Море серебряного света - Тед Уильямс

Вопрос ее опечалил. Она сказала, что дети-обезьянки хотели уйти за ворота вместе с Орландо и Фредерикс, но их отвлек хаос в храме Ра, и они все остались, когда ворота закрылись.

Бонни Мей Симпкинс сказала, что она пыталась спрятать их, и когда солдаты нашли ее и Нанди, то дети-обезянки успели улететь, преследуемые стражами храма. Скорее всего, добавила она, их схватили и убили, потому что дети, еще даже не ходившие в школу, не могли рассказать Дреду ничего полезного.

И она продолжила рассказывать об ужасах, которые она и Нанди испытали, главным образом потому, что Дред знал, что их видели в компании Орландо и Фредерикс. У меня опять все похолодело внутри — достаточно плохо то, что скоро мы окажемся в руках Дреда, но еще хуже, что, оказывается, он активно ищет нас. И, похоже, заранее приготовил свою месть.

Но мысль о детях-обезьянах Орландо никак не хотела уходить из головы.

Я как бы повернула за угол. Я здесь и примирилась с мыслью о смерти, даже такой неприятной, которая нас ждет, но не могу пассивно ее ждать. Я сейчас расскажу, к чему это привело. Я все менее и менее внимательно слушала ужасные рассказы Бонни Мей Симпкинс, потому что… потому что мне нужно было подумать о чем-то другом. Теперь я понимаю почему Рени упрямо, закусив удила, всегда идет вперед — когда ты не можешь сделать нечего, ты должна сделать хоть что-нибудь.

Мы все умрем. Именно краткость придает жизни ее форму и даже красоту. Тогда почему мы должны думать о чем-нибудь другом, кроме собственных удовольствий? И, зная, что все может кончиться буквально в любое мгновение, не сдаемся?

Я не знаю ответа. Но знаю, что теперь не сдамся никогда.

Я сказала паре из Круга: «Не думаю, что маленьких обезьянок схватили. Дреду нравится ломать вашу волю — он любит это даже больше, чем причинять физическую боль. И он хочет заставить вас рассказать все, что вы знаете о Рени и всех нас. Так что если бы стражники схватили их, он стал бы мучить вас, расписывая в подробностях, что собирается с ними сделать. Он бы наслаждался, занимаясь этим.»

«Быть может они действительно сбежали, — сказала Бонни Мей Симпкинс. — Пусть Бог поможет им, будем надеяться, что они в безопасности — бедные малыши». Я почти чувствовала, как она призывает последние капли оптимизма, еще сохранившиеся в ее душе, и опять устыдилась своего прошлого поведения.

Флоримель вспомнила, что Орландо и Фредерикс говорили о Нанди, и спросила, не может ли он открыть ворота прямо здесь, в тюрьме. Медленно и мучаясь от боли — я думаю, что у него сломано несколько ребер, хотя это очень трудно объяснить, учитывая то, что мы все в виртуальных телах — он объяснил, что может открыть ворота только в предназначенном для этого месте, и, определенно, не в этой тюрьме. Пока он говорил, я всерьез задумалась о том, что возможно, а что нет, и что на самом деле мы пленники не в каменном храме, а в идее храма.

Постепенно ко мне начали приходить и другие идеи. Ничего особенного, ничего такого, что могло бы взломать двери или убить стражников, но у меня появилось занятие, спасибо и за это. Нанди закончил свои объяснения, и я попросила остальных какое-то время помолчать. Даже Т-четыре-Б — который, на самом деле, был необычно сдержан с того мгновения, как к нам бросили Нанди и Бонни Мей Симпкинс — не запротестовал.

Как мне представляется, эта виртуальная вселенная составлена из сказок, и я подозреваю, что, частично, сама в этом виновата. Во всяком случае я верю, что помогала наполнить Иного сказками, когда система создавалась и идентифицировала сама себя. В частности из сказок он черпает свои надежды, если такое можно сказать об искусственном интеллекте. И, если говорить о нас, каждый стал олицетворением какого-нибудь характера — Рени, например, храбрый и иногда слишком упрямый герой, !Ксаббу — мудрый советчик, Пол сражается с судьбой, загадка для остальных, и так далее. Долгое время я считала, что моя роль прозрачно ясна. Слепая пророчица — я даже пошутила об этом в одном из указателей к записям моего дневника, для последующего использования. Но, с помощью !Ксаббу, я делала намного больше, открывая ворота там, где не мог никто другой. На самом деле много раз необычные особенности места давали мне возможность сделать то, что не мог никто из моих друзей.

Вероятно я волшебница — ведьма. Надеюсь, что добрая.

