Странница - Тамара Воронина

— Так. И разве это не случилось?

— А разве надо быть пророком, чтобы знать о Дарующей жизнь, которая приходит очень-очень редко, и о Владыках, который приходят чуть-чуть почаще? И можно предположить, что когда-то эти два явления совпадут.

— Я и не пророк, — неожиданно ласково улыбнулся хозяин. — И я согласен с тобой, некромант Гарвин. Я стар. Я очень-очень стар. Поэтому считаю возможным дать тебе один совет: остерегайся магии. Она и правда, как женщина: вроде бы не хочет завладеть тобой, вроде бы вас связывают дружба и понимание, а потом бац — и ты женат и покорно вычесываешь овец, хотя мечтал стать живописцем.

— Ты что-то знаешь о некромантии?

— Я очень стар, — повторил эльф. — И поэтому вижу, что Аиллена хочет спать. Светлая, кровать у меня одна, и она твоя. Ложись. Ты слабая женщина и нуждаешься в отдыхе гораздо больше, чем эти сильные мужчины.

— Я б тоже лег, — сообщил Маркус. — Ваши разговоры на меня сон нагоняют. Это не обидит тебя, хозяин?

— Нет, Проводник. Ты прожил очень много для человека, лишенного магии, потому, наверное, все подобные рассуждения тебе надоели еще лет пятьдесят назад, и ты решил, что нужно просто жить, не задаваясь вопросами мироздания.

— Ага. Особенно если учесть, что мирозданию все равно, что я о нем думаю, — согласился Маркус. — Ну что, Делиена, давай: ты на кровать, а я рядом.

Он заботливо укутал Лену одеялом, завернулся в свое и улегся возле кровати на полу. Милит и Гарвин тоже устроились на ночлег, а шут и хозяин продолжали тихонько разговаривать. Маркус, уже засыпая, протянул:

— Наконец-то он нашел себе достойного собеседника…

* * *

Почему-то не было жарко, хотя спала она одетой и под одеялом, а в очаге постоянно горел огонь. Было очень уютно. Просыпаясь, она видела на фоне этого огня профиль шута, слышала тихие голоса и чувствовала, что шуту тоже хорошо. Не потому что он нашел достойного собеседника. Вот уж чего у шута не было начисто, это убеждения в собственной исключительности, и разговаривать он любил вовсе не только с особенными умниками. Впрочем, он и Лену считал умной, наверное, на общем женском фоне Сайбии, где читать-то умели избранные, а уж чтоб не только уметь, но и читать…

Они отменно выспались, и Лена, конечно, продрыхла намного дольше, чем мужчины. Жалко, зеркала нет, подумала она, ощупывая нос и щеки. Кожа вроде не шелушилась, больно не было. До выхода на мороз. Морозила она уже лицо: вроде все уже в порядке, а пять минут на холоде — и снова белые пятна, снова кожа грубая, как на сапоге фабрики «Корс»… Шут убрал ее руки от лица и поцеловал. Нахал.

— Ты удивительная, — сообщил он. — Никогда не видел женщину, которая, собираясь в дорогу, не взяла бы с собой зеркало. Не волнуйся, все в порядке, эта мазь очень хорошо помогает. Потому что ее сделала ты.

— Не взяла зеркала? — удивился хозяин. — А почему?

— Потому что оно тяжелое, — объяснила Лена, спуская ноги на пол и обнаруживая на них две пары носков. — И довольно большое. Карманных зеркал почему-то не делают. Шут, дай мне расческу, пожалуйста.

— Она даже причесывается без зеркала, — гордо сказал шут, будто это было невероятным достижением. Хозяин заулыбался.

— Однако ты несешь с собой фигурки зверей, сделанные из камня, ведь и они тяжелые.

— Зато они мне нравятся. Мне с ними хорошо. А зеркало… Кому не нравится, как я выгляжу, может отвернуться. Зеркало не сделает меня красавицей, а вот настроение испортить может. Почему ты не удивляешься, что мужчины бреются без зеркала?

— Потому что они мужчины. Нет, не выходи на улицу. Там очень похолодало.

— А мне надо, — буркнула Лена. Шут захихикал:

— Гарвину тоже было надо — чуть не отморозил, спешно примчался в дом и воспользовался горшком, как и все мы. Там еще холоднее, чем было в том мире. Деревья трещат. И птица на лету замерзла. Из нее получился неплохой суп.

— А я думала, что мороженое мясо бывает только в моем мире, — пробормотала Лена. Гарвин сделал уже знакомый Лене жест и успокаивающе сказал:

— Никто тебя не увидит и не услышит, не стесняйся. Можешь даже раздеться и вымыться, мы нагрели много воды.

Лена научилась не стесняться естественных вещей. Ведь если они шли по степи, то действовали по принципу «мальчики налево, девочки направо», а предварительно кто-то выбирал для Лены лопух помягче. На привале мужчины отходили в сторону, но не так чтоб далеко, и просто отворачивались, а когда в сторону отходила она, то дружно смотрели в землю. Поэтому она воспользовалась горшком, постаралась вымыться, не слишком разбрызгивая воду, и даже помыла голову. Похоже, что и сегодня они пробудут здесь. Гарвин уж точно дождется, когда умрет хозяин, если он действительно умирает. А Лена что должна делать? Ее все еще пугала смерть. Наверное, надо родиться эльфом да прожить еще лет двести, чтоб так философски равнодушно относиться к концу.

Не дождались. Уже поздно вечером, все за тем же нестихающим разговором, в который иногда и Лена вставляла перлы своей светлой мудрости (порой позаимствованные из толстой книги «Мысли и изречения», подаренной на какой-то давний день рождения), хозяин вдруг прислушался к чему-то. Все немедленно заткнулись и прислушались, включая Гару, но никто ничего не услышал.

— Уходите, — вдруг приказал хозяин. — Быстро собирайтесь и уходите. Я буду держать свое видение при себе, Гарвин, но послушай меня: уходите. Не бойся, я не открою твоих секретов.

Пока он говорил, Маркус уже начал скидывать вещи в мешок, шут резво скатывал одеяла, а Лена, даже не понимая, почему вдруг повиновалась, натягивала сапоги и шапочку. Гарвин, собственно, тоже не протестовал. То ли понял, что старик не шутит, то ли сам что-то почувствовал, да сказать не соизволил. Хозяин обнял каждого и каждому что-то сказал. Лене простое «Живи, Светлая». Он прощался. Лена проглотила комок в горле (получилось вульгарно громко), и они привычно взялись за руки. Господи, только бы опять не на Северный полюс!

* * *

Падал легкий и пушистый снежок. Лена зажмурилась, потому что вокруг не было ничего, кроме этого снега. Вообще ничего. Синее, как глаза Милита, небо и бледно-голубой, как глаза Гарвина, снег без признаков антропогенного загрязнения. Голубизна получалась из-за того, что в нем отражалось небо.

— Это плохо, — сообщил Гарвин. — Люди, глаз не открывайте, ослепнете. Аиллена, может, еще пару Шагов? Пусть снег, пусть зима, но деревня или хотя бы дорога…

Шаг. Густой хвойный лес. Сплошные корабельные сосны стеной, высокой настолько, что приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть ветки. Те же сосны, поваленные в полном беспорядке. Непроходимый подлесок.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});