Белый вождь. Отважная охотница. - Майн Рид

мной обходились вежливо. Во-вторых…

Скваттер снова перебил меня грубым ругательством.

— Еще чего! — рявкнул он. — Говоришь о вежливости, а сам прыгаешь на лошади через чужую ограду и въезжаешь во всю прыть чуть ли не в самый дом! Запомни, мистер Золотые Пуговицы, что я не позволю ни одному человеку — будь то белый, черный или индеец — врываться на мой участок без разрешения. Понял?

— На ваш участок? А вы уверены, что он ваш?

Скваттер побагровел — может быть, от ярости, но к ней явно примешивалось еще какое-то чувство.

— Не мой участок! — загремел он, уснащая свои слова проклятием. — Не мой участок! Покажите мне человека, который так говорит! Покажите его мне, и, клянусь всевышним, он больше этого не скажет!

— Вы его купили?

— А тебе какое дело? Я его обработал, и этого вполне достаточно. Лопни мои глаза, если он не останется моим навсегда. А какое тебе дело до моего участка?

— Вот какое, — сказал я, вынимая из седельной сумки документы и стараясь быть спокойным. — Видите ли, мистер Холт, ваш дом стоит на участке № 9, который я купил у правительства Соединенных Штатов. Поэтому вы должны мне сообщить, собираетесь ли вы использовать преимущественное право покупки занятой вами земли или же передадите ее мне. Вот документы. Можете с ними ознакомиться.

— Я так и думал, что ты явился сюда по этому делу! — зарычал он. — Так и думал! Зря старался — ни черта ты не получишь. Плевал я на твои документы! Плевал я на всякие преимущественные права! Все они не стоят вон того пустого початка. У меня есть свои «преимущественные права» на землю. Я сейчас покажу их тебе и посмотрю, как они тебе понравятся.

С этими словами Холт повернулся и исчез в хижине.

«Так, значит, у него есть документы и он является законным владельцем этой земли? — подумал я. — Неужели он купил ее? Если это так…»

Тут мои размышления были прерваны появлением скваттера. Но вместо бумаг, которые я ожидал увидеть, он держал в руках длинное ружье.

— Ну-с, мистер Выгоняло, — проговорил он победоносно и полным сарказма тоном, угрожающе приподняв свое оружие, — вот мои документы. Мое «преимущественное право» — это право ружья. Думаю, тебе достаточно ясно, что я имею в виду, а?

— Нет, не ясно, — ответил я решительно.

— Не ясно? Вот что, незнакомец! Я говорю совершенно серьезно. Посмотри мне в глаза, и ты увидишь, что я не шучу. Если ты не уберешься немедленно, ты живым отсюда не уйдешь. Видишь этот пень? Тень от него идет к дому. В ту минуту, когда она доползет до стены, я застрелю тебя, не будь я Хик Холт. Помни, я тебя предупредил!

— А я предупреждаю вас, мистер Холт, что буду защищаться. Если вы промахнетесь…

— Промахнусь? — прервал он меня и презрительно повел плечом. — Промахнусь, дурень? Ну, об этом я не беспокоюсь!

— Если вы промахнетесь, — продолжал я, не обращая внимания на его слова, — я вас не пощажу. Вы собираетесь подло, как трус, воспользоваться первым выстрелом, но имейте в виду, что в случае промаха я сам вас застрелю, и суд меня оправдает, так как я сделаю это, защищая свою жизнь. Если вы выстрелите, я выстрелю тоже. Берегитесь — я не щажу трусов.

— Трусов? — взревел гигант. — А если я не промахнусь? — продолжал он с многозначительной, полной презрения усмешкой, означавшей, что он всегда попадает в цель. — А что, если я не промахнусь, мистер Хлопушка?

— А вдруг промахнетесь? Не будьте слишком уверены в том, что попадете наверняка. В меня не раз уже стреляли.

— После моего выстрела никому не придется стрелять в тебя.

— И все-таки я рискну остаться здесь. Если даже вы меня убьете, вы ничего этим не выиграете. Имейте в виду, любезнейший, мы с вами не деремся на дуэли. Если вы меня застрелите, вас покарает закон.

Мне показалось, что мои слова произвели некоторое впечатление на скваттера. Видя, что он молчит, я продолжал тем же решительным тоном:

— Если мне суждено погибнуть от вашей руки, помните, что у меня есть друзья, которые заинтересуются обстоятельствами моей смерти и начнут расследовать их. Если я убью вас, защищаясь, суд меня оправдает. Если же вы убьете меня, ваш поступок расценят иначе. Это будет преднамеренное убийство!

Последнее слово я произнес особенно многозначительно. На лице скваттера отразилось некоторое волнение, и мне даже показалось, что он задрожал и слегка побледнел. Дрогнувшим голосом он ответил:

— Преднамеренное убийство? Нет, нет! Я же тебя предостерег. У тебя еще есть время спасти свою шкуру. Убирайся с моей вырубки, и я тебя не трону.

— Я не уйду отсюда до тех пор, пока вы не признаете моих прав на этот участок.

— В таком случае, ты отсюда живым не уйдешь.

— Значит, вы решили стать убийцей?

Я снова подчеркнул последнее слово и увидел, что оно произвело необычайное впечатление. Испугался ли он последствий или в его душе еще тлела искра человечности, а может быть — что, впрочем, было мало вероятно, — он устыдился своего недостойного поведения? Трудно сказать, почему, но после моих слов скваттер, казалось, немного присмирел.

— Убийца! — повторил он после небольшого раздумья. — Нет, нет, я не убийца! И без того уже плохо, когда тебя обвиняют в преступлении, в котором ты не повинен. Я не собираюсь совершать убийство, но теперь я тебе уже не позволю уйти отсюда. Минуту назад я этого хотел, но ты сам потерял шанс на спасение, назвав меня трусом. Нет, ты должен умереть. Готовься к смерти. Я тебе покажу труса!

— Конечно, трус!

— В чем же моя трусость?

— В вашем ничем не оправданном нападении на меня,