляпу и пальто и отправился промочить горло.

Глава 7

Эд в полном одиночестве стоял за стойкой, положив на нее локти и поддерживая руками голову. Вид у него был не блестящий. Я влез на табурет и выложил пять долларов.

— Налей-ка мне, Эд, стаканчик. Да побыстрее, — сказал я. — Душа требует.

— Придержи свои деньги, — прохрипел он. — Я угощаю.

Я чуть не свалился с табурета. Такого за ним никогда не водилось.

— Ты что, спятил? — спросил я.

— Ничуть не бывало, — ответил Эд, доставая виски моей марки. — Я сворачиваю дело. Вот и угощаю своих старых верных клиентов, когда кто-нибудь из них заглядывает ко мне.

— Стало быть, уже сколотил состояние, — заметил я, не придав значения его словам: у парня что ни слово, то острота, скажет что угодно, лишь бы схохмить.

— Мне отказали в аренде помещения, — сообщил он.

— Что ж, хорошего мало, — посочувствовал я. — Но ведь наверняка можно найти дюжину других помещений прямо здесь по соседству.

Эд скорбно покачал головой.

— Моя песенка спета, — сказал он. — Идти мне некуда. Где только я не спрашивал. Если хочешь знать мое мнение, Паркер, у нас не муниципалитет, а вонючее болото. Кому-то приглянулась моя лицензия. И кто-то хорошо подмазал кое-кого из членов городского совета.

Он налил виски и подвинул ко мне стакан.

Он налил и себе тоже, а такого не позволяет себе ни один бармен. Сразу было видно, что ему теперь хоть трава не расти.

— Двадцать восемь лет, — сокрушенно проговорил он. — Вот сколько я здесь проработал. У меня в заведении всегда было очень прилично. Ты ведь не дашь соврать, Паркер. Ты же был постоянным клиентом. Сам знаешь, как у меня тут было. Никакого хулиганья, никаких женщин. И ты, верно, не раз видел у меня полицейских, как они сидели тут рядком и пили за счет заведения.

Я полностью с ним согласился. Все это была святая правда.

— Я знаю, Эд, — сказал я. — Ей-богу, ума не приложу, как наша банда будет выпускать газету, если ты закроешь бар. Ребятам некуда будет забежать, чтобы промыть мозги от всякой дряни. На добрых восемь кварталов нет больше ни одного бара.

— Не знаю, что и делать, — продолжал он. — Я еще слишком молод, чтобы не работать, да и нет у меня ни гроша. Мне нужно зарабатывать себе на жизнь. Я, конечно, могу работать на кого-нибудь. Почти в каждом баре города найдется для меня местечко. Но я ведь всегда был хозяином, а тут уж пришлось бы привыкать к другому раскладу. Честно тебе скажу, для меня это было бы трудновато.

— Какое безобразие! — возмутился я.

— Я и «Франклин», — продолжал он. — Мы уйдем вместе. Я только что прочел об этом в газете. В твоей статье. Да, без «Франклина» город будет уже не тот.

Я заверил его, что и без него город уже не будет прежним, и он налил мне еще.

Он все стоял, а я сидел, и мы долго еще толковали об этом — о закрытии «Франклина», об аренде, в которой ему отказали, — не в силах понять, ни он, ни я, куда катится этот окаянный мир. Я попытался всучить ему деньги. Я убеждал его, что, даже закрывая бар, он не имеет права задарма разбазаривать свои напитки, на что он ответил, что достаточно заработал на мне за последние шесть или семь лет и может позволить себе один разок напоить меня бесплатно.

Подошли еще какие-то люди, и Эд отправился их обслуживать. Поскольку это были чужие, а может, просто заходили сюда только от случая к случаю, Эд взял с них деньги. Он выбил в кассе чек, отсчитал сдачу и вернулся ко мне.

И мы вновь принялись обсуждать создавшееся положение, без конца повторяясь и не замечая ничего вокруг.

Я выбрался оттуда только после двух.

Расчувствовавшись, я пообещал Эду, что до того, как он закроет бар, я обязательно загляну к нему поболтать напоследок.

Если учесть, сколько я влил в себя, мне полагалось быть мертвецки пьяным. Но я был трезв как стеклышко. Только страшно подавлен.

Я пошел было в редакцию, но на полпути решил, что идти мне туда незачем. До конца работы оставался какой-нибудь час, а то и меньше, и в это время дня, когда основной материал уже сдан в производство, делать мне там было нечего. Я мог, правда, написать парочку статей, но для этого у меня не было настроения. И я решил поехать домой. Сегодня уж я побездельничаю, а статьи напишу в субботу или в воскресенье.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});