Тени сумерек - Берен Белгарион

— Ложись и отдыхай, — Финрод встал. — С закатом у тебя будет песнь. Какие слова ты хочешь сказать или услышать, чтобы чары вступили в действие? Это не должны быть слова, которые можно услышать в любую минуту, но не должны быть и такие, которые нельзя сказать почти в любую минуту, чтобы не вызвать подозрений…

— Я придумал, — сказал Берен, и назвал гномскую поговорку, слышанную от Мельхара. Финрод не стал сдерживать смех.

— Хорошо, это подойдет, — он разом посуровел. — Теперь же отдыхай.

Какое-то время Берен просто валялся на сухой траве, глядя в небо и следя за колышущимися на ветру паутинками. Потом его сморило. Но вечерний холодок еще не успел прокрасться под плащ, как Финрод разбудил его. Над плечом эльфа горели две ранних звезды — словно пристроилась незримая ясноглазая птица.

— Просыпайся, Берен. Пора.

Горец вскочил и встряхнулся.

— Будешь ли ты тоже погружать меня в чародейский сон, как это делала Тинувиэль?

Финрод улыбнулся.

— Песнь сложена и пропета, Берен. Ты просто забыл — потому что должен был забыть.

— Обидно, король. Твоей лучшей песни так никто и не услышит…

— И хорошо, — отрезал Финрод. — Ее не должно было слышать никому. Ее и петь-то не стоило…

— Что будет теперь? — спросил Берен. — Если боги сохранят от плена — так я и буду с этим ходить до конца жизни?

— Есть слово-замок и слово-ключ, — сказал Финрод. — Замок в твоей власти, а вот ключ ты должен доверить еще кому-то, кроме меня. Ты можешь сказать его даже многим, не объясняя его смысла, — эльф назвал слова ключа.

— Заклятие снять будет легко: ты должен сказать замок, а потом кто-то скажет ключ. И ты свободен. Если я не ошибся, ты будешь помнить эту песнь как песнь.

— А под заклятьем?

— Если бы я мог знать это твердо… Я все сделал для того, чтобы под заклятьем ты помнил песнь как нечто, поистине происходившее с тобой. А так оно будет или нет — боюсь, что не узнаю, прежде чем все кончится.

Они обо многом переговорили, пока ночь не сгустилась — последняя теплая ночь этого года.

* * *

«Ничего не бойтесь, потому что Валар с нами, пока мы правы», — слова эти все еще звучали у Гили в сердце, хотя Берен сказал их утром, а теперь день переломился на вечер.

…Листья опали в одну ночь, словно сговорившись: утром Руско вышел из коша, глядь — а на земле их больше, чем на деревьях. Золотой их цвет был таким живым и свежим, что не верилось в их скорое умирание.

У Гили замерло сердце — Берен назначил свой отъезд на день листопада.

…Луна выходила теперь рано, и долго висела на небосклоне вместе с солнцем. Она уже пошла на ущерб, и смахивала то ли на круг жирного желтого сыра, то ли на лицо толстой старухи, которую перекосило от зубной болячки. Словом, нехороший у нее был вид, совсем не такой, когда она шла в рост — полупрозрачная пепельная белизна. Она скользила за деревьями с той же скоростью, с какой Митринор и Лаэрос перебирали копытами, бледный ее свет путался в темном кружеве ветвей и словно бы отражался в оставшихся листьях.

Выехали они не так чтобы очень рано — Берен не хотел, чтобы все, кто будет его слушать, пребывали в дреме спросонья. Все утро он проговорил с командирами, а прощальное свое слово сказал уже с седла.

— Будьте бдительны, — говорил он. — Потому что я и сам не знаю, когда вернусь. Не ослабляйте внимания ни в какой день, ни в какой час. Ибо не знаете, кто раньше придет с Севера — я или орки. Будьте готовы в два дня собраться и скакать, куда я позову. Будьте готовы отразить удар, если я не вернусь. Надейтесь на Валар и призывайте их каждый день; чтите короля Ородрета и князя Халмира, слушайтесь командиров, остальным же спуску не давайте…

Смерти не бойтесь: от нее никто единожды не убежал и дважды не потерпел. Знамений не ищите, слухам не верьте, на гадания плюйте в левую сторону. Только на север поглядывайте.

Что ни день — упражняйтесь в ратной науке, бейтесь для потехи друг с другом, стреляйте в цель. Пусть ни один ремень не сгниет, ни одна тетива не отсыреет, ни один меч не заржавеет. Пусть я найду вас более сильными и умелыми, чем покинул.

— Пусть удача пребудет с тобой, ярн, — сказал Брандир, оставленный за самого старшего.

Берен кивнул ему.

— Не в последний раз видимся.

Наподдал Митринор пятками и, не дожидаясь, пока откроют ворота в ограде, махнул прямо через нее.

Если бы Гили попытался выкинуть такую штуку, его конек повис бы на кольях палисада с распоротым брюхом; так что он спокойно дождался, пока парни вынут подпирающие ворота колья и отодвинут бревенчатую загородку в сторону.

С ним никто не прощался: ему ведь предстояло вернуться.

Теперь они ехали вдвоем через прозрачные перелески. По правую руку сквозь деревья временами поблескивала холодная сталь Сириона, по левую — дымчатое переплетение ветвей скользило по пухлой Луне. Гили не пришлось напрягаться, запоминая дорогу — Сирион послужит путеводной нитью. За день Берен так и не сказал ему ни слова, хотя и не молчал, почти все время тихо напевая себе под нос.

Ночевать стали там, где Сирион сливался с Орнолином, небольшой речкой, бегущей со склонов Эред Ветрин. Отсюда были уже видны сами вершины Сумрачных гор, ярко горящие вечерним огнем. Но их сияние затмевали царящие над всей этой местностью пики Криссаэгрим.

Берен и Гили остановились в густой рощице, в сени старых вязов. Это была уже почти граница охраняемых земель, костра здесь разводить было нельзя.

Лишь на привале Гили решился завести разговор.

— Лорд, — сказал он. — А ты Брандиру что-нибудь говорил про… ну, про эльфийский шар?

— Нет, — ответил Берен, слегка приподняв брови, словно удивляясь такому глупому вопросу. — Брандир знает, что вы — разведка. Все прочее ему знать незачем. О чем еще спросить хочешь?

Гили поворошил ногой сухую листву.

— Я думал — неспроста ты меня с собой взял. Хотел чего-то сказать. Потому что Митринор ведь… она и сама дорогу нашла бы.

— А еще что думал?

— Да больше ничего вроде… А почему я, а не Рандир и не Аван?

— Потому что ты, Руско, с виду — сущий теленок, не в обиду тебе, и те, кто будут ждать подвоха от Авана или Рандира, никак не будут ждать его от такого вот сельского лопуха.

Берен потянулся, потом плотнее завернулся в плащ.

— Если я буду жив, но в плену, — тихо сказал он. — На Авана с Рандиром будет мало надежды, потому что меня будут стеречь. А вот ты, может, и сумеешь до меня добиться. И вот тогда ты споешь: «В злой час пала тьма, изменив всех нас». Помнишь эту песню?

Гили помнил.

— И что тогда будет?

— Если ничего не будет — сделаете с Палантиром как я сказал. А если что-то будет, то я уж дам тебе знать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});