Сказка - Кинг Стивен

Она опустилась на колени, обтерла меч о пурпурное платье великанши и вложила обратно в ножны. Затем шагнула к Йоте, который поклонился и отдал ей честь. Когда он выпрямился, она указала на двадцать футов мертвой великанши, а потом на сухой фонтан.

— По вашему приказанию, миледи, и с большой охотой.

Он подошел к телу. Каким бы сильным и крупным он ни был, ему все равно пришлось использовать обе руки, чтобы поднять голову. Она раскачивалась взад-вперед, пока он тащил ее к фонтану. Эрис этого не видела — она рыдала в объятиях Джаи.

Йота хрюкнул от натуги, и его рубашка разошлась по швам, когда он поднимал голову наверх. Она улеглась в чашу фонтана, уставившись открытыми глазами на дождь. Как горгулья, которую я миновал по пути сюда.

5

Мы пошли по одной из дорожек вертушки, на этот раз я шел впереди. Задняя часть дворца нависала над нами, и я снова увидел в ней живое существо. Возможно, оно дремало, но приоткрыв один глаз. Я мог поклясться, что некоторые башенки переместились на новые места. То же можно было сказать и о перекрещивающихся лестницах и парапетах, которые на первый взгляд казались каменными, а на второй были сделаны из зеленого стекла и заполнены внутри извивающимися черными силуэтами. Я вспомнил стихотворение Эдгара Аллана По о дворце с привидениями[242], из которого вечно выбегала отвратительная толпа, которая смеялась — но не улыбалась.

Здесь еще сохранились инициалы мистера Боудича. Увидеть их было все равно что встретить друга в опасном месте. Мы подошли к красным погрузочным дверям с пробкой из разбитых повозок, потом к темно-зеленым контрфорсам. Я повел свою группу в обход их, и, хотя это заняло немного больше времени, возражений не было.

— Снова голоса, — тихо сказал Йота. — Слышишь их?

— Да, — сказал я.

— Что это такое? Демоны? Мертвецы?

— Я не думаю, что они могут причинить нам вред. Но здесь, без сомнения, есть сила, и недобрая.

Я посмотрел на Лию, которая сделала быстрый круговой жест правой рукой: «Поторопись». Она была права. Мы не могли тратить впустую драгоценный дневной свет, но я должен был показать ей это. Ей нужно было взглянуть, потому что видение — начало понимания. И принятии долго отрицаемой истины.

6

Наш извилистый путь привел нас вплотную к бассейну, окруженному кольцом пальм, чьи листья теперь вяло склонялись под дождем. Я мог видеть высокий столб в центре солнечных часов, но на нем больше не было солнца. После поездки Радар солнце осталось повернутым в другую сторону, и теперь на шесте виднелись две луны Эмписа. У них тоже были лица, и глаза тоже двигались — навстречу друг другу, словно оценивая оставшееся между ними расстояние. Я мог видеть последнюю отметку мистера Боудича, АБ, со стрелкой, указывающей от вершины буквы А прямо вниз, на солнечные часы.

И бассейн.

Я повернулся к своей маленькой компании.

— Принцесса Лия, пожалуйста, пойдем со мной. Остальные оставайтесь здесь, пока я не позову, — я наклонился к Радар. — Ты тоже останься, девочка.

Не было никаких вопросов или протестов.

Лия шла рядом со мной. Я подвел ее к бассейну и жестом показал, куда ей нужно смотреть. Она увидела то, что осталось от русалки — ее останки в воде, покрытой пятнами разложения. Увидела древко копья, торчащее из живота Эльзы, и клубок кишок, плавающий вокруг.

Лия издала приглушенный стон, который был бы криком, если бы она могла издать его. Закрыв глаза руками, она упала на одну из скамеек, где когда-то могли сидеть жители Эмписа, совершившие путешествие из своих городов и деревень, чтобы полюбоваться прекрасным созданием, плавающим в бассейне, и, возможно, послушать его песни. Она скорчилась, издавая те приглушенные стонущие звуки, которые показались мне более ужасными — более горестными — чем настоящие рыдания. Я утешающе приобнял ее, испугавшись вдруг, что ее неспособность полностью выразить свое горе может убить ее, подобно тому, как невезучий человек может подавиться застрявшей в горле пищей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Наконец она подняла голову, снова посмотрела на тускло-серые останки Эльзы, а потом подняла лицо к небу. Дождь и слезы стекали по ее гладким щекам, по шраму у рта, по красной язве, которую ей приходилось вскрывать, чтобы поесть, несмотря на боль, которую это неминуемо влекло за собой. Подняв кулаки к серому небу, она потрясла ими.

