Леди Арт - Дарья Кей

вы уйдёте.

Хелена скрестила руки на груди и наконец обернулась. Один стоял около камина, и прежде спокойное пламя рядом с ним сходило с ума. Хелена смотрела на огонь и думала, случалось ли такое раньше? Она не замечала или в нём что-то изменилось?

— Мы его не разорвём, пока миру угрожает Ариес Роуэл, — сказал Один, серьёзный и непреклонный.

— Тогда просто уйдите и оставьте меня в покое.

— Ну зачем ты так, Хели. — Он шагнул вперёд, и Хелена напряглась сильнее. — Я пришёл с миром. Потому что тебе сейчас нужен человек рядом. — Она опустила глаза, хотела сказать, что он не человек, но промолчала. — Давай посидим, выпьем, забудем обо всём.

В руках Одина появилась бутылка, надписи на этикете было не прочитать: язык Хелена не то что не знала — не видела таких букв ни разу. Они больше походили на засечки и палочки.

— По-твоему, выпивка что-то исправит? — фыркнула она.

— Выпивка! Где твои манеры, принцесса! Это лучшее вино из моего прежнего мира, Хели. Несколько веков выдержки.

Один щёлкнул пальцами, и в воздухе зависло два бокала. Бутылка вырвалась из его рук, из неё выпрыгнула с громким хлопком пробка, и насыщенно-золотая жидкость завораживающе заискрилась в тёплом свете камина.

— Несколько веков? Такое можно пить? — Хелена с подозрением глянула на навязчиво покачивающийся у плеча бокал.

— Нужно. Магия сохраняет лучшие свойства.

— Я тебе не верю, Один. — Она взяла бокал и повертела в руках.

— Это вкусно.

Он ухмыльнулся и шумно отхлебнул.

Хелена вздохнула. Вино пахло сильно и ярко, чем-то приторно сладким, но пузырьки, взлетая и лопаясь, обдавали свежестью. Хелена неуверенно поднесла бокал ближе, посмотрела сквозь него на камин, и языки пламени размывались, размазывались и уже не играли — перекатывались, как волны живой лавы. А потом краем глаза Хелена заметила Одина. Он сел, откинулся на спинку кресла, смотрел в лицо, улыбался, как демон, уголками глаза и губ, и взгляд его пронизывал, по спине бежали мурашки, и Один заметил это.

— Ты боишься, Хели? Это всего лишь вино.

Он пил демонстративно, не сводя с неё взгляд.

Хелена цыкнула, ещё раз взглянула на бокал и вернулась в своё кресло.

— Я ничего не боюсь.

И она сделала глоток. Было приторно, сухо, на вкус как перезревшая маракуя и слишком сладкий манго; язык связало, и горло обожгло, по телу прокатилось тепло, неправильное, настораживающее, как при лихорадке.

— Что произошло за последний месяц? — будничным тоном спросил Один. — Кажется, мы не виделись с разговора в оранжерее.

— Ничего интересного, Один.

Хелена продолжала разглядывать золотое вино, его ленивые пузырьки. Ей что-то не нравилось: было вкусно, но чувство оставалось неприятное.

— Где вы были? Чем занимались?

— Ничем мы не занимались, Один!

— Правда? — он ухмыльнулся, и щёки Хелены защипало.

Она поняла.

— Это не твоё дело.

Один поднялся, улыбаясь, и от того, как блеснул его глаз, Хелене стало не по себе. Он тоже понял.

— Так у вас ничего не было.

Хелена смотрела ему в лицо, скрестив руки на груди. Он казался серьёзным, беспристрастным, но в глубине янтарного глаза плескалась та же ярость, которую Хелена видела однажды. Плечи нервно дёрнулись. Она неосознанно потянулась к бокалу и осушила его одним глотком. Вино остыло, немного выветрилось, но всё равно ударило в голову.

— Это не твоё дело, — повторила Хелена.

Один неспешно приближался, излучая уверенность и опасность. Хелена вжалась в кресло. Хотелось убежать, но тело не слушалось, обратившись в вату.

Один оказался рядом, навис над ней, упираясь в подлокотники кресла.

— Вот что с тобой не так. Вот что тебя гложет, — он шептал, шипел, как сгорающие камни в камине угли. — Ты хочешь его.

Его рука медленно погладила её плечо.

— Ты переходишь границы! — воскликнула Хелена, вскочила, попыталась прошмыгнуть у него под рукой, но пошатнулась. Один схватил её и толкнул обратно в кресло.

Комната смазалась, поплыла. Воздух сгустился, сдавил горло, было сложно дышать. Хелена делала короткие, рваные вдохи, а перед глазами всё плыло, превращая мир пятна резких красок — и в ощущения: жар, колющий щёки, сушащий язык и уходящий в грудь; напряжение, скручивающее мышцы; дыхание совсем близко. Шершавые руки поглаживали щёки, подбородок, нежно касались за ухом. А перед глазами — только расплывающаяся картинка. Слишком резкая и контрастная. От неё сильнее колотилось сердце — и сильнее мутнел рассудок.

— Что ты сделал?.. — едва слышный шёпот сорвался с губ.

— Ещё ничего…

Его силуэт приблизился и поцеловал. Не грубо, но глубоко, не оставляя возможности для сопротивления.

И Хелена не сопротивлялась. Вцепилась в его руки чуть выше локтей, впивалась ногтями, мяла ткань, будто это могло отсрочить неизбежное.

— Один, не надо… Пожалуйста…

Он не услышал. Завладел её губами снова, забирая едва блеснувшую свободу, — и она ответила. Подалась вперёд, опираясь на его руки. Пыталась контролировать, сдерживать, отвоевать себе хоть немного власти.

Тщетно.

Он скинул её руки со своих, откидывая обратно в кресло. Тяжёлая ладонь погладила от бедра до колена, ниже — и рывком задрала юбки.

Дрожь пронзила тело, когда он коснулся оголённой кожи. Хелена распахнула глаза, попробовала оттолкнуть Одина, но сил хватило только упереться ему в грудь, и, умирая от жалящих поцелуев на плечах и шее, жалобно прошептать: «Не здесь».

Это Один услышал: поднял, подхватил на руки и переместил. Было темно, холодно, она не понимала, где находится, только знала, что так быть не должно.

Она не хотела его, не хотела! Не так и не сейчас.

Хелена попробовала оттолкнуть Одина ещё раз, но упала на кровать. Контраст холодных простыней с жаром его тела сводил с ума. Душу и разум разъедало обидой, бессилием, чем-то ужасно горьким и болезненным, отчего всё внутри сжималось, стягивалось в узел от ужаса. Путались мысли.

Она пыталась представить, что всё иначе. С другим…

Но иллюзия разлетелась пеплом, когда прохладный воздух облизнул грудь и бёдра. Он будто пытался успокоить, остудить.

Но бесполезно. Бессмысленно.

Хелена шмыгнула носом.

— Один, не надо…

Она встретилась взглядом с Одином и отвернулась разочарованно, с болезненным смирением. Отвернулась, чтобы с ужасом увидеть силуэт белого кружевного свадебного платья в углу комнаты.

А потом тело вспорола одномоментная боль.

31

Утренняя тишина разорвалась вскриком:

— Эдвард!

Хелена вскочила на кровати и зажала рот руками. Она часто дышала, озиралась и изо всех сил пыталась больше не кричать.

Эдварда здесь не было. Не было больше и кошмара, в котором тьма затягивала сверкающие зелёные глаза, превращало лицо в жестокую холодную маску, и он отворачивался и уходил, а она пыталась дотянуться, остановить —