Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов - Николай Бахрошин

Словом, первым делом — спрятаться, переждать, пересидеть свеонов. Пусть натешатся победой, надуются хмелем и славой и уйдут со своей добычей. Тогда вторым делом — собрать новое войско. Свей не могли всех перебить, наверняка остатки дружины рассеялись сейчас по лесам и дальним угодьям. Этих он соберет… Да и новых воинов наймет, золото-серебро есть — значит, и рать будет. Князь Ермань, толстобрюхий и алчущий, давно уже зарится на его южные земли, можно будет отдать их ему, а взамен спросить ратников. Осмелеет слишком, начнет упираться брюхом, изгаляться словами, кричать, что землю он и сам сможет взять, — пообещать серебра вдобавок. На серебро жадный князь точно клюнет, оно ему дороже земель. А что сегодня дано, завтра можно и назад забрать, усмехался Добруж. Главное — снова стать во главе сильного войска, отстроить город, опять сесть хозяином, а не гостем в своих угодьях, собирать дань с родов и подати с речных дорог… А что, и при отце Добрыне такое случалось — приходили конные, бритолобые и вислоусые россы, брали и жгли Юрич. Он, Добруж, тогда малым был, а помнит, как бежали и как потом возвращались. Заново все отстраивали. Ан до сих пор стоял град… Теперь, значит, ему на судьбу легло такое же — начать все заново…

Итак, спрятаться, переждать — первое дело…

* * *

Спрятаться… Легко сказать! Свей, не получив казну Юрича, будут его искать, размышлял Добруж уже обстоятельно и спокойно, без вчерашнего отчаяния. Значит, на известные заставы ему хода нет, там догонят, это понятно… Отсидеться у родов-данников тоже не выйдет — выдадут. Они все злы на него за постоянное выжимание дани. Еще того и гляди сами убьют за старые обиды… Значит, нужно место особое, где бы его и искать не додумались…

Впрочем, где ему прятаться, князь уже понял. Он не зря приказал повернуть коней за второй речушкой. Знал теперь, куда держать путь. Конечно! На черное капище, к старому Яремю, с которым когда-то, в молодую пору, приятельствовал. Там можно будет отсидеться. Там точно никто не найдет. Потаенное место.

Про черное капище, это гнездо лесных колдунов, волхвов Чернобога Злобного, многие слышали, да никто не знает, где оно. Пожалуй, он один знает! Так получилось. Черный Яремь хоть и сидел далеко на севере, в глухих лесах, а с ним, князем и владетелем, тайно поддерживал связь. Сносились посланиями и несколько раз встречались по надобности. Пригождались друг другу…

А почему бы и нет?! Уж если белые боги обидели, не дали победы, обрекли на отступ, не будет беды и у черных спросить подмоги, рассуждал Добруж. Пусть страшно с черными связываться, пробегает все-таки холодок по спине, но он — князь, с князей другой спрос, давно уже понял он. Долго думал и сам себя убедил в этом. Князь, владетель — всегда стоит между черным и белым. Как бы ни твердили иное белые волхвы, запугивающие своей Правью, а у того, кому боги вручают право повелевать другими, — такая судьба, выходит, между добром и злом колом вертеться. Сами боги вручили ему власть — так сами пусть не пеняют…

Заметив, что князь повеселел, заблестел глазами, как прежде, дружинники тоже приободрились. Даже кони, казалось, ожили под всадниками, тверже, бодрей топтали Сырую Мать.

Поживем еще, повоюем…

8

— Князь! Князь!

— Ну, чего тебе? — пробурчал Кутря, не открывая глаз.

— Конные, князь! Конные верхи идут! Сам видел, своими глазами! — голосил Весеня, задыхаясь от торопливости.

— Где? Что? Много? — вскинулся князь, поднимая голову.

Парень подумал, посчитал в уме, озабоченно загибая пальцы на обеих руках.

— Да с десяток, пожалуй, будет, — сказал он наконец.

Кутря ошалело тряс головой, сидя перед ним враспояску. Никак не мог проснуться.

Ночью не спал почти, ворочался, а тут — надо же, разморило в тени, как косой срезало, словно объевшегося медведя, что засыпает прямо посреди лакомого малинника. Только голову приклонил, и скосило… И сны-то все такие хорошие, светлые… Сельгу видел, сына Любеню видел, сам он вместе с ними был. Они, все трое, радовались чему-то. Сельга смеялась громко, звонко, открыто, смотрела на него, как прежде, веселыми, ласковыми глазами, отливающими густой синевой глубоких лесных озер. И маленький Любеня ей вторил. Глядя снизу вверх на родителей, цепляясь за мамку, так и заходился тоненьким голоском, счастливо закидывая головку и показывая белые, ровные зубки.

Такой сон — век бы смотрел, не просыпаясь…

А может, еще и наладится все? Может, хороший сон в руку ляжет? Ну, баба, ну, перебесится передком, возвращались привычные тягучие мысли… Так он потерпит, он вообще терпеливый. Судьба научила и образумила. Многое пришлось терпеть… Не зря же ему во сне так радостно, легко было, как давно не случалось. Может, боги послали видение, чтобы его ободрить? Ведь может быть?

— Князь, князь… Да ты слышишь иль нет, чего говорю? — напомнил о себе Весеня.

Кутря, забыв за нахлынувшими думами, что его разбудило, глянул на него недоуменно. Рослый парень, стоя перед ним, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, терзал рукоять свейского меча на поясе.

Воин… По примеру, подсмотренному у свейских дружинников, малый и на ночь не снимал с рубахи кожаный панцирь. Так и маялся ночами на своей лежанке, позвякивая железом. Пропах по жаре, как тягловая скотина-лошадь после долгого бега, духом шибал, хоть щитом от него закрывайся. Свеи-то, между прочим, хоть не снимают брони, зато моются и в погоду и в непогоду, в чистоте себя держат…

— Конные, князь! С десяток будет!

— Да слышу я, слышу…

Кутря, окончательно просыпаясь от прилипчивого, полуденного сна, размял руками лицо. Скользнул взглядом по окрестным холмам, густо покрытым лесной, непролазной порослью, по тяжелой, гранитной россыпи валунов, по чистому, жаркому небу. Вспомнил, как они далеко от дома, какой ведут поиск, подобрался, проснулся окончательно.

— Так… — сказал он. — А Талга где? Он вроде с тобой был?

— Так там он, Талга! За конными следит! — торопливо объяснил Весеня округляя озорные голубые глаза. — Мы с ним дозором рыскали, как ты велел. Ну, обратно сказать, притомились уже. Вдруг, смотрим — едут! Смотрим — конные, при оружии! Ну, я — к вам белкой! А он остался, дальше следит…

— Так!

Кутря оглянулся на остальных мужиков, что вольно посапывали неподалеку, тоже отдыхая привалом. Кое-кто, услышав их разговор, уже начали просыпаться, поднимали в их сторону лохматые головы, поворачивали бессмысленные от дремы лица.

Сейчас его ратных отроков в их временном становище тоже оставалось не больше десятка. Не великая рать, конечно. Остальные еще с утра ушли лощиной в другую сторону, князь сам их послал поискать следы черного капища за дальними холмами, у края болот. К вечеру, пожалуй, только вернутся, прикинул князь. Некстати, оказывается…