Я осторожно взял ее руки в свои. Это было все равно что держаться за камни. Наконец они разжались и обхватили мои пальцы. Я подождал, пока она посмотрит на меня.

— Ее убил Губитель Летучих. Если он и не делал это сам, то приказал сделать. Потому что она была красива, а сила, которая управляет им, ненавидит всякую красоту — монархов и добрых людей вроде Доры, которые когда-то были целым народом, той самой страной, которой вы должны править. Что он любит, так это уродство, боль и убийства. Он любит серый цвет. Когда мы найдем его — если найдем — ты убьешь его, если я не смогу?

Она с сомнением посмотрела на меня, ее глаза наполнились слезами. Наконец она кивнула.

— Даже если это Элден?

Она покачала головой так же яростно, как и раньше, и высвободила свои руки из моих. Из бассейна, где лежала мертвая русалка, донесся сдавленный голос Лии, скорбный и дрожащий:

— Он никогда бы не убил Эльзу. Он любил ее.

И все-таки я подумал, что это не совсем «нет».

Время шло. Еще оставалось несколько часов дневного света, но я не знал, нужно ли лунам поцеловаться именно над Эмписом, чтобы открылся Колодец Тьмы; как я думал, они могли сделать это на другой стороне света с тем же ужасающим результатом. Глаза Беллы и Арабеллы на высоком центральном столбе солнечных часов бегали взад-вперед, словно подтверждая эту идею.

Я повернулся и позвал остальных.

7

Мы обошли солнечные часы, но с одним исключением: Радар прошла прямо по ним, остановившись только затем, чтобы помочиться рядом с центральной осью, что заставило меня вспомнить Эрис и мертвую великаншу.

Лучи на площади-карусели сливались в широкую центральную дорожку, которая заканчивалась у семи дверей. Подергав ту, что посередине, и обнаружил, что она заперта. Я велел ей открыться во имя Лии из Галлиенов, местной версии «сезама», и она послушно открылась. Я ждал этого, но случилось и что-то еще, чего я не ожидал. Здание, казалось, содрогнулось при звуке имени принцессы. Я не столько увидел это, сколько почуял, как почувствовал глухой удар под моими ногами, когда шестьсот или семьсот фунтов отныне мертвого веса Ханы рухнули на землю.

Разноголосица шепчущих голосов, слышимых не столько ушами, сколько мозгом, внезапно оборвалась. Я не был настолько глуп, чтобы поверить, что весь дворец освобожден от проклятия, но мне стало ясно, что силой обладал не только Губитель Летучих. «Было бы лучше, если бы она могла сказать это сама», — подумал я, но, конечно, она не могла.

За дверями находился обширный вестибюль. Когда-то, как и Дом троллейбусов, он был украшен большой круглой фреской, но ее залили черной краской, так что от нее осталось только несколько монархов высоко под потолком. Я снова подумал о фанатиках ИГИЛ, уничтожающих сокровища культуры цивилизаций, которые процветали задолго до них.

В центре вестибюля стояло несколько выкрашенных в красный цвет турникетов, мало чем отличавшихся от тех, через которые мы с папой не раз проходили на Поле гарантированных ставок, когда ездили в Чикаго посмотреть игру «Уайт Сокс».

— Я знаю, где мы находимся, — пробормотал Йота. — Подожди, Чарли. Одну минуту.

Он взбежал по одному из пандусов, посмотрел и примчался обратно.

— Ложи пусты, как и поле. Они все ушли. Тела тоже унесли.

Лия бросила на него нетерпеливый взгляд, который, казалось, спрашивал, чего он еще ожидал, а потом повела нас налево. Мы прошли по круглому коридору мимо ряда закрытых ставнями кабинок. Радар мягко ступала рядом со мной. Если возникнут проблемы, я ожидал, что она почует это первой, однако пока она казалась настороженной, но спокойной. Миновав последнюю из кабинок, я остановился, уставившись на то, что увидел. Остальные сделали то же. Только Лия не проявила никакого интереса к тому, что так поразило меня. Она прошла еще немного, прежде чем поняла, что мы не следуем за ней. Она снова сделала тот же круговой торопливый жест, но мы на какое-то время застыли.