Огнем и мечом (пер. Владимир Высоцкий) - Генрик Сенкевич

К Бурлаю прибыли гонцы от Хмельницкого с вестью, что началась война, и с приказом всем полякам идти на Волынь. Бурлай уже давно хотел идти на Бар и только ждал татар, так как под Баром дела восставших шли не очень удачно. Ланцкоронский разгромил значительные отряды мятежников, взял город и в замке поставил гарнизон. Там на поле брани пало несколько тысяч казаков, и за них-то и хотел старый Бурлай отомстить или по крайней мере отнять замок.

Куна, однако, говорил, что последние приказы Хмельницкого относительно движения на Волынь помешали осуществить этот план и что теперь казаки не будут осаждать Бар, разве что очень будут на этом настаивать татары.

— А что, пане Володыевский, — говорил на следующий день Заглоба, — перед нами Бар, и я мог бы второй раз спрятать там княжну, но черт его возьми! Теперь я уже не верю ни Бару, ни какой другой крепости с тех пор, как оказалось, что у неприятеля больше пушек, чем в наших войсках. Меня все же очень беспокоит, что около нас собираются тучи.

— Не только собираются тучи, — ответил рыцарь, — но вслед за нами несется буря — татары и Бурлай, который, если он нас догонит, будет очень удивлен, что мы едем не в Киев, а в противоположную сторону.

— И он готов указать нам иную дорогу. Пусть же сначала черт ему покажет, по какой дороге можно скорее всего попасть в ад! Пан Михал, условимся так: я буду за всех вас действовать с запорожцами и чернью, а с татарами — вы.

— Вам, конечно, легче будет с казаками, которые принимают нас за своих, — ответил рыцарь. — Что же касается татар, то единственный теперь совет — убегать как можно скорее, чтобы, пока еще есть время, ускользнуть из западни. Лошади у нас хорошие, но, если что случится, купим еще по дороге, чтобы были свежие.

— На это хватит кошелька Лонгина Подбипенты, а если не хватит, то возьмем у Жендзяна те деньги, которые дал ему Бурлай, а теперь вперед.

И они ехали еще скорее, так что бока лошадей покрылись пеной, которая, точно нежные хлопья, падала на траву. Проехали Дерлу и Лядаву. В Барке Володыевский купил новых лошадей, но не оставил старых, которых получил в дар от Бурлая, так как они были очень хорошей породы. Теперь они все более и более сокращали время на отдых и ночлег. Здоровье всех было в отличном состоянии, и даже княжна, хотя и утомленная дорогой, чувствовала, что у нее с каждым днем прибывают силы. В яре она вела замкнутую жизнь и почти не выходила из своей золоченой комнаты, не желая встречаться с бесстыдной Горпиной и слушать ее разговоры и уговоры, — теперь же свежий степной воздух вернул ей здоровье. Щеки ее зарумянились, и хотя лицо ее покрылось загаром, но зато в глазах появился блеск, и когда по временам ветер развевал ее волосы, можно было подумать, что это цыганка или прелестная колдунья, или цыганская королевна едет по степи, и перед нею цветы, а за нею рыцари.

Пан Володыевский мало-помалу освоился с ее необыкновенной красотой, а так как путешествие их сближало, он постепенно привык к ней. Он стал опять весел, разговорчив, и часто, едучи возле нее, рассказывал о Лубнах, особенно о своей дружбе со Скшетуским, так как заметил, что она с удовольствием слушает это, иногда же дразнил ее, говоря:

— Я - друг Богуна и везу вас к нему.

А она точно от страха складывала с умоляющим видом руки и сладостным голосом просила:

— Не делайте этого, милый рыцарь, лучше сразу отрубите мне голову.

— О нет, нельзя! Я сделаю так, как сказал, — отвечал свирепый рыцарь.

— Рубите! — повторила княжна, закрывая свои прелестные глаза и протягивая к нему шею.

В такие минуты у маленького рыцаря по спине пробегали мурашки. "Эта девушка ударяет мне в голову, как вино, — думал он, — но я не упьюсь им, оно чужое". И честный пан Михал только вздрагивал и отъезжал в сторону. Но лишь только рыцарь погружался с конем в высокие травы, тотчас мурашки исчезали и все его внимание обращалось на дорогу: безопасна ли она, и не предстоит ли какого-нибудь приключения. Тогда он подымался на стременах, присматривался и прислушивался, как татарин, который в Диких Полях рыщет среди бурьяна.

Заглоба был в самом веселом настроении.

— Теперь нам легче удирать, — говорил он, — чем тогда, около Каганлыка, когда мы должны были бежать пешком, как собаки, высунув язык. У меня тогда так высох язык, что я мог бы им строгать дерево, а нынче, слава богу, и отдыхаем ночью, и есть чем горло промочить.

