Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1 - Семен Бабаевский

— Скажи, так и буду знать, — не спеша ответил Нестор, сворачивая цигарку.

— Так вот смотри сюда, — сказал Прохор, показывай возчику чертежи. — Под номером сорок семь сбросишь возле Яценкового сарая, только не по сю его сторону, а по ту, — вот эта точечка. Под номером сорок восемь отвезешь к мальцевскому двору, — вот этот кружочек, наискось от калитки. А под номером сорок девять положи на углу, где стоит курничок. Понятно?

— Не заблудюсь, не бойся, — ответил Нестор.

— Повтори!

— Значит, так: сарай, мальцевский двор и курник.

— Правильно! — сказал Прохор и обратился к Лене: — Елена, ты будешь чашки накручивать?

— Как видите.

— А кто ямки выроет?

— Почем же я знаю, — ответила Лена.

— И где запропал Грицько с хлопцами? — Прохор горестно махнул рукой. — То ж его улица.

— Прохор, а я знаю, где Грицько, — сказал Нестор. — Он ушел до кочубеевских амбаров.

— Эх ты, горе! Возьми, Нестор, лопаты, а землекопов я пришлю.

Первый столб, как и наказывал Прохор, был сброшен возле Яценкового сарая. Нестор уехал дальше, а Лена отвязала два изолятора и стала привинчивать их на крючья. Она впервые без помощи Виктора занималась этим делом. Ей хотелось, чтобы чашечка не косилась, села на крюк плотно и разрезом именно в ту сторону, в какую нужно, но добиться этого было не легко. Или фарфор был уж очень скользкий, или руки у нее дрожали, но чашечка никак не хотела повиноваться и два раза выскакивала из пальцев. К тому же резьба оказалась слабой, и от этого навинченная чашечка сидела несколько боком. А тут еще, как на беду, подъехали Виктор и Сергей. Лена волновалась, но работу не бросала, а только покраснела до слез, еще ниже склонилась над столбом и, конечно же, не видела, с какой приветливой улыбкой посмотрел на нее Ванюша.

— Ну, Коломейцева, как идет практика? — спросил Виктор.

— Хорошо, — глухо ответила Лена.

— А почему косит изолятор? — спросил Сергей.

— Ну, это не беда! — сказал Виктор и подсел к Лене. — Возьми кусочек пакли. Давай помогу.

— Нет, нет, я сама!

— И в самом деле, Виктор, — сказал Сергей, — не будем мешать. Зайдем на минутку к нашим. Ванюша, ты потом подъедешь.

Ванюше показалось, что он ослышался, и он нарочно переспросил, куда нужно было подъехать. А когда Сергей и Виктор направились в переулок, Ванюша осторожно подошел к Лене и долго смотрел на ее проворные руки.

— А ты чего остался? — не подымая головы, спросила Лена.

— Лена, да ведь это же я, Ванюша, шофер райисполкома.

— Вижу, — сказала Лена, не отрываясь от дела.

— Помнишь, как мы ночевали у вашей мамаши?

— Понравилось? — Лена поправила рукой спадавшие на лоб кудри. — Приезжайте еще!

— Да мы с Сергеем Тимофеевичем были у вашей мамаши, а только никого там не застали.

— Были у матери и никого не застали? Смешно!

Ванюше сделалось жарко. Он снял шапку и пригладил ладонью белую чуприну.

— Лена, а тебя там не было, а мне так хотелось с тобой повстречаться.

— Это зачем же?

— А так, запросто.

Лена удивленно подняла голову, и этот ее строгий взгляд, и ее румяное лицо показались Ванюше такими красивыми, что он уже не мог устоять и присел на столб.

— Лена, в тот вечер…

Ванюша не договорил. Лена вдруг рассмеялась и так радостно, что и ее смех, и белые зубы, и голубые с крапинками глаза были Ванюше до того приятными, что он, и сам не зная отчего, тоже рассмеялся.

— Ванюша, — сказала она ласково, — ты не вспоминай тот вечер. Он давно прошел и уже никогда не вернется, а лучше помоги мне.

— Леночка! — Ванюша вскочил. — Приказывай все, что хочешь, — вмиг сделаю! Да если ты только скажешь.

— А Сергей? Скоро тебе нужно ехать.

— Теперь все обождет! И Сергей Тимофеевич, и все на свете! Раз я решился.

— На что же ты решился? — при этом Лена так улыбнулась, что у Ванюши потемнело в глазах.

— На то я решился, на то… — Ванюша тяжело вздохнул. — На все я решился, потому как люблю тебя, Лена!

— Меня? Так я же замужем была! Разве ты не знаешь?

— Ничего мне не надо знать, ежели ты мне по душе.

— Ва-ню-ша! Ой, какой ты страшный!

— Сам я теперь не свой, вот и страшный! Лена, говори, что мне делать?

— Помоги яму вырыть.