Здесь, в вымышленном мире, у меня есть сила. Пока я сидела в камере, размышляя о попытках Нанди заставить систему работать, я сообразила, что еще не полностью высвободила свою силу. И разве может быть лучшее время, чем сейчас, когда Дред может появиться в любое мгновение?

Я попросила товарищей помолчать и попыталась увидеть то, что находилось за стенами нашей маленькой камеры. Я уже неоднократно делала это, в мире Дома или в Жилище Заблудших, но всегда находилась на открытом месте и я могла считывать информацию с потоков воздуха и долгих эхо, хотя не всегда могла их идентифицировать. Мне всегда казалось, что мои способности — продолжение обычных чувств, и я думала, что они достаточно ограничены, но только сейчас сообразила, что не знаю, правда ли это. Пока мои друзья ждали в растерянной боязненной тишине, я открыла себя и попыталась увидеть, услышать, почувствовать — на самом деле нет подходящего слова — то, что находится снаружи.

Исследуя систему вместе к !Ксаббу, я всегда ощущала фундаментальное различие между его восприятием и моим, как между игрой в веревочки и ее математическим обоснованием — оба помогают постигнуть мир, но различие никогда полностью не исчезнет. Сейчас я начала думать о том, что означает эта разница — почем совсем молодой человек со столь малым опытом в области информации может воспринимать то, что я, после стольких лет учебы и со своими расширенными способностями, воспринимаю с большим трудом? Причина, решила я, в том, что я сама себя ограничиваю. Народ !Ксаббу научил его принимать все, что посылает мир, и, тщательно исследовав самые важные детали, реагировать соответственно. Кроме того он очень умен в высшей степени гибок. Оказавшись лицом к лицу с новым миром, он не пытается привести его в соответствие со своими ожиданиями, но прежде всего старается понять законы и правила мира, без предрассудков и предвзятых представлений, черпая информацию отовсюду.

Но меня — и всех нас, я думаю — обманывает невероятная правдоподобность этой сети, и мы пытаемся понять этот мир, как если бы он был настоящим. Даже используя те удивительные возможности, которые у меня есть, я разрешала себе слышать только то, что могла услышать, касаться того, что могла коснуться и направляла результаты в то, что можно назвать моделью настоящего мира. Какая-то дьявольская ирония — слепая женщина отчаянно борется за то, чтобы превратить мир, в котором она превосходит своих товарищей, в нечто, более похожее на настоящий мир, в котором она им уступает.

Итак, что бы сделал !Ксаббу? Даже охваченная ужасом и отчаянием, я мысленно улыбнулась. Что бы сделал !Ксаббу? Открыл себя. Дал бы окружающему миру заговорить и слушал, без всякого предубеждения, не пытаясь втиснуть информацию в заранее нарисованную схему.

Я попыталась сделать то же самое.

Во первых я обнаружила, что все еще страшно напугана, несмотря на внешнее спокойствие. Сердце билось слишком быстро, мысленно я все еще слышала испуганное дыханье Пола Джонаса в тот момент, когда его схватили стражники, как если бы эхо этого события навсегда поселилось в нашей камере. Эта мысль привела меня к другой, которую я на мгновение отставила в сторону, сосредоточившись на том, чтобы успокоиться и очистить сознание. Я сделала все, что могла, но была слишком слабой, чтобы за несколько минут достичь нужной степени спокойствия.

Труднее всего было избавиться от мысли, что стены камеры и весь храм — настоящие и твердые. Я полагаю, что мистики и ученые делают подобные усилия, чтобы воспринимать физический мир как сочетание энергий. У меня было смутное представление о том, что находится за пределами нашей тюрьмы — звуки, запахи — и они уже были более существенны для меня, чем для любого из моих друзей, но мне надо было намного больше. Я должна была заставить себя воспринимать их по меньшей мере такими же существенными, как и то, что находится внутри камеры, заставить стены замерцать, становясь несущественными, и так до тех пор, пока бы все эти симуляции препятствий не стали дополнительными источниками информации. Переводя на язык зрения, я должна была научиться глядеть сквозь стены, а не на них.

Потребовалось много времени, но все-таки это произошло, достаточно внезапно — простой изгиб восприятия, и я почувствовала, как информация открывается передо мной, уровень за уровнем, информация о стражниках в коридоре, такая же существенная, как и информация о товарищах в камере. Один из них почесал голову. Я засмеялась. Я чувствовала себя так, как будто открыла секрет фокуса, как в детстве в тот день, когда научилась ездить на двухколесном велосипеде. Я двигалась осторожно, все дальше и дальше, вдоль стены-информации на дальней стороне коридора, потом скользнула сквозь нее, проверяя коридоры и комнаты.