Вольная русская литература - Юрий Владимирович Мальцев

к окну.

Первое, что я увидел, был длинный каменный забор какой-то фабрики и на нем во всю его длину огромными красными буквами в человеческий рост лозунг: «Да здравствует коммунистическая борьба!» Я замер. Это было как прямой удар в лицо, как ужаснейшее и невыносимое оскорбление.

Затем в Риме, в университете, куда я пошел в надежде договориться о какой-нибудь работе, я увидел, что все стены в университетском дворе сплошь покрыты красными пятиконечными звездами, серпами и молотами и красными лозунгами, прославлявшими Мао Дзе Дуна и Фиделя Кастро. Профессор-славист, коммунист, отказался встретиться со мной. В то время почти все кафедры русской литературы в итальянских университетах были в руках коммунистов.

Как раз в это время вышел на Западе «Архипелаг ГУЛаг» Солженицына. В одном крупном книжном магазине в центре Милана на витрине появилось вызывающее и красноречивое объявление: «Здесь не продается книга Солженицына “Архипелаг ГУЛаг”». Эту книгу, основанную на документах и свидетельствах, объявили клеветой на коммунизм. А самого Солженицына – реакционером, отсталым националистом-славянофилом, не понимающим исторического прогресса.

Несколько позже Венецианскую Биеннале решили посвятить диссидентству в Восточной Европе. Известный архитектор, коммунист, влиятельнейшая фигура в венецианском муниципалитете, Витторио Греготти заявил, что он подаст в отставку, если город Венеция будет запачкан присутствием советских диссидентов. Среди «пачкунов» были нобелевский лауреат Иосиф Бродский, популярнейший бард Александр Галич, почтеннейший профессор Сорбонны Ефим Эткинд, ну и, конечно же, такой «пачкун», как я, которого еще тогда, после двух лет пребывания в Италии, по ночам мучил кошмар: стук в дверь – это КГБ пришел арестовать и вести на допрос.

Сообщники преступлений часто бывают омерзительнее самих преступников. Упорство «прогрессистов» в защите преступного было непоколебимо, потому что основывалось на псевдоаксиомах, на предпосылках недоказуемых и потому неопровержимых. Предстояло стать диссидентом также и здесь, в этой стране. Мне пришлось поехать в лагерь беженцев Падричано близ Триеста, чтобы получить статус политического беженца. Кроме меня, там было в это время еще два беженца из СССР. Один – морячок с советского торгового судна. Пускали «в загранку» лишь после тщательной проверки на лояльность, но даже этим лояльным не позволяли сходить на берег в одиночку. Их выпускали «тройками», один из троих, разумеется, всегда был кагебешником. На берегу, в Неаполе, зашли в бар выпить ликера, мой морячок отлучился на минутку в туалет. Там было окно во двор, выходивший на другую улицу. Морячок выпрыгнул из окна и пустился бежать.

Второй был органист, мечтавший играть на органе в большом гулком соборе, но довольствовавшийся игрой на гармони в каком-то оркестре. Оркестр приехал на гастроли в «дружественную» Югославию, допуск в которую был по низшему разряду. Когда оркестр прибыл в самый близкий от итальянской границы пункт, мой органист ночью пешком направился к ней. Выбрал самый трудный, болотистый участок и всю ночь полз на брюхе по болоту, пока не очутился в Италии.

Кроме нас, советских, были там югославы, румыны, албанцы, болгары, венгры. Этот лагерь беженцев был у всех на виду. Но многочисленным итальянским «друзьям Советского Союза», кричавшим о преимуществах социалистической системы, не приходило в голову задаться вопросом: что же это за система, где людей держат взаперти, как в тюрьме, и выбраться из которой можно, лишь рискуя жизнью.

Психология левых и их отношение к нам, советским диссидентам, – особая тема. Но, кажется, она уж и вовсе неинтересна сегодняшним гражданам России. Им неинтересно и куда более близкое: на открытие памятника академику Андрею Дмитриевичу Сахарову перед зданием Санкт-Петербургского университета, в котором учатся десятки тысяч студентов, пришла всего лишь небольшая кучка людей. Недавний социологический опрос показал, что большинство опрошенных не знает, кто такие А. Д. Сахаров и А. И. Солженицын.

Нация без исторической памяти – мертвая нация.

Интервью

Русская любовь к Италии

Интервью с Иваном Толстым[298]

С Юрием Мальцевым я познакомился в 1973 году в Москве, когда я работал в итальянском посольстве. О нем я слышал и до этого. Мне было известно о нем из самиздата. Юрий очень любил Италию, был переводчиком с итальянского, переводил модных тогда в Советском Союзе итальянских авторов. Когда в Советский Союз приезжали такие деятели итальянской культуры как Альберто Моравиа, Джина Лоллобриджида или Софи Лорен, Мальцева вызывали как переводчика. Но, самое главное, Юрий был одним из активнейших правозащитников в Москве. За это он попал в психушку.

В общем, Юрий Мальцев очень многое делал для продвижения идеи свободы и демократии в России, и мы все должны быть ему благодарны за это. Он был членом Инициативной группы защиты прав человека в СССР, вместе с Татьяной Ходорович, Павлом Литвиновым, Петром Якиром, Виктором Красиным, генералом Петром Григоренко, Анатолием Левитиным-Красновым и другими.

Уже впоследствии я узнал, что Юрий был одним из авторов «Программы демократического движения Советского Союза», которая циркулировала в самиздате в конце 60-х. Помню одну нашу встречу в московской квартире, куда гебешники пришли с обыском. Пока они задерживались на кухне, Юрий начал сжигать какие-то бумаги, а я сбежал из окна.

Мы встретились с ним снова в Италии, где он решил поселиться после эмиграции. Там он написал первую в мире «Историю самиздатовской литературы», которая вышла по-итальянски, по-русски и по-немецки.

Скромный, исключительно честный, тонкий человек. Помню, как тяжело ему было в первые годы в Италии. Итальянское общество тогда страдало одной из болезней нашего века – левизной. Обязательными темами политической ангажированности считались борьба против войны во Вьетнаме, критика чилийской диктатуры и так далее. Главным виновником всех мировых бед считалась Америка. Согласно левым интеллектуалам, нецелесообразно было говорить о грехах тех, как, например, Советский Союз, кто так или иначе противопоставлялся США.

Юрий часто выступал, рассказывал итальянцам о нарушениях прав человека в СССР, его высмеивали, называли тайным фашистом, агентом ЦРУ и так далее. Такая была атмосфера в нашей стране, да и во всей Европе. Но Юрий не сдавался и делал дальше – скромно, настойчиво – свое правое дело.

Марио Корти[299]

[Иван Толстой: ]

– Недавно Юрий Мальцев посетил Прагу и побывал у нас в студии. Послушайте нашу с ним беседу.

Юрий Владимирович, итак, после стольких лет мечтаний об Италии вы, наконец, оказались в этой благословенной стране. Кстати, в каком году это было?

– Это был 1974 год, после нашумевшего процесса над Якиром и Красиным и после долгих допросов в Лефортовской тюрьме КГБ в Москве.

– Какие были ваши первые итальянские впечатления?

– Во-первых, мои впечатления, конечно, были по