Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин

не упомянул, что если бы Япония пошла на это, то поддержал бы иную форму экономических санкций – замораживание японских финансовых активов в Соединенных Штатах, что существенно ограничило бы возможности Японии по приобретению нефти. Даже Халл, совершенно больной и обессиленный, позвонил с курорта, чтобы присоединить свой голос к сторонникам усиления контроля над экспортом – без развязывания войны против Японии.

Великобритания выразила озабоченность тем, что тотальное эмбарго может ускорить подготовку Японии к наступлению на южном направлении, а британцы были далеко не уверены, что Вашингтон готов к возможным последствиям, в том числе и к войне. Но в Вашингтоне введению новых ограничений сопротивлялось только командование армии и флота, которое готовилось к операциям в Атлантике и Европе и старалось выиграть как можно больше времени для подготовки маневров.

24 июля 1941 г. по радио сообщили, что японские военные корабли вошли в бухту Камрань и что с контролируемого ими острова Хайнань на юг вышел десяток военных транспортов с целью оккупации Южного Индокитая. В тот же день Рузвельт, принимая посла Номуру, предложил объявить Индокитай нейтральным. Он заявил, что до сих пор, несмотря на «ожесточенную критику», предотвращал все попытки прекратить экспорт нефти в Японию только для того, чтобы не дать японцам повод для нападения на Ост-Индию. Это привело бы, указал он, в конечном счете к прямому конфликту с Соединенными Штатами, и ясно дал понять, что «после этого шага, предпринятого Японией в Индокитае», он уже вряд ли сможет противостоять внутреннему давлению относительно ограничения экспорта нефти в Японию.

Нужное средство было уже под рукой. Рузвельт не хотел введения полного эмбарго. Он хотел закрутить гайки, но не сильно, а лишь, как он сам выразился, «на день, на два», пользуясь гибким экономическим инструментом применительно к конкретным обстоятельствам. Его целью было держать Японию в состоянии максимальной неопределенности, но не подталкивать ее к пропасти. Президент считал, что следует использовать нефть как дипломатический рычаг, а не как спусковой крючок, нажав на который можно развязать войну. Он не хотел, как заявил британскому послу, вести две войны одновременно. Программу, соответствующую президентской цели, предложил заместитель государственного секретаря Самнер Уэллес. Согласно ей поставка нефти сохранялась на уровне 1935–1936 гг., но запрещался экспорт любых ее сортов или нефтепродуктов, на основе которых может быть произведен авиационный бензин. Экспортные лицензии вводились на все виды нефти. Вечером 25 июля правительство объявило о замораживании всех японских финансовых активов в Соединенных Штатах. Для любых операций с замороженными фондами, включая покупку нефти, требовались лицензии, т. е. правительственные разрешения. 28 июля Япония начала давно готовившееся вторжение в Южный Индокитай, сделав еще один шаг к войне.

Новая американская политика не предполагала полного прекращения поставок нефти, по крайней мере открыто, но в результате принятых мер получилось фактически полное эмбарго. Основную роль в этом сыграл помощник государственного секретаря по экономическим вопросам Дин Ачесон, один из немногих высших чиновников Государственного департамента, выступавших за тотальное эмбарго. После консультации с Министерством финансов он превратил указ от 25 июля в полный запрет на высвобождение замороженных фондов, необходимых японцам для покупки нефти. «Политика или нет, но есть некое положение дел, – заявил Ачесон позднее. – Впредь до дальнейших распоряжений оно останется прежним». С начала августа из Соединенных Штатов в Японию нефть больше не поставлялась. Два японских танкера остались стоять в гавани Сан-Педро близи Лос-Анджелеса, дожидаясь погрузки законтрактованной нефти[274].

«Мы должны действовать так же решительно, как и США», – заявил британский министр иностранных дел Энтони Иден. И британское, и голландское эмигрантское правительство совершенно запутались с американской политикой. Великобритания все же ввела замораживание и эмбарго, прекратив поставки с Борнео. Аналогичным образом поступила Голландская Ост-Индия.

К концу июля 1941 г. Япония завершила оккупацию Южного Индокитая. «Сегодня по их мрачным лицам я понял, что они всерьез взялись за дело, – сообщил посол Номура в Министерство иностранных дел в Токио после очередной встречи с американскими чиновниками, состоявшейся 31 июля. – Следует ли мне указывать вам, господа, что, по моему мнению, необходимо безотлагательно принять какие-либо примирительные меры». Министр иностранных дел в резкой форме пресек беспокойство посла. После японской агрессии в Индокитае и последовавшим за этим замораживанием японских фондов в Америке, на практике означавшим нефтяное эмбарго, начался отсчет времени. Как Номура позднее сказал Халлу, «японское вторжение в Южный Индокитай в конце июля… повлекло за собой… меры по замораживанию, что, в свою очередь, означало фактическое эмбарго и вызвало в Японии ответную реакцию и, следовательно, дальнейший рост напряженности».

Но эмбарго само по себе не означало полной конфронтации. По существу, для США, а также для Великобритании и Нидерландов это был единственный способ выразить свое отношение к японской агрессии в Юго-Восточной Азии и нацистскому вторжению в Советский Союз. Соединенные Штаты оказались перед перспективой остаться единственной свободной территорией между Европой и Азией, находящимися под контролем стран Оси. Вот почему Рузвельт пытался использовать свой нефтяной рычаг. Для японцев, однако, это было последнее звено в цепи «окружения» их враждебными державами. Токио отказывался признать, что изрекает пророчества, которым сам же и следует. Эмбарго было результатом четырех лет японской военной агрессии в Азии. Япония сама загнала себя в угол: единственная нефть, доступ к которой у нее был, находилась в ее собственных недрах. Никаких иных источников пополнения запасов нефти в случае прекращения поставок из Америки и Ост-Индии у Токио не было. Чтобы обеспечить возможность продолжать войну, следовало начинать войну[275].

«Мы не в состоянии выдержать это»

Поначалу командование японского военно-морского флота с большей осторожностью относилось к конфронтации с Соединенными Штатами, чем армейское командование. Но после объявления эмбарго положение стало иным. Позднее один японский адмирал заявил: «При отсутствии поставок нефти линейные корабли и все прочие боевые суда были не чем иным, как пугалами». Начальник генерального штаба военно-морского флота адмирал Осами Нагано в докладе императору подчеркнул, что нефтяных резервов Японии, если их не пополнять, хватит не более чем на два года. Паническое настроение, царившее в японских внешнеполитических кругах, наглядно отразилось в секретных сообщениях, направленных новым японским министром иностранных дел Теидзиро Тойода послам Японии в Берлине и Вашингтоне: «Торговые и экономические отношения Японии с третьими странами, подчиняющимися Англии и Соединенным Штатам, постепенно становятся все более напряженными, и мы больше не в состоянии выдержать это, – писал он 31 июля 1941 г. – Поэтому наша империя в целях сохранения своего существования должна принять меры по обеспечению поставок сырья из южных морей. Наша империя должна немедленно разбить крепнущую цепь окружения, которая куется под руководством и при участии Англии и Соединенных Штатов, действующих, как коварный дракон, притворившийся спящим».

Совершенно иначе