По ту сторону рассвета - Ольга Чигиринская

Наконец, все трое были в коше у Берена. Тот уже затеплил каганец, поставил на стол ковш с элем, развернул холстину с резаной холодной олениной.

— Ешьте, если кто хочет — я сыт.

— Мне выйти? — спросил Гили, не дождавшись приказа. Иной раз он присутствовал на таких совещаниях, но чаще его выставляли.

— Останься, — строго велел Берен.

На столе лежало еще что-то, накрытое холстиной. Когда Рандир и Аван отпили по глотку эля — есть никто не стал — Берен снял холст, закрывающий странный круглый предмет.

Руско и Рандир при виде его не сумели удержать удивленного вздоха. Это было что-то вроде светящегося стеклянного шарика — только больше, примерно с голову младенца. Каганец отражался в темном стекле, и тени оно отбрасывало тонкие, потому что было очень чистым. Берен взял темный кругляш в ладонь, слегка подбросил — и по увесистому шлепку Гили понял, что шар тяжел.

— Вы никому не расскажете об этой штуке. Под пыткой или при смертной угрозе вы должны молчать о ней. Потому что если она попадет в руки Моргота — ничто в Белерианде не сможет укрыться от его глаз, — Берен не думал, что все будет так ужасно, но нагонял страху на всякий случай.

Гили замер, в животе у него похолодело, когда темный шар на ладони Берена осветился изнутри серебристым сиянием.

— Подойдите ближе и смотрите, — сказал он.

Все они сделали шаг вперед, как зачарованные. Сияние шара уже не было серебристым — это был свет яркого осеннего дня в горах. В глубине кристалла им навстречу летели вершины Эред Горгор.

— Когда в середине хитуи окончатся осенние бури, вы трое должны будете пересечь Эред Горгор в том месте, где пересек его ты, Аван. Вы понесете эту вещь с собой. Что бы ни случилось, вы пойдете и возьмете ее с собой. Узнаете ли вы эти места?

В глубине шара заблистала синевой озерная гладь.

— Тарн Аэлуин, князь… — сказал Рандир.

— Тарн Аэлуин, — повторил Берен. — Западный берег. Маэд и Гваэд, — над озером возвышались два покрытые лесом холма. — И распадок меж ними.

Теперь все в шаре виделось как бы с высоты человеческого роста.

— По весне и по осени этот распадок легко найти из-за вейдх. Там, где над распадком смыкаются деревья — найдите каменный курган.

Курган был высок, выше человеческого роста; весь обомшел и местами был обвит тонкими побегами симбелина.

— Здесь вы спрячете шар, — сказал Берен, — В этом кургане. И будете оставаться неподалеку, пока я не отыщу вас.

Сияние в шаре померкло, а потом и вовсе погасло.

— Никто не должен знать о нем, — напомнил Берен. — Даже никто из наших. Если я… не смогу прийти. Если вы не будете знать, где я — оставайтесь в Дортонионе всю зиму, а весной, перед сходом снегов, пусть любой из вас вернется на то место и возьмет шар в руки, как это делал я. Смотрите в него пристально и думайте о князе Маэдросе. Сосредоточьте на нем все свои мысли, и когда он появится в шаре — говорите с ним. Но делайте это только если за зиму так и не узнаете ничего обо мне. Или если узнаете доподлинно, что я мертв или же в плену. И — никому, никогда не выдавайте тайны шара. Если вам будет суждено умереть — путь она умрет вместе с вами. Клянитесь мне в этом.

— Клянемся, — Гили немеющими губами повторил это за двумя другими.

— Сейчас я скажу вам то, что объявлю завтра всем: я ухожу. Возвращаюсь под тень. Готовьтесь и не ослабляйте бдительности, потому что время близко. Я отправляюсь поднимать Дортонион. Если мне не удастся — это будет вашим делом. Теперь идите.

— Хозяин, — в растерянности проговорил Гили.

— Молчи. Идите, фэррим, а ты, Руско, ложись спать.

Аван и Рандир покинули землянку, а Берен спрятал потухший шар в изголовье постели.

— Дар государя Финрода, — сказал он. — Когда я уйду — береги его пуще глаза, Руско.

— Ты же сказал, что возьмешь меня с собой, мардо, — Гили было стыдно признаться себе — но он испытал облегчение когда узнал, что придется идти еще не скоро.

— Я передумал. Там, куда я пойду, ты не пройдешь со мной. Кроме того, я пойду быстро. Как эльф.

— Медленно полетишь?

— Ага.

Увидев, как Гили приуныл, Берен потрепал его по подбородку.

— Я разрешу тебе проводить себя до того места, где оставлю коня. Оно и хорошо, что Митринор не придется самой искать дорогу назад. Жаль было бы, если бы такая кобыла попалась волкам.

Гили не мог уснуть в эту ночь. Он ворочался, слушая, как за загородкой всхрапывают кони, кутался в одеяло и лишь перед рассветом задремал.

* * *

Листва уже сделалась желтой и ломкой по краям, но держалась на деревьях.

— Когда она облетит, я уйду, — сказал Берен.

— Мудрое решение, — согласился Финрод. — После этого как раз выпадет несколько теплых дней. Предгорья Криссаэгрим поросли лесом — тебе будет где укрыться. Нет лучшей постели, чем листья, недавно опавшие.

— Есть, — непонятно зачем возразил Берен. — Хороший стог сена. Но орки не мечут сено в стога…

Они сели на берегу реки. Желто-зеленые листья время от времени срывались с ясеня и плыли по воде корабликами, или семена, кружась, тревожили гладь Миндеба. На другом берегу — словно облако висело над подлеском — возвышались дубы Дориата.

— Будем дожидаться ночи? — спросил Берен.

— Нет нужды.

Как тогда, в летнюю ночь, из котомки появился Палантир.

— Что мне делать? Куда смотреть? — спросил Берен, сжимая камень в ладонях.

— В себя. В прошлое, — ладони Финрода легли сверху. — Странствуй дорогами своей памяти, растворись в ней и исчезни, не думай больше ни о чем.

…Это была радость — но радость далась ему нелегко. Какой-то частью себя он все время помнил, что переживаемое им — не более чем яркие, зримые образы предельно обостренной памяти. Больно было заново переживать встречу — уже зная о предстоящей разлуке. Словно бы раздвоившись, Берен с одной стороны следил за своими странствиями и метаниями, а с другой — блуждал заколдованными тропинками, обретал речь при обжигающе страшной мысли о том, что Лютиэн сейчас уйдет, бродил с ней по лесным полянам и бежал из дома своего заточения, чтобы признаться ей в любви. И дальше, дальше… Финрод предупредил, что скрывать ничего будет нельзя. Это условие он произнес едва ли не с большим трудом, чем Берен на него согласился. Но теперь ему было все равно. О, что это была за сладкая отрава. Какая радость, что он не додумался до этого сам и раньше — кто знает, а вдруг слабость одолела бы и он бы позволил Камню выпить всю свою жизнь…

Беседа с Келеборном, гнев короля Тингола и смыкающиеся за спиной ветки лещины над Аросом… Берен напряг все силы — и вырвался из видения. По щекам его бежал щекотный и теплый пот, рубаха промокла в подмышках.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});