Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

из утренних облаков».

Наш фургон двигался в центре колонны полицейских машин. Впереди этого кортежа ехали лимузины с высокопоставленными полицейскими чиновниками. Дворец правосудия был забит вооруженными полицейскими. Чтобы избежать огромной толпы наших сторонников, которые собрались перед зданием суда, наш фургон подъехал к его тыльной части через большие железные ворота. По всему зданию навытяжку стояли полицейские с автоматами. Когда мы вышли из фургона, то услышали, как наши сторонники поют и скандируют различные лозунги в нашу поддержку. В самом Дворце правосудия нас провели сначала в камеры под залом судебных заседаний, где мы находились до момента открытия судебного процесса, который был назван в прессе Южной Африки и во всем мире как «самый значительный политический процесс в истории Южной Африки».

Когда нас вывели из камер, каждого из обвиняемых сопровождали два вооруженных надзирателя. Войдя в богато украшенный, с высокими потолками зал судебных заседаний, каждый из нас повернулся к присутствовавшим в зале и поднял сжатый кулак – приветствие Африканского национального конгресса. На галерке для зрителей наши сторонники выкрикивали: «Amandla!» («Власть!»), «Ngawethu!» («Власть – наша!») и «Mayibuye Afrika!» («Да здравствует Африка!»). Это очень сильно воодушевляло нас, но для наших сторонников представлялось достаточно рискованным шагом, поскольку полиция записала имена и адреса всех зрителей на галерке и фотографировала их, когда они покидали зал суда. На судебном заседании присутствовало также множество отечественных и международных журналистов и десятки сотрудников разных загранпредставительств в Южной Африке.

После того как мы вошли, группа полицейских образовала плотный кордон между нами и присутствовавшими в зале суда. Мне было крайне неприятно появляться в суде в тюремной одежде (шортах цвета «хаки» и легких сандалиях), однако у меня как у осужденного просто не было другого выбора. Многие позже отмечали, что я выглядел весьма плохо – и не только из-за своей одежды. Я провел в одиночной камере несколько месяцев и потерял более двадцати пяти фунтов[65]. Вой дя в зал суда, я постарался максимально собраться и улыбнуться галерке для зрителей. Встреча, пусть даже и в таком формате, со сторонниками нашего дела освобождения была для меня лучшим лекарством.

Были приняты повышенные меры безопасности, так как всего за несколько недель до этого Артур Голдрайх, Гарольд Вольпе, Мози Мула и Абдулхай Йассат, подкупив молодого охранника, сбежали из тюрьмы. Артур Голдрайх и Гарольд Вольпе смогли переправиться в Свазиленд, переодевшись священниками, а оттуда улететь в Республику Танганьика. Их побег пришелся на время правительственной истерии по поводу подпольной деятельности активистов Африканского национального конгресса и был широко освещен в средствах массовой информации. Это стало позором для правительства Национальной партии и укрепило наш моральный дух.

Председательствующим судьей на процессе в Ривонии был мистер Куарт де Вет, верховный судья провинции Трансвааль. Он сидел на судебном процессе в ниспадающей красной мантии под деревянным балдахином. Куарт де Вет был одним из последних судей, назначенных на свою должность Объединенной партией до прихода к власти африканеров-националистов, и не относился к числу проводников политики правительства Национальной партии. Он считался невозмутимым судьей, который проводил судебные заседания с совершенно непроницаемым выражением лица и без всякого снисхождения относился к чужой глупости. Главным прокурором был Перси Ютар, заместитель генерального прокурора провинции Трансвааль, который мечтал стать генеральным прокурором Южной Африки. Это был парень небольшого роста, лысый, щеголеватый. Когда он сердился или волновался, его голос становился писклявым. У него была склонность к драматическим и высокопарным фразам, которые порой грешили недостаточной точностью.

Открывая судебное заседание, Перси Ютар встал и обратился к суду: «Ваша честь, я начинаю дело ”Государство против Национального верховного командования и других“!» Я был обвиняемым номер один. Перси Ютар передал суду обвинительное заключение, обратившись к нему с просьбой немедленно предъявить нам обвинения и провести судебное разбирательство в упрощенном порядке. Таким образом, нам первый раз представили обвинительное заключение, которое до этого момента держалось от нас в строгой тайне, хотя сторона обвинения передала его изданию «Рэнд Дейли Мейл» и то опубликовало его в тот же день в своем свежем номере. Согласно этому заключению, одиннадцать из нас обвинялись в соучастии в более чем двухстах актах подрывной деятельности, направленных на содействие насильственной революции и вооруженному вторжению в страну иностранных войск. Государственное обвинение утверждало, что мы являлись участниками заговора с целью свержения правительства.

Нас обвинили в подрывной деятельности и заговоре, а не в государственной измене, потому что, согласно закону, для подтверждения фактов ведения подрывной деятельности и организации заговора не требуется столь обширной доказательной базы, какая необходима для подтверждения фактов государственной измены. Но высшая мера наказания (смертная казнь через повешение) предусмотрена в обоих случаях. При рассмотрении дела о государственной измене обязанность сбора доказательной базы ложится на сторону обвинения. Она должна привести неопровержимые доказательства своей правоты, представив не менее двух свидетелей для дачи показаний по каждому пункту обвинения. Согласно Закону о подрывной деятельности, бремя доказательства невиновности обвиняемого лежит на стороне защиты.

Когда очередь дошла до стороны защиты, то Брэм Фишер встал и попросил суд отложить слушание дела на том основании, что у защиты не было времени подготовиться к нему. Он отметил, что некоторые обвиняемые содержались в одиночном заключении в течение неоправданно длительного времени. Гос обвинение имело возможность для подготовки к судебному процессу в течение трех месяцев, а защита получила обвинительное заключение лишь в день начала этого процесса. С учетом этого заявления судья Куарт де Вет объявил трехнедельный перерыв до 29 октября.

Мне было крайне неприятно обнаружить, что Винни не смогла прийти на первое судебное заседание. Из-за введенного против нее правительственного запрета, который означал ограничение на выезд из Йоханнесбурга, ей требовалось разрешение полиции, чтобы попасть во Дворец правосудия в Претории. Она обратилась за таким разрешением – и получила отказ. Я также узнал, что полиция провела в нашем доме обыск и задержала молодого родственника Винни. Винни была не единственной среди жен наших коллег, которую власти стали преследовать. Пользуясь положениями Закона о 90-дневном задержании, полиция арестовала Альбертину Сисулу и Кэролайн Мотсоаледи, а также младшего сына Уолтера Сисулу, Макса. Заключение в тюрьму жен и детей борцов за свободу являлось одним из самых варварских методов государственного давления на нас. Многие мужчины в тюрьме были способны справиться со всеми испытаниями, которым они подвергались, но вынести мысль о том, что власти точно так же поступают с их семьями, им было крайне сложно.

Впоследствии Винни обратилась к министру юстиции, который разрешил ей присутствовать на судебном процессе над нами при условии, что она откажется от традиционной одежды. По иронии судьбы, то же самое правительство, которое рекомендовало нам