Начало Века Разума. История европейской цивилизации во времена Шекспира, Бэкона, Монтеня, Рембрандта, Галилея и Декарта: 1558—1648 гг. - Уильям Джеймс Дюрант

матери, которая теперь вместе с Елизаветой Английской и Филиппом II Испанским направляла хаос Европы к своим враждующим целям.

II. КАТРИН ДЕ МЕДИЧИ

Она до сих пор остается загадкой, спустя четыре столетия противоречивых толкований. Происходя от Лоренцо Великолепного, внучатой племянницы папы Льва X, она была типичной Медичи, с государственным управлением в наследстве и тонкостью в крови. Родившись во Флоренции (1519) от родителей, которые оба умерли от сифилиса, не дожив до месяца, она оставалась беспомощной и подвижной пешкой в дипломатии своих враждующих родственников, пока ее дядя, папа Климент VII, не отдал ее, в возрасте четырнадцати лет, замуж за будущего Генриха II Французского. В течение десяти лет она оставалась бесплодной, пока ее мрачный супруг посвящал себя Диане де Пуатье. Затем дети появлялись у нее почти ежегодно, в общей сложности десять. Она надеялась и строила интриги, чтобы получить для них троны. Трое из них умерли в детстве, трое стали королями Франции, двое - королевами. Почти все они испытали трагедию, но больше всех - она сама, пережившая смерть мужа и трех последующих королевских сыновей. Королева или королева-мать, она перенесла превратности четырех царствований, пережив их благодаря благоразумию, самообладанию и беспринципной двуличности.

Современник описывал ее как "прекрасную женщину, когда ее лицо скрыто".14-То есть у нее была прекрасная фигура; а Брантом уверяет, что ее грудь была "белой и полной", ее "бедра очень красивы", а руки и пальцы изящны.15 Но черты ее лица были грубыми, глаза слишком большими, губы слишком толстыми, рот слишком большим. Если она и соблазняла мужчин, то только по доверенности. Молва обвиняла ее в том, что она держала при себе escadron volant, или летучий эскадрон, из хорошеньких женщин, которые могли бы привлечь мужчин к ее целям;16 Но это, по-видимому, было выдумкой.17 Уязвленная господством Дианы как в политике, так и в любви, она отомстила после смерти Генриха, сделав себя на тридцать лет силой, стоящей за троном. Ее утонченность должна была искупить некомпетентность ее сыновей; они возмущались ее вмешательством, но их неудачи как королей вынуждали к этому. Брошенная в водоворот религиозной революции, окруженная агрессивными вельможами и нетерпимыми догматиками, она сражалась единственным оружием, которое у нее было - медиевистскими деньгами, итальянской хваткой, макиавеллиевской дипломатией. Макиавелли посвятил "Князя" ее отцу; Екатерине вряд ли нужны были его наставления, поскольку она видела, как его принципы применялись повсюду в Италии и Франции. Подобно Елизавете Английской, она переиграла всех окружавших ее государственных деятелей, превзошла их во лжи, "имела больше хитрости, чем весь совет короля".18 Она много и умело работала над управлением. "Ничто не делается без ее ведома", - сказал один итальянский наблюдатель; "едва ли у нее есть время поесть".19хотя каким-то образом ей удалось добиться ожирения. Ее личная мораль была выше своего времени. Похоже, она была верна своему неверному мужу и его памяти; после его смерти она носила траур до конца своих дней. Ее величайший преемник, Генрих IV, судил ее снисходительно:

Я спрашиваю вас, что могла сделать женщина, оставшаяся после смерти мужа с пятью маленькими детьми на руках и двумя семьями во Франции, которые думали овладеть короной - вашей [Бурбоны] и Гизов? Не была ли она вынуждена играть странные роли, чтобы обмануть сначала одного, а затем другого, чтобы защитить, как она это делала, своих сыновей, которые последовательно правили благодаря мудрому поведению этой проницательной женщины? Удивительно, что она никогда не поступала еще хуже.20

Мы можем принять это как справедливую оценку поведения Екатерины до 1570 года. Окруженная этими соперничающими семьями и силами, она отыгрывалась друг на друге. "С Божьей помощью, - писала она, - я не позволю управлять собой ни одной, ни другой партии, слишком хорошо усвоив, что все они любят Бога, короля и меня меньше, чем свою выгоду... и удовлетворение своих амбиций".21 Она была слишком итальянкой эпохи Возрождения, чтобы ощущать предопределяющую строгость гугенотов; кроме того, она просила у церкви ссуду, чтобы избежать банкротства государства;22 Тем не менее, ради Франции она была готова выдать свою дочь Маргариту замуж за гугенота Генриха Наваррского, а своего сына Генриха - за отлученную от церкви Елизавету. Она рассматривала ситуацию скорее с династической и политической, чем с религиозной или экономической точки зрения. Ей нужно было защитить свою разделенную страну от союза Габсбургов - Испании и Австрии. По договору Като-Камбрезиш испанская власть оставалась верховной во Фландрии и опасно вторгалась в северо-восточную Францию. В любой момент старая война Валуа и Габсбургов могла вспыхнуть вновь, и тогда Франции понадобились бы кровь и оружие не только католиков, но и гугенотов. Внешняя опасность требовала внутреннего мира.

В таком настроении она и ее канцлер Л'Эпиталь готовились к встрече с Генеральными штатами в Орлеане. Штаты" были не регионами, а классами: дворянство, духовенство и, как государственный уровень, остальная Франция - в основном буржуазия или средний класс городов или районов (бургов), а также, в некоторых скромных представительствах, крестьянство и зарождающийся пролетариат. Избранные местными и сословными властями, а не широким голосованием, делегаты теоретически не обладали законодательной властью, а лишь имели право советовать монарху; однако его нужда в средствах придавала этим советам определенную силу.

Л'Эпиталь открыл заседание (13 декабря 1560 года) идеалистическим призывом к взаимной терпимости. Он призвал правительство поддерживать мир, порядок и справедливость среди всех граждан беспристрастно, без учета их религиозных взглядов. Желательно, чтобы все французы исповедовали одну и ту же религию, так как это будет способствовать национальному единству и силе; но если мирным путем достичь такого общего согласия не удается, то целесообразно прибегнуть к веротерпимости. Кто, в конце концов, - спросил он, - знает, что есть ересь, а что - истина? "Вы говорите, что ваша религия лучше, я говорю, что моя; разве разумнее, чтобы я принял ваше мнение, чем чтобы вы приняли мое? ... Давайте покончим с этими дьявольскими названиями, с этими партизанскими ярлыками, фракциями и смутами - лютеранами, гугенотами, католиками; давайте переименуемся в христиан!"23

Ответ не был сердечным. Доктор Сорбонны - тогда богословского факультета Парижского университета - потребовал смертной казни для всех еретиков, а папский нунций посоветовал Екатерине начать сожжение всех гугенотских делегатов, а затем всех гугенотов в Орлеане.24 Гугенотские делегаты предложили королеве-матери целый ряд реформ: все пасторы должны избираться своими общинами; епископы должны выбираться пасторами и дворянами епархии; треть церковных доходов должна идти на помощь бедным, а другая треть - на строительство церквей, больниц и школ; доктрина Церкви должна быть ограничена Священным Писанием.25 Это было слишком продвинуто для Екатерины,