Богачи - Юна-Мари Паркер

— Чью судьбу я разрушила, кроме своей собственной? — воскликнула Морган в порыве отчаяния. — Я знаю… Я ужасно поступила с тобой. Ты вправе ненавидеть и презирать меня. Но в каком положении оказалась я? От моего счастливого брака остались жалкие осколки, которые я безрезультатно пытаюсь склеить уже столько времени…

— Скажи мне откровенно, Морган, ты любишь Гарри?

Морган подняла на нее глаза, и Тиффани прочла в них искренность, которую никогда прежде не видела.

— Конечно, я люблю его. Сначала я думала, что меня в нем привлекает только положение в свете, внешность и титул. Я вышла за него по расчету, но кто вправе меня за это осудить? Что удивительного в том, что молоденькая девушка подпадает под чары красивого юного аристократа, о котором мечтала всю жизнь? Я ведь хотела стать ему хорошей женой! Господи, какое счастье я испытала в свой медовый месяц! С ним было невероятно легко, он стремился исполнить каждый мой каприз и находил все, что я делала, восхитительным. Я помогла ему сделать галерею выгодным бизнесом, благодаря мне она получила известность. Я реконструировала шотландский замок и устроила прекрасный дом в Лондоне. Тифф, я вкладывала во все свою душу, и Гарри был счастлив со мной! — Морган тяжело вздохнула. — А теперь я молю Бога, чтобы вернулись те времена, чтобы Гарри простил меня и любил так же, как раньше.

Морган закрыла лицо руками, и ее плечи стали часто вздрагивать. Подчиняясь велению сердца, Тиффани подошла к сестре и нежно обняла ее. Чувство глубокого сострадания переливалось в ее душе через край, и невозможно было унять его. Видимо, такова судьба — Морган навсегда останется эгоистичным и ранимым ребенком, а Тиффани вечно будет играть по отношению к ней роль всепрощающей матери.

В эту минуту в гостиную вошел Джо. На его лице застыло выражение усталости и отрешенности от мира. Он с трудом волочил ноги и, казалось, постарел за последние несколько дней на десяток лет. Опустившись в кресло, он не проронил ни слова. Тиффани мягко отстранила Морган. Она молода и сама справится с проблемами. А вот отец, по-видимому, полностью исчерпал запас жизненных сил и нуждается в поддержке, как никто другой.

— Привет, папа, хочешь чего-нибудь? — приветливо улыбнулась Тиффани и поцеловала отца в щеку.

— Виски. Где мать?

— Она в постели. Доктор сделал ей укол несколько часов назад. Сейчас она, наверное, спит.

— Хотел бы я тоже заснуть, — печально вздохнул Джо. — Но ничего не получается уже третью ночь.

— Так нельзя. Давай я принесу снотворное.

— Нет, Тифф, спасибо. Я сам справлюсь. — Он отхлебнул виски и серьезно добавил: — Я хочу поговорить с вами обеими, девочки мои, пока вы здесь. А то Морган, похоже, спешит обратно в Лондон. Есть вещи, которые нам нужно обсудить безотлагательно, поскольку никто не знает, когда мы соберемся вновь.

— Но я ведь никуда не собираюсь уезжать, папа! — сказала Тиффани.

— Я должна вернуться! Мне очень жаль, но меня ждет Гарри, — опустив глаза, тихо вымолвила Морган.

Слезы у нее на глазах высохли, и теперь она доставала из сумочки пудреницу, чтобы замазать на щеках красные пятна. В этот момент она напомнила Тиффани маленькую девочку, которая стащила мамину косметику и экспериментирует с ней у зеркала.

— Ну что ж, значит, так тому и быть… — Джо несколько оживился, распрямил плечи и внимательно посмотрел на дочерей, усевшихся рядышком на софу и приготовившихся его слушать.

— После того, что случилось… — начал Джо медленно, тщательно взвешивая каждое слово, — и ввиду того, что я виноват в смерти Закери… Нет, дайте мне закончить! — он жестом остановил Тиффани, которая уже открыла рот, чтобы возразить. — Повторяю, в его смерти виноват я. Вина моя в том, что я был слишком строг с ним тогда, когда не требовалось, и покладист там, где следовало проявить твердость. Беда в том, что я всегда был слишком занят работой и уделял мало внимания семье. Но я старался давать вам все самое лучшее, о чем сам мечтал в юности и от отсутствия чего очень страдал. Вы и понятия не имеете, что такое бедность. Вам неизвестно чувство голода, постоянный страх, что тебя выкинут на улицу из-за отсрочки платежа за квартиру. Помнится, я носил ботинки, в которые приходилось вкладывать сложенную в несколько слоев газету, чтобы в дождь не промокали ноги… Мы были лишены таких обычных, но тогда казавшихся роскошными вещей, как горячая ванна и чистая одежда. Я не помню, чтобы моя мать хотя бы раз улыбнулась — она слишком была озабочена тем, чтобы раздобыть кусок хлеба и накормить своих детей. У вас есть все. С самого детства я ни в чем вам не отказывал. Но вероятно, деньги могут сослужить и плохую службу, если их употреблять не во благо. Из всех моих детей только ты, Тиффани, знаешь им цену, потому что привыкла зарабатывать сама. Так вот… вы — это все, что у меня осталось. — Джо сделал большой глоток виски, чтобы справиться с захлестнувшими его эмоциями. Тиффани смотрела на отца обеспокоенно, Морган — испуганно. — Я не хочу, чтобы вы страдали. Хватит со всех нас бед и злосчастий. Мы должны держаться вместе, одной семьей, и постараться избавиться от противоречий, которые мешают нам сблизиться. Не скрою, это будет непросто сделать, но другого выхода у нас все равно нет.

Джо замолчал, и в гостиной стало необычайно тихо, если не считать шума вечернего города, который пробивался сквозь приотворенное окно. Вдалеке взвыла полицейская сирена. Морган вздрогнула и поежилась. Джо продолжил свою речь, обращаясь к ней:

— Ты совершила ужасный проступок, Морган. Я с трудом поверил, что моя дочь в состоянии шантажировать сестру, обманывать мужа, лгать и плести грязные интриги. Господи, когда же я упустил тебя? — задал он вопрос самому себе, и столько безысходного отчаяния и печали было в его голосе, что слезы потекли по щекам Морган снова. — Полагаю, ты уже знаешь, что в подслушанном тобой много лет назад обвинении Сига в мой адрес нет ни слова истины? Я никогда в своей жизни не делал ничего противозаконного. Однако вы обе на протяжении почти десяти лет были в этом уверены.

— Ты хочешь сказать, что… — запинаясь, пробормотала Морган.

— Я хочу сказать, что Сиг подонок! Это он, а не я обворовывал корпорацию. И очень скоро у меня будут доказательства его вины. Ему предстоит провести в одиночной камере от десяти до пятнадцати лет. Получается, что мой лучший друг предал меня и оклеветал, а мои дочери поверили клевете! Однако между вами большая разница. Тиффани готова была любой ценой защитить меня от полиции, а ты, Морган, без колебания использовала эту клевету для достижения собственных корыстных целей.

— Но ведь я никому слова не сказала, папа! — вскричала Морган. — Неужели ты думаешь, что я способна заявить в полицию, чтобы целый свет узнал, что мой отец мошенник и вор?