— Хоть десять! — Ванюша ударил шапкой о землю, снял пояс, засучил рукава. — Давай лопату! Где рыть?

— Милый Ванюша! Ты не страшный, а очень славный.

Ванюша вонзил острие лопаты в землю, наступил ногой и уже ничего не слышал.

Прошла неделя, и по Усть-Невинской поднялись, как лес, столбы, отсвечивая на солнце белыми серьгами изоляторов. Вид станицы как-то сразу изменился. От непривычки и улицы казались шире, и дома выше, и изгороди исправней. Будто б все оставалось прежним: и деревья, как и во всякую весну, дружно покрывались зеленью, а только вдоль садов возвышались столбы, и на них то там, то здесь карабкались электрики, уже натягивая провода; и яблони, как всегда зацвели буйным цветом, а только на фоне этой пышной белизны величественно рисовались все те же столбы. На площади они описали размашистый круг и разбежались; одни по улицам, другие вдоль реки, третьи к амбарам и на колхозные дворы, а самая длинная цепь, обогнув Верблюд-гору, протянулась к саманному домику птицеводческой фермы.

А курам в это время не было решительно никакого дела до того, подошли на птичник столбы или не подошли: они встречали весну таким крикливым кудахтаньем, что оно было слышно в самых отдаленных уголках станицы. В курятник, где ярусами вдоль стены, точно ложи в театре, висели плетенные из соломы гнезда, набилось столько хлопотливых несушек, что там образовался настоящий куриный базар. «Я-я несу яйцо! Я-я несу яйцо! А я уже снесла! А я уже снесла!» — разносилось на все голоса.

Петухи тоже были небезучастны: одни стояли у порога, другие взбирались на крышу и, поднимая головы, кричали изо всей силы:

«А что там за шум! А-а! Мы знаем, что там за шум! А-а! Мы знаем, почему все разом кричите!»

Молодой, зимней выводки петушок с острым, еще не вполне оформившимся гребешком и куцым хвостом молодцевато взлетел на крышу невысокого сарайчика и, топча солому длинными, еще без крючковатых шпор ногами, кричал что есть мочи: «Ага! Я же вам говорил, что пришла весна!»

— Ой, какой же крикун! — сказала Ирина, глядя на молодого петуха. — Все орут — и он туда же!

Ирина вошла в птичник. Длинное и низкое помещение с широкими на юг окнами было залито солнцем. Свет падал полосами, и куры, сбившись у гнезд, казались не белыми, а с зеленоватым отливом на спинках и на шеях. Над головой у нее с паническим криком пролетела курица. Ирина подошла к гнезду. В нем лежала белая горка яиц, — видимо, в этот день побывала здесь не одна несушка. Ирина подоткнула фартук и осторожно начала брать яйца. В другом конце птичника Марфа Игнатьевна тоже выбирала яйца и складывала их в корзину, надписывая на каждом дату и порядковый номер.

— Иринушка! — крикнула мать. — Не приезжал Сережа?

— Обещал, а почему-то нету.

— Ну, приедет, ежели обещал! Дорога теперь у него одна, да к тому еще и знакомая.

Вот уже прошел месяц, как Ирина считалась невестой Сергея, приближалось и время, когда она станет его женой. Все эти дни, занималась ли она с Виктором или была занята каким делом, находилась ли одна или в компании, мысленно она постоянно была с Сергеем.

Постепенно, сама того не замечая, Ирина научилась понимать Сергея с полуслова, умела по взгляду, по одной лишь улыбке или по движению его широких бровей узнавать, чем он взволнован или обрадован. И, может быть, потому, что Ирина так часто и подолгу думала о нем, в ней произошли любопытные перемены: она жила теми же интересами и заботами, какими жил Сергей, и это ее радовало.

Если Сергею хотелось, чтобы как можно быстрее был завершен в районе сев, то такое же желание возникало и у нее, и она, сочувствуя ему, говорила: «Сережа, а ты дай указания председателям, чтобы они поторопились». Как-то раз Сергей в разговоре с ней похвалил Стефана Петровича Рагулина, — и Ирина согласилась с ним, что лучшего председателя колхоза нельзя найти во всем районе. Сергей пожаловался ей, что не любит сидеть на слишком затянувшихся заседаниях, — и Ирина уже считала, что нужно проводить заседания короткие. Из-за Сергея Ирина поссорилась с Анфисой.

Случилось это в тот день, когда по просьбе Ниловны Анфиса и Семен пришли на птичник проведать свою будущую родственницу. Ирина встретила гостей радостно, пригласила в хату, усадила за стол и накормила обедом. Семен был в черной, из мелкого курпея, кубанке, которую купил на базаре, и в этом наряде «под казака» он был смешным, не таким, каким встретила его Ирина на полустанке.

— Семен, это ты что же — в казаки приписался? — спросила Ирина.