— А помните, как вы меня на руках переносили через воду? — спросила Елена.

— Даст бог, и ты дождешься того, что будешь носить кого-нибудь на руках! Об этом позаботится Скшетуский.

Жендзян засмеялся.

— Прошу вас, перестаньте! — прошептала княжна, краснея и опуская глаза.

Так вот они беседовали в степи, чтобы сократить время в дороге. Наконец за Барком и Ялтушковом они въехали в край, только что разоренный войной. Там до сих пор рыскали вооруженные отряды мятежников, и там же еще недавно Ланцкоронский жег и рубил головы, ибо только дней десять тому назад отступил к Збаражу. Наши путники узнали от местных жителей, что Хмельницкий и хан со всеми войсками идут на ляхов или, вернее, на полковников, полки которых бунтуют и не хотят служить иначе как под командой Вишневецкого. Все притом предсказывали, что теперь, когда батька Хмельницкий столкнется с Еремой, то погибнут либо ляхи, либо казаки. Тем временем вся страна была точно в огне. Все жители хватались за оружие и тянулись на север, чтобы присоединиться к Хмельницкому. С низовьев Днестра двигался Бурлай со всем своим войском, а по дороге к нему присоединялись разные полки, стоявшие в городах и селениях, так как всюду были посланы приказы. И вот шли отдельные сотни, отряды, полки, а за ними волнами плелась необученная чернь, вооруженная цепами, вилами, ножами и пиками. Здесь были конюхи, пасечники, чабаны, дикие рыбаки из днестровских камышей и охотники из дремучих лесов. Деревни, посады и города опустели. В трех воеводствах остались в селениях только старые бабы да дети, так как даже молодицы ушли за своими молодцами на ляхов. С востока, точно зловещая буря, приближался с главными силами Хмельницкий, разоряя по дороге замки, города и убивая тех, кто остался в живых от прежних разгромов.

Миновав Бар, полный грустных для княжны воспоминаний, наши путники поехали по дороге, ведущей на Летичев и Проскуров до Тарнополя и далее до Львова. Здесь им все чаще встречались то военные обозы, то пешие и конные казацкие отряды, то несметные стада волов, поднимавшие облака пыли, которых гнали для прокормления татарских и казацких войск. Дорога становилась теперь опасной, так как их то и дело спрашивали: кто они, откуда и куда едут. Заглоба им показывал пернач Бурлая и говорил:

— Мы послы Бурлая, везем Богуну молодицу.

При виде пернача грозного полковника казаки обыкновенно расступались, тем более что каждый из них понимал, что если Богун жив, то он, наверное, где-нибудь около Збаража и Константинова. Но гораздо труднее было путникам с чернью, с отрядами диких невежественных пастухов, пьяных и не имеющих почти никакого понятия о перначах и знаках, выдаваемых казацкими полковниками для безопасного проезда. Если бы не Елена, эти полудикие люди считали бы Заглобу, Володыевского и Жендзяна за своих и за старших, так иногда и бывало, но княжна всюду обращала на себя внимание тем, что была женщиной, и к тому же необыкновенно красивой, оттого и возникали опасности, которые с величайшим трудом приходилось преодолевать.

Поэтому Заглоба иногда показывал пернач, а Володыевский — саблю, и ему не одного из пристававших приходилось зарубить до смерти. Несколько раз великолепные скакуны Бурлая спасали их от опасности. Таким образом, путешествие, столь благополучное вначале, с каждым днем становилось все труднее для Елены, и хотя она по природе была храбрая, но от постоянной тревоги и бессонницы стала недомогать и на самом деле казалась пленницей, которую против воли везли в неприятельский стан. Заглоба потел, придумывал все новые фортели, которые маленький рыцарь тотчас приводил в исполнение, и оба они утешали княжну как могли.

— Только бы проехать еще эту местность, — говорил маленький рыцарь, — и достигнуть Збаража, пока Хмельницкий и татары не займут его окрестностей.

По дороге Володыевский узнал, что польские войска сосредоточились в Збараже и намерены в нем защищаться, а потому путники направились туда в надежде, что князь Еремия присоединится к войскам со своей дивизией, тем более что часть его сил, и значительная притом, обыкновенно находилась в Збараже.

Между тем добрались до Проскурова. На дороге уже реже попадались мятежники, так как в десяти милях пути начиналась местность, занятая польскими войсками, и потому казацкие шайки не осмеливались проникнуть туда, ибо предпочитали ждать на безопасном расстоянии прихода Бур-лая с одной и Хмельницкого с другой стороны.